Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду — страница 16 из 81

[18].

Аргумент к авторитету является классическим случаем неформальной ошибки. Она возникает, когда в посылке аргумента содержится вольная или невольная неточность или погрешность; ошибка в таких случаях происходит, несмотря на безупречную логику рассуждений. Что именно “не так” в посылках может варьировать в очень значительной степени: посылка может быть слишком слабой для данного вывода, или может быть высказана слишком двусмысленно, или в ней может содержаться ложное обобщение. Язык дает нам необозримое число способов для самовыражения, но столь же идеально он служит цели сокрытия сомнительных смыслов под покровом пустого красноречия. Аргументы к авторитету опираются, как правило, на монолитную, неизменную интерпретацию опыта. Однако такой подход рушится, когда быстро раздвигаются границы знания.

В сороковые годы девятнадцатого века венгерский врач немецкого происхождения Игнац Филипп Земмельвейс стал заведующим акушерским отделением Центральной Венской больницы. В то время, когда Земмельвейс прибыл в Вену, увеличение числа внебрачных беременностей привело к прокатившейся по Европе волне детоубийств. Для того чтобы ее остановить, по всему континенту начали поспешно открывать бесплатные медицинские учреждения для незамужних матерей. При Центральной Венской больнице появились две такие клиники. Все это происходило задолго до открытия антибиотиков, и деторождение было делом достаточно рискованным. Многие матери умирали после родов от инфекционных осложнений. Как ни странно, несмотря на то, что две венские акушерские клиники были очень похожи, в одной из них смертность от родильной горячки была намного выше, чем в другой. Этот факт был хорошо известен будущим матерям, и они умоляли поместить их во вторую клинику и были готовы рожать даже на улице, лишь бы не попасть в страшную первую клинику.

Эта непостижимая разница в смертности не давала Земмельвейсу покоя, но, по крайней мере поначалу, его попытки разобраться в причинах успеха не имели. В 1847 году, производя рутинное патологоанатомическое вскрытие, коллега Земмельвейса Якоб Коллечка случайно порезался скальпелем, после чего заболел и умер. Страшная смерть друга подсказала Земмельвейсу долго ускользавшее решение: мучительные симптомы, наблюдавшиеся у Коллечки, были идентичны симптомам болезни, уносившей жизни рожениц, которых безуспешно пытался лечить Земмельвейс. Проанализировав причины смерти Коллечки, Земмельвейс заключил, что источником инфекции были разлагающиеся органические вещества: болезнь переносили трупные частицы. Это предположение подкреплялось разницей в смертности между двумя клиниками, секрет которой Земмельвейсу до тех пор разгадать не удавалось. Он выяснил, что врачи первой клиники в свободное от лечения женщин время оттачивали хирургическое мастерство на трупах в морге. Ради проверки своей гипотезы Земмельвейс ввел неукоснительное гигиеническое правило: обработку рук раствором хлорной извести для того, чтобы смыть с них трупные частицы и избавиться от зловония смерти. После этого смертность в первой клинике резко пошла вниз и в течение месяца сравнялась со смертностью в более безопасной второй клинике. Заболеваемость родильной горячкой стала беспрецедентно низкой.

Однако, невзирая на неоспоримый успех проведенного Земмельвейсом эксперимента, медицинский истеблишмент принял его нововведения в штыки. Да, медицина девятнадцатого века стояла на пороге новой эры, но врачи старой школы продолжали исповедовать древние концепции, истово веруя, что все болезни являются следствием дисбаланса четырех “гуморов” – крови, желтой желчи, слизи и черной желчи. Соответственно, роль врача заключалась в восстановлении нарушенного равновесия при помощи, например, кровопускания. Многие врачи продолжали находиться под дурманящим влиянием античных учений и имели весьма смутное представление о научном методе. Такое положение дел вело к тому, что в медицине царило господство сильных личностей с безапелляционными суждениями, а многие лечебные манипуляции зиждились на ритуалах, а не на строгих доказательствах.

Открытие Земмельвейса не только бросило вызов традициям этой школы, но и оскорбило многих врачей, которые почувствовали себя уязвленными: какой-то сопливый выскочка посмел заподозрить их в том, что они недостаточно чисты! Некоторые же просто отмахнулись от выводов Земмельвейса, утверждая, что человек, оспоривший медицинские авторитеты, априори не может быть правым. К 1865 году у Земмельвейса, под влиянием неприятия его методов работы, стали проявляться признаки душевного расстройства. Он начал злоупотреблять спиртным и писать злобные письма своим противникам, причем каждое следующее письмо было язвительнее предыдущего. В гневе он называл акушеров “безответственными убийцами” и “невеждами”. Такое поведение повредило его положению и оттолкнуло от него здравомыслящих, не столь догматичных врачей. В возрасте 47 лет Земмельвейса поместили в психиатрическую лечебницу.

В те времена психиатрия была озарена светом научного поиска в еще меньшей степени, чем гинекология. Земмельвейса одевали в смирительную рубашку и обливали ледяной водой. После попытки бегства его жестоко избили. Спустя всего две недели Земмельвейс, по мрачной иронии судьбы, подхватил инфекцию и умер, покинутый и забытый почти всеми. На его похоронах присутствовала лишь горстка родственников и близких друзей[19]. Преемник Земмельвейса с презрением отменил все его нововведения, уверенный в том, что ошибается всякий, кто выступает против авторитетов. Смертность снова взлетела до небес. Потребовалось несколько десятилетий для того, чтобы понять, что мытье рук и вправду спасает жизни, но за это время великое множество молодых женщин заплатили за невежество страшную цену.

Жуткую историю Земмельвейса часто приводят как наглядный случай использования аргумента к авторитету. В какой-то степени это верно, но реакция современников на открытие ученого была не столь примитивной, как многие себе сейчас представляют. Земмельвейс был далеко не первым, кто предложил мыть руки хлоркой, хотя, конечно, его наблюдение оказалось очень ценным. Тем не менее его гипотеза о том, что все болезни возникают от заражения трупными частицами, была в корне неправильной. Пройдут еще годы, прежде чем Луи Пастер откроет существование микроорганизмов, но даже во времена Земмельвейса было уже известно, что универсальная модель болезни очевидно неверна. Также была не слишком понятна сама суть его открытия, а душевное расстройство ученого отнюдь не помогало прояснению истины. Научная достоверность была поставлена под вопрос упрямым стремлением Земмельвейса считать, что у всех болезней только одна причина. Он отрицал воздушно-капельную инфекцию, хотя даже тогда всем было ясно, что эта позиция ошибочна. В довершение всего резкая (пускай и зачастую объяснимая) реакция на критику отнюдь не способствовала принятию остальными врачами точки зрения Земмельвейса.

Вы можете спросить, зачем я рассказываю сейчас эту историю. Ответ будет двояким: во-первых, она хорошо известна и есть некоторые свидетельства о том, что Земмельвейс – во всяком случае иногда – действительно выступал против авторитетов. Во-вторых, и это даже важнее, нюансы и подробности случая Земмельвейса отлично иллюстрируют еще более опасный и живучий порок мышления и суждения. Главная ошибка Земмельвейса заключалась в том, что он приписал всю сложность и многогранность заболеваний одной-единственной причине. Упорное стремление видеть все через упрощающую линзу сделало многие его выводы ложными. История Земмельвейса беспощадно демонстрирует еще одну частую и вредную погрешность: заблуждение единственной причины, или ошибку редукции.

Желание найти универсальную причину для множества явлений вполне закономерно. В нас от природы заложено стремление к простым объяснениям, простым историям, в которых причина и следствие четко очерчены и понятны. Однако в сложных переплетениях реальности такое положение дел является скорее исключением, чем правилом. Возможно, именно благодаря нашей жажде всеобъемлющих, легко воспринимаемых объяснений столь привлекательна для нас ошибка единственной причины, хотя, как правило, такие суждения либо абсолютно ошибочны, либо настолько упрощают действительность, что становятся абсолютно бесполезными. Тем не менее наше стремление отыскивать смысл в белом шуме означает, что мы всегда будем прибегать к подобным суждениям, невзирая на их полную пустоту и бессодержательность. Эта ошибка давно набила оскомину в политическом и информационном дискурсе, когда идеологически запрограммированные властители дум предлагают простые объяснения и решения для сложных явлений, якобы не понимая того, что зачастую сложившееся положение дел имеет множество конкурирующих причин и усугубляющих факторов. Ошибка редукции может стать проводником самых вредоносных социальных и политических измышлений, цена которых временами становится устрашающей.

В 1918 году, на исходе Первой мировой войны, высший эшелон германской армии – Главное командование сухопутных войск (Oberste Heeresleitung, OHL) – получил де-факто диктаторские полномочия. К концу весеннего наступления на Западном фронте командованию германской армии стало ясно, что война практически проиграна. Видя неизбежность поражения, OHL быстро передало номинальную власть усеченному парламенту. В условиях гражданского правления начались переговоры о перемирии, которые и положили конец войне. Однако ноябрьское перемирие 1918 года вызвало невероятное замешательство в среде националистического правого крыла германского истеблишмента; как могло случиться полное уничтожение могучей имперской военной машины? Смятение еще более усугубляли унизительные условия Версальского мира, по которым вся вина за развязывание войны была возложена на Германию.

Поражение немецких армии и военно-морского флота, бывших гордостью страны, и непомерная финансовая цена проигранной войны были восприняты военными как неслыханное унижение. Многие армейские руководители просто отказывались признавать множество разнообразных причин, приведших Германию к военному поражению. Из пепла уязвленной национальной гордости и сложных реальностей кровопролитной войны родился страшный миф: поражение Германии наверняка стало результатом подрывной деятельности предателей, окопавшихся в тылу; эти предатели давно вынашивали заговор, имевший целью разрушить Германию изнутри. И многие люди искренне поверили в этот миф, в том числе даже те, кто должен был лучше других знать истинное положение вещей. Одним из них оказался генерал Эрих Людендорф