Неразумная обезьяна. Почему мы верим в дезинформацию, теории заговора и пропаганду — страница 19 из 81

Правда, во многих отношениях вакцины пали жертвами своего собственного успеха. Воспоминания о страшных проявлениях этих болезней начали стираться в общественном сознании. Мы не видим больше людей с лицами, обезображенными оспой, не видим калек, изуродованных полиомиелитом. Из нашего совместного опыта исчез призрак детей, убитых корью, оглохших от нее или перенесших необратимые поражения головного мозга. По мере того как риск становится менее очевидным, абстрактным, страх перед болезнью уступает место самоуспокоенности. Люди забывают о том, насколько глубоко вакцинации изменили к лучшему наш мир[21]. Большую часть двадцатого века общество в целом одобряло вакцинации, если не считать маргиналов, которые не принимали иммунизацию. Но эта когорта изнывала где-то на периферии, в бессильном гневе приписывая вакцинации все мыслимые болезни. В основном эти утверждения были настолько фантастическими, что их можно было спокойно игнорировать[22]. На закате двадцатого века молодым родителям уже не надо было тревожиться о том, что их дети могут умереть в младенчестве, как это случалось с их не столь уж далекими предками. Выживание стало практически гарантированной данностью – но зато теперь у людей появились новые страхи.

Главным их содержанием сделалась растущая озабоченность по поводу нарушений развития. В конце двадцатого века среди детей наметилась тенденция к росту заболеваемости аутизмом, и это привело родителей в ужас. Признаки расстройств спектра аутизма, как правило, проявляются вскоре после того, как ребенку сделали первые прививки. В глазах некоторых это означает неприятную и опасную связь – а может, аутизм вызван иммунизацией? Никаких убедительных медицинских данных, подкрепляющих это мрачное предположение, получено не было, но зато есть данные, которые ему прямо противоречат. Эта ложная связь, вероятно, была бы постепенно оттеснена на периферию общественного сознания, если бы не неуемная активность печально известного британского гастроэнтеролога Эндрю Уэйкфилда.

В 1998 году Уэйкфилд и соавторы опубликовали в авторитетном журнале “Ланцет” небольшую статью об исследовании 12 больных детей с аутизмом; в этой статье авторы утверждали, что ими был открыт комплекс кишечных симптомов, которые сочетаются с аутизмом. Авторы назвали это расстройство аутистическим энтероколитом, а затем, уже в ходе обсуждения статьи, высказали чисто спекулятивное предположение: мол, не исключено, что эти изменения связаны с вакцинацией от кори. Это было мимолетное утверждение, лишенное какой-либо подтверждающей информации. В нормальных условиях данная шаткая гипотеза была бы отброшена как безосновательная, но Уэйкфилд сделал не вполне обычный ход – он созвал пресс-конференцию. Не будучи скован правилами ведения строгой научной полемики, Уэйкфилд объявил, что ему удалось обнаружить связь между введением вакцины от кори, свинки и краснухи и аутизмом и что эта тройная вакцина небезопасна. Его заявление послужило спусковым крючком кампании, которую развернули люди, уже давно встревоженные ростом заболеваемости аутизмом.

По крайней мере поначалу громкое заявление Уэйкфилда произвело слабое воздействие на общественный дискурс. Утверждения его противоречили множеству куда более убедительных данных. Журналисты, профессионально освещавшие положение дел в науке и медицине, оказались достаточно прозорливыми для того, чтобы распознать недобросовестность заявления и поставить заслон на пути распространения саморекламы Уэйкфилда. Однако упрямые и убежденные противники вакцинаций сумели протолкнуть историю в мейнстрим, обойдя научную журналистику и подсунув ее более доверчивым репортерам в обертке историй из жизни. Невежественные в медицине журналисты выступили от имени озабоченного тревогами простого человека и начали красноречиво увязывать симптомы аутизма с прививками, укрепляя впечатление об их причинно-следственной связи. Для активистов движения против вакцинаций, которым как воздух требовалась всеобщая паника, это был просто дар божий: к 2002 году приблизительно 10 процентов всех научно-популярных статей, опубликованных в Соединенном Королевстве, были посвящены вакцине от кори, свинки и краснухи; при этом 80 процентов этих статей написали люди, не имеющие никакого отношения ни к науке, ни к медицине. Врач и писатель Бен Голдакр кратко и емко охарактеризовал абсурдность сложившейся ситуации: “Мы все вдруг стали получать сведения и советы по поводу сложнейших проблем иммунологии и эпидемиологии от тех, кому прежде было свойственно рассказывать о происшествиях с селебрити по дороге на званые обеды”.

Такое вопиющее несоответствие между реальным научным опытом и заголовками сенсационных статей было весьма показательным; представители научно-популярной журналистики прекрасно знали о давней склонности организаторов кампаний против прививок неверно толковать данные научных исследований и достаточно хорошо владели научной методикой для того, чтобы развенчать мифологию Уэйкфилда. Когда добросовестные обозреватели писали о вакцине КСК, они, как правило, особо подчеркивали, что достоверных данных о благотворном влиянии вакцинации более чем достаточно, в то время как данных о связи вакцинации с аутизмом на самом деле не существует вовсе. Однако на фоне шумной и крикливой кампании “в защиту” несчастных детей разумные голоса представителей научного сообщества, настаивающих на том, что прививки спасают бесчисленные жизни, тонули в оголтелом лае и в водовороте паники. Как гласит известная поговорка, бумага не краснеет, и полная научная несостоятельность журналистов, знаменитостей и общественных деятелей, вовлеченных в распространение панических настроений, не была замечена публикой. Средства массовой информации начали склоняться на сторону Уэйкфилда и его соратников; газета “Телеграф” льстиво назвала его “поборником прав пациентов”, совершенно при этом игнорируя единодушные утверждения медицинского сообщества о безопасности и эффективности вакцинации.

Такой мощный всплеск “праведного негодования” привел – и это было неизбежно – к удручающим последствиям. В течение буквально нескольких месяцев число вакцинаций в Западной Европе резко пошло на убыль. Сложилась невероятно опасная ситуация. Особенно контагиозной (заразной) является корь, так как она распространяется воздушно-капельным путем и не заболеть ею очень трудно. Каждый больной, в свою очередь, является источником заражения для 12–18 человек. Причем тяжела не только сама корь: она может вызывать побочные эффекты и осложнения, в том числе глухоту и поражения головного мозга. Корь смертоносна; каждый год она убивает до 160 тысяч человек. Прививка от кори спасает более миллиона жизней в год, но поводов для самоуспокоения нет. Вирус кори весьма устойчиво сохраняется в популяции, и поэтому необходим коллективный иммунитет для того, чтобы корь не стала эндемичным заболеванием. Индивиды, обладающие иммунитетом, образуют своего рода противопожарный барьер (“брандмауэр”), защищающий тех, кто не может быть вакцинирован по медицинским показаниям, – маленьких детей и людей, страдающих определенными заболеваниями, исключающими иммунизацию. Для такой вирулентной инфекции, как корь, доля иммунизированного населения должна составлять не меньше 94 процентов.

Благодаря легковерному и в высшей степени непорядочному поведению многих средств массовой информации сомнительные измышления Уэйкфилда получили широчайшее распространение. В итоге риск вакцинации оказался непомерно преувеличен[23] – вопреки гигантскому объему данных, доказывающих безопасность и невероятную эффективность прививок. В Великобритании, эпицентре прививочного конфликта, число иммунизаций снизилось на 62 процента. Вспышки необычайно вирулентной болезни, бывшие прежде большой редкостью, стали теперь обыденным явлением. В Ирландии, в Дублине, снижение частоты вакцинаций создало идеальные условия для вирусного реванша. В результате трое детей умерли, а у нескольких развились необратимые осложнения.

Достойным уважения исключением на фоне повального безумия СМИ стал журналист-расследователь Брайан Дир. Дир скептически отнесся к пронзительным воплям противников вакцинации, сознавая, что заявления Уэйкфилда прямо противоречат громадному массиву научных данных. В 2004 году Дир опубликовал свидетельства о том, что Уэйкфилд получил 55 тысяч фунтов стерлингов от юристов, стремившихся завладеть сведениями, которые позволили бы им вчинить иск в отношении производителей вакцины. Уэйкфилд пренебрег научной этикой и не заявил об этом потенциальном конфликте интересов. Дир также представил неопровержимые доказательства того, что Уэйкфилд подал заявку на патент альтернативной вакцины КСК и был осведомлен о результатах работы своей собственной лаборатории, которые абсолютно не соответствовали его публичным утверждениям. Журнал “Ланцет” признал, что в статье Уэйкфилда присутствовали “фатальные ошибки”; в ответ Уэйкфилд подал на Дира в суд за клевету. Это была достаточно прозрачная и неуклюжая попытка сдержать вал доказательств его (Уэйкфилда) недобросовестности. К счастью для всех, Уэйкфилд недооценил упорство Дира, который опубликовал новые серьезные свидетельства двуличного поведения Уэйкфилда. К 2006 году Дир сумел доказать не только то, что утверждения Уэйкфилда не имели никакой ценности, но и то, что он, помимо всего прочего, получил 465 563 фунта стерлингов от судебных адвокатов, которые надеялись, что ему удастся отыскать доказательства вредоносности вакцины КСК. В конечном счете Уэйкфилд был вынужден отозвать иск и оплатить все издержки.

Это был погребальный звон по культу Уэйкфилда. Британский Генеральный медицинский совет инициировал тщательное расследование, а “Ланцет” дезавуировал статьи Уэйкфилда после обнаружения в них признаков научной недобросовестности. В апреле 2010 года Дир показал, что Уэйкфилд фальсифицировал свои данные. Месяцем позже комитет Ге