Те же фанатики обвинили О’Коннора и ИОО в том, что они – пешки фармацевтической индустрии, выставив их отвратительными злыми троллями, которые противятся благородному делу – применению конопли в лечении рака. Я тоже не сумел избежать гнева интернета – мне были приписаны самые низменные мотивы, а упреки и оскорбления лились неиссякаемым потоком. Не обошлось и без тени аморфной “Большой Фармы”, хотя по образованию и специальности я не фармацевт, а физик. Самым обидным стало, однако, шаблонное обвинение в том, что наша критика – это свидетельство отсутствия сострадания к больным и презрение к их страданиям. Появилась масса анонимных персонажей, называвших критиков законопроекта саботажниками, стремящимися задушить на корню чудесную и сулящую страждущим исцеление революцию; дело было представлено так, будто те, кто не поддерживает законопроект, равнодушны к больным. Это было полное извращение смысла как того, что мы на самом деле говорили и имели в виду, так и тщательно взвешенных выводов комиссии, отклонившей законопроект. В действительности законопроект, если бы его приняли, не только не защитил бы пациентов, но и создал бы для них реальную угрозу. Для того чтобы опорочить комиссию и ее выводы, сторонники движения “Люди важнее доходов” пустились во все тяжкие, убеждая публику в том, что каннабис – это новая панацея. Стараясь опровергнуть возражения против законопроекта, его сторонники пытались отвести внимание от того факта, что проект и сам по себе являлся опасным, порочным и безграмотным. Вместо этого они повесили мишень на тех, кто предлагал адекватные решения, и направили праведный гнев верующих в коноплю именно на них.
Единственным положительным следствием этого скандала стал серьезный разговор о волне экзотических методов лечения, захлестнувшей СМИ и обрушившейся на уязвимых и внушаемых пациентов. Чтобы попытаться хотя бы приостановить эту вакханалию, Кейт, ваш покорный слуга и другие люди начали работать над законопроектом, который смог бы защитить онкологических больных от подозрительных видов лечения. Неизбежные последствия не заставили себя ждать. Стоило нам лишь объявить о своем намерении, как из всех щелей тотчас полезли подставные лица, заговорившие о достоинствах каннабиса в частности и об альтернативной медицине в целом – как о “средствах подавления рака”. Это послужило поводом для нового потока оскорблений, вынудивших Кейт удрученно заметить: “Очевидно, в политике невозможно избежать нападок. Но в этом случае уровень злобности был просто… феерическим”[31]. Подобный полемический подход действительно обладает поистине дьявольской сокрушительной силой. Он не только размывает границу между пустой руганью и конструктивной критикой, но и гарантирует демонизацию любого, кто способен сказать, что король голый. В этом отношении кампании в поддержку шарлатанов опасны вдвойне, и для нас очень важно найти средства защиты от них.
Большинство рассмотренных нами до сих пор неформальных ошибок были вариациями на тему ошибок причинности. Эти логические несуразности могут по праву занять место в Парфеноне ошибок, так как проявляются в бесчисленных формах. Нам стоит рассмотреть класс неформальных ошибок, основанных на гибкости определений и посылок, которая позволяет придать им ложный вид строгости. Самый простой способ сделать это заключается в утверждении абсолютно логичной истины, которая по существу является чистой тавтологией. Рассмотрим для примера следующее высказывание:
“Люди – млекопитающие; следовательно, люди – млекопитающие”. При первом же взгляде на него становится ясно, что это плохой аргумент, так как говорящий начинает с вывода, которым этот же вывод и подтверждает. Такое бессмысленное мышление называют мышлением по кругу.
Несмотря на то, что это может показаться тошнотворно очевидным, такой ход рассуждений имеет весьма почтенную историческую родословную. Для примера можно взять аргументы, касающиеся истинности религиозных текстов; эти аргументы были рождены по законам подобной удобной, но пустой круговой логики. Данный порок давно поразил авраамические религии. С самого возникновения иудаизма религиозные схоласты твердили, что Тора является нерушимым Божьим словом, потому что так сказано в Торе. Это пустое суждение было с энтузиазмом подхвачено религиями, возникшими из иудаизма. Для того чтобы найти библейский пример, достаточно взглянуть на второе послание апостола Павла Тимофею (3:16), которое гласит: “Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности”. Этот пассаж, если отбросить его многословность и велеречивость, можно без потери смысла перефразировать так: писание истинно, потому что оно вдохновлено Богом, потому что так написано в писании. Вероятно, в душе верующего это пробуждает сильные чувства, но более придирчивому читателю тут чудится некоторое пустословие. Точно так же Коран утверждает, что откровение священного текста пророку Мухаммеду доказывает его божественное происхождение. Независимо от того, существует Бог или нет, такое круговое рассуждение ничего собой не подкрепляет.
Богословские примеры относительно прозрачны, но круговое мышление может быть завуалировано синонимами и сложным построением фраз, а это уже требует расшифровки. Особенно часто мы сталкиваемся с ошибкой, известной как “предвосхищение основания”[32]. Когда говорящий прибегает к предвосхищению основания, он помещает вывод, который требуется доказать, в посылку аргумента – и все вместе превращается в тавтологию. Предвосхищением основания нередко злоупотребляют в глубинных идеологических дискуссиях – в частности, при обсуждении взглядов, достойных порицания с точки зрения говорящего. Но вернемся, однако, в современность и присмотримся к риторике вечных споров об абортах. Самый распространенный аргумент противников абортов строится согласно следующей логике: “Аборт – это убийство. Убийство противозаконно. Следовательно, и аборт противозаконен”. Это утверждение может показаться убедительным для тех, кто и так изначально убежден в незаконности абортов, но как аргумент подобное утверждение безнадежно порочно. Вывод о том, что аборты должны быть вне закона, делается на основании заявления о том, что это убийство, хотя факт убийства сомнителен. Вывод данного аргумента содержится в его посылке, в которой без всякого обоснования и доказательства объявляется, что аборт – это убийство. Если допустить, что предпосылка верна, то все утверждение представляется безупречно последовательным, но на деле это всего лишь пустое и бессодержательное круговое умствование.
Эти примеры приводят нас к очень важному вопросу – к вопросу о неудобных темах. Мы коснулись самых распространенных неформальных ошибок мышления, но нам пора ненадолго остановиться, чтобы рассмотреть нечто общее, проходящее красной нитью через все рассмотренные нами примеры: тему борьбы между логикой и верой. Влияние веры на мышление – это важный и уместный вопрос, который мы пока обходили стороной. Несомненно, ошибку в рассуждениях может допустить даже нейтральный, но излишне доверчивый наблюдатель, однако куда чаще причиной ошибки служит исходная мотивация. В некоторых случаях логическая ошибка становится следствием обычного недопонимания, но нельзя сбрасывать со счетов возможность того, что вера способна вредно влиять на умение отчетливо мыслить. Не пропускаем ли мы в этом случае аргументы через искажающую линзу, предпочитая соглашаться с теми, кто поддерживает наши предвзятые взгляды? Не склонны ли мы к некорректным суждениям, если они подкрепляют постулаты веры, которые нам дороги? И если да, то является ли это обдуманным действием или результатом неосознаваемой нами реакции? Если мы на самом деле хотим понять трудности, с которыми сталкивается мышление, то мы не имеем права рассматривать логику в отрыве от всего комплекса conditio humana[33]. Для того чтобы по-настоящему понять, почему мы ошибаемся, нам придется исследовать те человеческие черты, которые неизбежно оказывают на всех нас сильное влияние.
Раздел IIIЛазейки разума
“Наши собственные главные недостатки мы первыми
замечаем в других и последними их прощаем”.
Глава 8Бен Ладен Шрёдингера
Начало двадцатого века в России стало временем жесточайшей гражданской смуты. В результате Октябрьской революции 1917 года большевики создали первое в мире коммунистическое государство. Эта гигантская трансформация сопровождалась созданием политического вакуума, заполнять который с вожделением бросились жаждавшие власти и зачастую абсолютно беспринципные люди. Иосиф Сталин, без сомнения, имел полное право занять выдающееся место в этой галерее негодяев. Его непомерные амбиции были ясно видны больному Владимиру Ленину, вдохновителю революции и главе советского правительства. Встревоженный Ленин обличил Сталина и рекомендовал на роль своего преемника Льва Троцкого. Но, несмотря на это, после смерти Ленина в 1924 году Сталин смог оттеснить всех соперников и сосредоточил в своих руках огромную власть. Троцкий был отправлен в изгнание и в конце концов по приказу Сталина убит в Мексике ударом ледоруба по голове. Жестокость Сталина подробно описана в исторической литературе, а вот судьба другого амбициозного персонажа той эпохи, Трофима Лысенко, известна куда меньше.
Страстью Лысенко была не политика, а агрономия. Пока его ровесники делали революцию, Лысенко в Киеве изучал семена пшеницы под руководством своего наставника Николая Вавилова. Главной целью их научной деятельности было исследование условий, позволявших получать высокие урожаи пшеницы. Эта проблема быстро получила политическую окраску, так как новые русские лидеры начали осуществлять ускоренный переход от аграрной экономики к индустриальной. Богатые “кулаки” были уничтожены как “классовые враги”, а их плодородные земли передали коллективным хозяйствам. Неумелое руководство со стороны советской власти привело к вспышкам массового голода по всей России. В 1928 году Лысенко заявил, что нашел способ во много раз увеличить урож