Так же как в случае с марксизмом, ярлык науки был приклеен к работам обоих этих людей. Однако многие предсказания, сделанные на основе идей Эйнштейна, представлялись слишком уж хрупкими и неточными. Тем не менее, несмотря на всю свою кажущуюся уязвимость, идеи Эйнштейна выдержали самую строгую экспериментальную проверку, чего нельзя сказать об идеях Фрейда. Однажды пациентка, часто видевшая во сне свою свекровь, которую она от всей души ненавидела и презирала, усомнилась в парадигме “исполнения желаний” Фрейда. Он же в ответ возразил, что женщина объявляет свое “истинное” желание ложным лишь для того, чтобы оспорить его, Фрейда, идею; то есть знаменитый психоаналитик не отказался от своей гипотезы даже перед лицом противоречащего ей факта. Эйнштейн, опираясь на свои идеи, делал конкретные и проверяемые предсказания, в то время как высказывания Фрейда отличались аморфностью и допускали модификации, позволявшие представить их верными уже задним числом. Идеи Эйнштейна были, так сказать, выставлены на тестирование, а идеи Фрейда были изолированы от критики. Новизна во взглядах Поппера на науку состояла в том, что он предложил отделять науку от лженауки с помощью понятия опровержимости: если можно предположить, что вероятен хотя бы один экспериментальный результат, противоречащий данной гипотезе, то она является научной.
Научная гипотеза должна приводить к конкретным предсказаниям, которые доступны проверке. Без этого идея не может считаться научной. Важно понимать, что из опровержимости следует не ложность самой гипотезы, а лишь то, что она может быть опровергнута, если окажется ложной. Например, утверждение “Во вторник в Нью-Йорке пойдет дождь” является опровержимым: если дождя не будет, то высказывание можно считать ложным. Утверждения же экстрасенса о том, что духи нашептывают что-то ему на ухо, не являются опровержимыми, несмотря на свою весьма вероятную ложность. Научные идеи испытываются на прочность, и, если веские доказательства противоречат гипотезе, то она пересматривается или отбрасывается. Строго говоря, это означает, что ни одну гипотезу нельзя считать “доказанной”. Идеи, выдерживающие критический анализ, в конце концов становятся теориями. Но и они требуют ревизии, если обнаруживаются противоречащие им факты. Закон движения Ньютона казался непререкаемым в течение 220 лет и безупречно предсказывал перемещения всех тел – от мельчайших до небесных. Но в 1905 году Эйнштейн показал, что законы Ньютона не действуют при скоростях, близких к скорости света, и это привело к коренной перестройке нашего понимания природы.
Опровержимость является фундаментальным свойством научного метода[80]. Следовательно, истинный ученый должен не только искать подкрепляющие его идею доказательства, но и активно проверять ее, испытывая на прочность. Поэтому, кстати, астрология и не является наукой – утверждения астрологов настолько туманны и неопределенны, что их нельзя проверить. Подобно психоанализу Фрейда, астрологические выводы можно интерпретировать как верные только постфактум. Научная же астрономия, напротив, дает только конкретные и тестируемые предсказания. Рэйки претендует на использование целебной универсальной энергии, но не представляет ни доказательства существования, ни даже определение этой “главной жизненной силы”. Можно возразить, что рэйки опровержимо, однако клинические испытания указывают на полное отсутствие его эффективности, а значит, сам метод следует считать не опровержимым, а попросту опровергнутым. А вот эффективность лучевой терапии подкрепляется множеством как теоретических, так и экспериментальных данных.
Идеи, не поддающиеся проверке, не имеют никакого отношения к науке, и те из них, что не выдерживают испытания добросовестным исследованием, должны быть отброшены. Но последователи лженауки нередко прибегают к особым оговоркам и случайным данным для того, чтобы объяснить слабость и несостоятельность своих убеждений. И тут, естественно, важную роль играет вера. Теория эволюции – это, например, наука: ее проверяемые утверждения выдержали великое множество экспериментов. Креационизм наукой не является, так как не способен на проверяемые предсказания; единственное, на что он способен, это на изложение религиозных “сказок просто так”[81]. Между наукой и верой существует одна чрезвычайно важная разница. В науке даже мелкое противоречие между данными может уничтожить сколь угодно красивую идею. Вера же – будь то религиозная, политическая или любая иная – требует, чтобы определенные аксиомы располагались вне области исследования, причем отбрасывание доказательств ради сохранения веры часто считается добродетелью.
К сожалению, нам не всегда легко отличить науку от лженауки. Многие сомнительные идеи рядились в украденную тогу науки, пытаясь облагородить абсолютную пустоту. Причем, как ни прискорбно, пасть жертвой сомнительных утверждений очень легко, а это наносит всем нам огромный вред. Но, хотя различение науки и не-науки является делом весьма непростым, существует несколько основных принципов, которыми можно воспользоваться при столкновении с чем-то, выдающим себя за науку. Вот далеко не исчерпывающий список:
• Качество доказательств: Научные утверждения подкрепляются подтверждающими данными и ясным описанием использованной методологии. Если же утверждение основывается на случаях и отрывочных свидетельствах, то это должно вызвать подозрение.
•Авторитетность: Научные утверждения черпают свою авторитетность вовсе не в том, что исходят от ученых. Принятие истинности научного утверждения проистекает из весомости доказательств, на которых зиждется утверждение. В противоположность этому, лженаучные утверждения часто основываются на личностях мнимых экспертов или гуру, а не на строгих доказательствах.
• Логика: При представлении аргумента должны быть логически связаны все его звенья, а не только некоторые из них. Погрешность, когда из одного утверждения не следует другое, заставляет предполагать, что выводы являются сомнительными. К упрощающим утверждениям, предлагающим одно-единственное объяснение сложных явлений и одно-единственное средство лечения для множества разнообразных заболеваний, тоже надо относиться скептически.
• Поддающееся проверке утверждение: Опровержимость крайне важна при оценке достоверности любого утверждения. Если невозможно в принципе доказать ложность идеи, то она не является научной. Точно так же наука зиждется на воспроизводимости. То, что невозможно верифицировать независимым воспроизведением, вероятно, является образчиком лженауки.
Совокупность доказательств: Гипотеза должна учитывать все доказательства и факты, а не только те, что ее подтверждают. Если утверждение соответствует всем имеющимся к настоящему моменту данным, то, как правило, это утверждение можно временно принять как истинное. Если, однако, утверждение противоречит ранее полученным фактам, то надо подумать о проверяемых причинах такой нестыковки.
• Бритва Оккама: Опирается ли утверждение на множество дополнительных утверждений и оговорок? Если альтернативная гипотеза лучше объясняет доступные данные, то следует привести сильные доказательства для обоснования дополнительных допущений.
• Бремя доказательства: Бремя доказательства для тех, кто доказывает истинность своего утверждения, всегда тяжелее бремени тех, кто его опровергает. Попытки “сбросить” это бремя являются признаком недобросовестной науки. Утверждения, которые зиждутся на оговорках, призванных оправдать недостаток доказательств (включая ссылки на заговор), являются признаками лженауки. Главное правило таково: если утверждения высказываются в духе поиска истины, то они скорее всего являются научными; утверждения скорее всего лженаучны, если высказываются в духе оправдания.
Эти пункты не являются заменой рассудочного мышления; это всего лишь вопросы, которые следует задать себе при столкновении с новыми утверждениями. Понимание этих основополагающих принципов науки чрезвычайно полезно даже в тех случаях, когда утверждения напрямую к науке не относятся. Вот что пишет об этом психолог Томас Гилович:
Поскольку наука пытается расширить пределы наших знаний, ученый постоянно натыкается на барьер невежества. Чем больше человек занимается наукой, тем больше он сознает глубину неизведанного и временную и преходящую природу известного. Все вместе это приводит к разумному скептицизму в отношении утверждений о том, каковы вещи или какими они должны быть.
Конечно, попытки досконально разобраться в том, заслуживает некое утверждение доверия или нет, могут показаться сизифовым трудом – ведь мы живем в эпоху, когда лженаучные декларации часто топят нас в океане своего вздора. В этом половодье полуправды многие – что вполне объяснимо – попросту погружаются в бездействие. Но перестать обращать на все это внимание значит ступить на путь сомнамбулы, ведущий к катастрофе; мы не сможем противостоять надвигающемуся призраку климатических изменений и великому множеству других вызовов, если поддадимся апатии. Горькое замечание Сагана объяснимо, но его пророчество не является обязательным к исполнению. Умение отличать научное от лженаучного необходимо, если мы хотим защититься от шарлатанов и дураков.
Глава 20Возвышение карго-культа
Весьма бурной и насыщенной жизнью Ричарда Фейнмана всегда руководило любопытство. Будучи молодым физиком, Фейнман принимал участие в работах по Манхэттенскому проекту в Лос-Аламосе; чтобы развеять скуку долгих ночей Нью-Мексико, он вскрыл сейф и оставил там зашифрованное письмо. Понятно, что это вызвало нешуточную панику: по цехам предприятия, работающего над созданием атомной бомбы, разгуливал неведомый диверсант. Дело кончилось тем, что злоумышленник был обнаружен, и Фейнману пришлось на время переквалифицироваться в эстрадного барабанщика. Правда, после войны он стал выдающимся физиком-теоретиком, а в 1965 году получил Нобелевскую премию. Но, кроме того, Фейнман известен как блестящий педагог, умевший, помимо прочего, рассказывать занимательные истории. В одной из самых интересных из них говорилось об островитянах южной части Тихого океана и об их таинственном карго-культе.