Public defender service) округа Колумбия смогла добиться оправдания и освобождения Дональда Гейтса. Этот человек провел в тюрьме двадцать восемь лет за изнасилование и убийство, которых он не совершал. Справедливость в его случае восторжествовала потому, что были признаны недостоверными, казалось бы, неопровержимые доказательства, а именно – криминалистические данные, в том числе результаты микроскопического анализа волос, то есть те же самые улики, что послужили основанием для осуждения Одома.
Отмена приговора Гейтсу привлекла внимание Сандры Левик, в свое время защищавшей Одома в суде. Левик, ставшая уже руководителем судебного отдела службы общественных адвокатов, не забыла о сомнительных уликах, на основании которых был осужден ее подзащитный. В феврале 2011 года – через тридцать лет после совершения преступления – Левик, в соответствии с законом округа Колумбия о защите невиновных, потребовала провести ДНК-тестирование. Из пыльных, давно опечатанных коробок с вещественными доказательствами были извлечены улики: испачканные спермой простыни, купальный халат и те самые пресловутые волосы. Когда по просьбе Левик было проведено повторное тестирование – с использованием современных методик, – то старые улики рассказали хотя и жуткую, но совсем другую историю. Выяснилось, что сперма на месте преступления принадлежала не Одому, а насильнику, который как раз отбывал наказание за очередное половое преступление. Анализ волос на митохондриальную ДНК полностью исключил причастность Одома к преступлению. Весь судебный процесс и вынесение приговора оказались чудовищным фарсом. В марте 2012 года Левик подала апелляцию с требованием отмены приговора Одому на основании его невиновности, и 13 июля 2012 года он, проведший большую часть жизни за решеткой, был полностью оправдан и реабилитирован – в день своего пятидесятилетия. Оправдание невиновного вызвало всплеск интереса к другим подобным случаям и заставило задаться неприятным вопросом: что же было не так с микроскопическим анализом волос?
Легко понять, почему присяжные оказались введены в заблуждение иллюзией научной точности. В 1977 году учебник ФБР на эту тему был буквально переполнен техническими терминами, а создатели микроскопического анализа волос похвалялись тем, что в течение одного только года 11 агентов выполняют 2 000 анализов и 250 раз выступают в судах. Но недочеты этого метода были хорошо видны тем, кто знал, куда смотреть. На конференции ФБР 1985 года в Виргинии руководитель научного подразделения лондонской полиции уже выражал свою озабоченность, говоря о “большой неохоте, с какой эксперты-криминалисты Великобритании исследуют волосы – из-за низкой или очень низкой достоверности анализа, на которую указывают многочисленные рядовые криминалисты страны”. На той же конференции нью-йоркский криминалист Питер Де Форест доложил о случае Одома и назвал выводы ФБР “в высшей степени вводящими в заблуждение” и не подтвержденными объективными данными. Несмотря на это, глава лаборатории ФБР Гарольд Дедмен[84] (очень подходящая фамилия для судебно-медицинского эксперта) настаивал на том, что ФБР “доверяет результатам сравнения волос”.
Но дело было именно в доверии! Отказ объективно взглянуть на недостатки метода являлся признаком ментального карго-культа, поразившего ФБР. К счастью, некоторые сотрудники ФБР не пожелали мириться с неизбежными судебными трагедиями. Агент Фред Уайтчхерст поднял тревогу в связи с сомнительными результатами применения методики, написав с 1992 по 1997 год 217 писем в вышестоящие инстанции. Однако эти письма не были приняты во внимание, потому что анализ волос позволял “выносить приговоры”. Возмущенный равнодушием ФБР и применением лженаучного метода в криминалистике, Уайтчхерст обратился в прессу и привлек к проблеме внимание встревоженных адвокатов. Эта настойчивость вкупе с усовершенствованием техники анализа ДНК привели к пересмотру многих приговоров.
В 2009 году Национальная академия наук обнародовала доклад, в котором содержался разгромный разбор того, что произошло: микроскопический анализ волос, поборником которого выступало ФБР, несмотря на всю свою наукообразность, оказался начисто лишенным основополагающей научной цельности. Для сравнения двух образцов и определения их идентичности нужна солидная, добротная статистика распределения типов волос в общей популяции. Так как этой статистики не существовало, то заявления ФБР о том, что совпадения являются “весьма редким феноменом”, были чистой воды фикцией. Эта “наука карго-культа”, напоминавшая бутафорию реальности, не имела какого-либо сущностного содержания; несмотря на все внешние признаки криминалистической науки, метод был лишь игрой в угадайку, по результатам которой людей отправляли в тюрьмы.
Через месяц после оправдания Одома министерство юстиции США и ФБР опубликовали совместный обзор приговоров, вынесенных на основании анализа волос; в подготовке обзора принимали участие сотрудники “Проекта невиновности” (Innocence Project) и Национальной ассоциации адвокатов по уголовным делам. Их доклад, увидевший свет в апреле 2016 года, вызывает оторопь: там говорится, что абсолютно недостоверные свидетельства подавляющим большинством судей были признаны правдивыми на основании микроскопического анализа волос. В 37 случаях подсудимых приговорили к смерти; девять человек из них к моменту публикации были казнены.
Проблема заключалась в том, что ФБР опиралось на лженаучную методику, выданную за легитимный криминалистический метод. Так же как в истории Салли Кларк, защита и присяжные были введены в заблуждение ярлыком научности, которым ФБР снабдило данный метод, и, ослепленные видимостью, оказались не в состоянии задать следствию ряд уместных вопросов. К моменту написания этих строк несколько приговоров были уже пересмотрены, но тысячи осужденных еще ждут своей очереди. Тем не менее, несмотря даже на неоспоримые данные о том, что эти тесты далеки от совершенства, многие их сторонники, демонстрируя свойственную фанатикам карго-культа едва ли не стопроцентную уверенность, утверждают, что такого просто не может быть. Сочащиеся отчаянием выдержки из доклада Национальной академии наук живо обрисовывают эту проблему как обусловленную нежеланием признать возможность ошибки или неопределенности в результатах криминалистической и судебно-медицинской экспертизы:
Некоторые представители криминалистического сообщества отказываются признавать, что точность результатов как в данных методиках, так и в других специфических дисциплинах криминалистики может быть далека от идеальной; эксперты свидетельствуют, что несогласие остается даже по поводу самой сути ошибок… Настойчивое стремление некоторых судебно-медицинских экспертов и криминалистов утверждать, что в их дисциплинах используется методология, обладающая совершенной точностью и не допускающая ошибок, затрудняет усилия по объективной оценке пользы отдельных дисциплин криминалистической науки.
Такие случаи, как рассмотренные в этой главе, напоминают нам, что чрезвычайно важно проводить различие между истинным научным поиском и бутафорией исследования. Отрадно, конечно, что общество в целом доверяет науке, но настоящая наука постоянно требует ревизии и задавания неудобных вопросов, потому что иначе она может превратиться в иллюзию или, что еще хуже, в аргумент к авторитету – то есть в полную противоположность научной цельности. Все научные утверждения должны быть абсолютно прозрачны и открыты для критического разбора; это основная цель рецензирования научных статей экспертами в той или иной области – процедуры, в ходе которой ученые отдают свою работу и полученные данные на нелицеприятный суд других – как правило, анонимных и независимых – исследователей. Этим последним ставится задача критически оценить рукопись и найти в ней слабые места, ошибки или логические пробелы, которые могут скомпрометировать выводы работы. Это очень трудоемкий процесс, но подобная тактика “адвокатов дьявола” совершенно необходима, когда требуется обнаружить все ошибки и нелепости и устранить их.
Усердная проверка идей и утверждений является важнейшей составляющей настоящей науки, но она полностью отсутствует в продуктах “науки карго-культа”. Псевдонаучные изыски карго-культа могут раболепно следовать научной эстетике, но не в силах добиться цельности, каковой требует подлинное научное исследование, а все, что предлагает “наука карго-культа”, не более эффективно, чем соломенные наблюдательные вышки островитян Тихого океана. Правда, эти макеты легко отличить от настоящих вещей, а вот разобраться в огромном объеме обрушивающейся на нас информации чрезвычайно трудно и еще труднее различить истину и фальсификации. В эпоху непрестанной информационной бомбардировки просеивание данных и отделение реального от иллюзорного стали важны, как никогда прежде. Для того же, чтобы осуществить такое просеивание, нам надо оттачивать скептицизм и аналитическое мышление. Это самые мощные инструменты, имеющиеся в нашем распоряжении, и именно с их помощью мы должны определять истинность навязываемых нам утверждений. Неважно, относятся ли они к сфере науки, политики или к какой-либо иной, – отделение полезного сигнала от информационного шума всегда осуществляется одними и теми же методами. Скептицизм просто бесценен, если мы не хотим, чтобы нас вводили в заблуждение или манипулировали нами.
Но вернемся к началу главы. Итак, на Земле до сих пор сохранились крошечные анклавы, где в первозданной чистоте продолжает процветать антропологический карго-культ. На том же острове Танна члены племени яоханен обожествляют совершенно неожиданную фигуру: принца-консорта королевы Елизаветы II Филиппа[85]. Если верить старой яоханенской легенде, сын горного духа, скитаясь по миру, пересек океан и женился на великой и могущественной женщине. Согласно пророчеству, мы, люди, со временем присоединимся к этой прекрасной паре. Как и приличествует легенде, она чем дальше, тем больше приукрашивается. Иногда можно услышать, что сын горного духа приходится братом Джону Фруму. Члены племени хорошо помнят об уважении, выказываемом колониальными властями британской королеве, из чего следует, что она-то и стала супругой сына горного духа. Такое рассуждение неизбежно ведет к тому, ч