Лаврушин хотел предложить передохнуть прямо в коридоре, но за поворотом возник сводчатый зал. Лучи фонарей едва добивали до противоположной стены.
— Сколько же тут понастроили, — уважительно произнёс Степан.
— Давайте на время прервём наш бег, — предложил Типинус. — Всё равно нам не обогнать время.
— Разумно, — кивнул Степан, плюхаясь на валун, как в кресло.
Пол был усеян мелкой каменной крошкой. Кроме валуна, на котором примостился Степан, в помещении было ещё несколько метровых кубиков. На одном из них был высечен орнамент или письмена.
После сырости и холода коридора, после купания в ледяном озере, в этом помещении было сухо и тепло. И пол, и камни были тёплыми. Тёплые волны шли откуда-то снизу, будто как в римских банях под полом была обогревательная система, и кочегары подбрасывали уголь в топку.
— Что там? — спросил Лаврушин, тыкая в пол. — Откуда жар?
— Не знаю, — ответил Отшельник. — Он был до меня. Он будет после меня. Он дружен со временем больше, чем я.
— А вам, Типинус, не одиноко было жить здесь? — брякнул Степан.
— Для того, кто отдал всего себя служению и духовному самопостижению нет одиночества, — в стандартной манере, свойственной всем отшельникам, торжественно изрёк Типинус. — Я прислушиваюсь к шелесту крыльев Птицы Дзу. Я чутко ловлю тонкие вибрации Абсолюта, и в этом моё счастье. Я вернусь когда-нибудь в Лабиринт, и мой прах будет здесь, как и прах тех, кто прошёл такой же путь до меня.
— Почему вы помогаете нам, если это запрещено, — спросил Лаврушин.
Типинус интересовал его всё больше и больше. Отшельник меньше всего напоминал религиозного фанатика. И в нём горел огонь, ничего общего не имеющий с обжигающим пламенем религиозной одержимости. Но не это главное. Главное — связь, установившаяся между землянином и Хранителем лабиринта. Что она из себя представляет? Откуда? Лаврушину казалось, что, ответив на этот вопрос, он найдёт ответ на многие другие вопросы.
— Кунан — сын Великого Змея, — сказал Типинус.
— Строн уже предлагал такую версию, — улыбнулся Лаврушин.
— Он — дитя ночи. Он пришёл из тьмы. Он уйдёт во тьму. На одной земле нет места ему и добродетели. Кунан не должен получить «Сокровище Дзу». Иначе мир потонет в крови.
Лаврушин вздрогнул. Интересно, кто сказал о складе грандаггоров Типинусу? Наверное, тот же Строн, когда уламывал на этот поход. А если нет? Лаврушину показалось, что старик знает куда больше, чем его приятели из «Союза».
Передохнув, путешественники углубились дальше в лабиринт.
Типинус замер у очередного коридора, стены которого были не из камней и кирпича, а из зеленоватого стеклянистого вещества.
— Я сделал своё дело, — сообщил он.
— А, — Лаврушин растерянно огляделся. Он себе несколько не так представлял цель путешествия.
— Мы перед главным Лабиринтом, — Отшельник положил ему руку на плечо. — Теперь веди ты.
Лаврушин коснулся зеленоватой стены — она была как новенькая. Какими свойствами должен обладать материал, которому ничего не сделалось за семьдесят тысяч годков!
Он отдёрнул руку, почувствовав, как по телу поползли мурашки. Поверхность была будто под слабым электрическим током. В глубине сознания заворочался мягкий комок. С новой силой посыпались какие-то картины, зазвучали отголоски звуков. Они складывались в единую светозвуковую симфонию. Приходило ПОНИМАНИЕ.
Лаврушин теперь и знал, что Типинус сделал всё, что мог. Дальше вести должен он, землянин с кровью строителей Лабиринта.
— Пошли, — властно произнёс Лаврушин, распрямляя плечи. Он наполнился уверенностью. Он знал, что до цели близко. Теперь его не остановит ничто!
— Дела-а, — протянул Степан, глядя на волшебным образом изменившегося друга.
Менее запутанным Лабиринт не стал. Скорее наоборот. Теперь он напоминал плод воображения ненормального строителя, задавшегося целью сделать предельно изощрённую головоломку, чтобы попавший сюда забыл о возвращении и тихо-мирно издох бы с голодухи.
Эти подземелья явно были сотворены не лопатой и кайлом. Их создала очень высокоразвитая цивилизация. Залы были причудливой, сумасшедшей формы. Пропасти с гладкими стеклянными стенами рушились вниз. Перекинутые через них ажурные мостики по всем законом науки о сопротивлении материалов должны были давно провалиться, ибо этого самого сопротивления силе тяжести они оказать никак не могли, но Лаврушину казалось, что они без труда выдержат проход танковой колонны. Нередко по стенам шли иероглифы канувшего в века, но всё ещё опасного, пытающегося из преисподней протянуть смертельные щупальца Грандаггора.
Сперва Лаврушин двигался по Лабиринту не слишком уверенно. Но с каждым шагом ему становилось всё легче. И вскоре он уже не замирал у каждого разветвления, а точно знал, куда идти. Вместе со знанием приходила лёгкость освобождения от тревог и сомнений. Он ощущал свою силу. Он знал, чего стоит кровь грандаггоров.
Постепенно процессия приближалась к цели. Лаврушин остановился и перевёл дух.
— Не заблудился случаем? — участливо спросил Степан.
— Первый поворот — направо. Второй налево. И…
— И? — напряжённо произнёс Строн.
— И ключ к Сокровищу Дзу наш!
Строн вдруг нервно потёр руки, и вздохнул. Его железная выдержка, оказывается, имела предел.
Лаврушин простоял минуту, а потом улыбнулся:
— Ну что, братцы. А теперь я говорю любимое строновское — вперёд!
Пройден первый поворот. Лаврушин ощущал себя как мальчишка перед первым свиданием. Сейчас должно случиться чудо.
У второго поворота к свету фонарей прибавился жёлтый свет. До последнего изгиба туннеля — десять шагов… Пять… Всё, финишная прямая. Ленточка. Крики радости, восторженные аплодисменты — до них совсем близко.
Лаврушин шёл первым. Он мысленно приник к тому НЕЧТО, что влекло его вперёд. Поэтому и навернулся…
Нет, не навернулся. Чуть-чуть не навернулся. Ещё шаг — и он полетел бы в пропасть, разверзшуюся за поворотом.
Он дёрнулся назад, и шедший за ним Строн подхватил его, не давая упасть.
— Осторожно, — сказал Строн.
— Всё под контролем, — вырвалась у Лаврушина слышанная незнамо за сколько светолет и неизвестно когда идиотская фраза.
Теперь до цели можно было доплюнуть, если, конечно, хорошо плюёшься. Вон она, ровная площадка, её матовая поверхность отражала свет фонарей. Стены там светились жёлтым светом, который неторопливо мерцал не один десяток тысяч лет и теперь бросал болезненные блики на лица людей.
— И чего? — спросил Степан.
— Там ключ, — сказал Лаврушин. — Мы дошли.
— Верно. Теперь можно и обратно. Нам туда не попасть.
До цели было метров одиннадцать. Но с таким же успехом могло быть и десять километров. Путь пересекала бездонная пропасть. Лаврушин прислушался — снизу доносилось слабое чавкающее клокотание. То ли там действительно нежились монстры, то ли был это незнакомый каприз природы, то ли давняя весёлая задумка строителей Лабиринта — но всё равно, в клокотанье слышалось нечто такое, от чего становилось не по себе и хотелось оказаться отсюда подальше.
— Интересно, чего там? — спросил Лаврушин.
— О Лабиринте ходит много легенд, — сказал Строн, глядя на далёко-близкую цель. — Говорят и о призраках невинно загубленных. О «Громе Великого Змея». О мёртвом свете, выжигающем внутренности людей. О фантастических страшилах. Да много чего говорят… Есть туда другой ход?
Лаврушин прикрыл глаза. Он сперва подумал, что всё впустую. На заветную площадку выходило ещё два хода. В мозгу землянина будто схема возникла, перед внутренним взором предстал весь Лабиринт. Теперь понятно, что эти ходы идут из Большой Галереи, а через неё не проберёшься. Там каждый метр охраняется электроникой и живыми «тиграми», стреляющими во всё, что движется, если это движущееся не излучает опознавательный код, меняющийся каждые два часа.
— Нет другого хода, — сказал Лаврушин.
— Тогда пойдём этим, — Строн показал на узенький карниз, ведущий слева над пропастью.
— Э, вы шутите, надеюсь? — насторожился Степан.
— Не шутим, — сказал Строн.
— Пойдём, — равнодушно произнёс Берл рен Карт. Его не колыхало вообще ничего. Он с таким же спокойным выражением напросился бы идти по канату между двумя небоскрёбами, да ещё под артобстрелом. Хорошо быть стальным, несгибаемым, непробиваемым, и вообще — супером. А как быть, если ты обычный человек, пусть у тебя мозги и подлечены танианами, и ты ощущаешь призыв загадочных творений грандаггоров? За «правдолюбов» Лаврушин не беспокоился — они пройдут где угодно. Его же пробирала мелкая дрожь что при взгляде в пропасть, что при виде узенькой каменной полоске. Степан ненамного ловчее его, да ещё панически боится высоты. А Типинус — хоть и бодрый, но всё-таки старичок.
Типинус будто заметил его сомнения и заявил:
— Я слишком стар. Моё тело уже не то. Дзу не угодно, чтобы я шёл этим путём. Я сделал, что было нужно.
— Да будет так, — кивнул Строн.
— Обратный путь вы найдёте. Мы теперь равны, — Отшельник указал рукой на Лаврушина.
— Мы найдём обратный путь, — кивнул тот.
— Пусть постелет вам Дзу лёгкую тропу, — слова эти Отшельник произнёс с грустью.
— Спасибо.
— И уничтожьте «Сокровище Дзу». Никто не должен владеть им! Только смиривший гордыню способен отказаться от него. А это нелегко. Вы не представляете, как нелегко.
Старик обернулся и сделал шаг за поворот. Лаврушин, осенённый неожиданной мыслью, кинулся за ним:
— Подождите!
Коридор был пуст. Отшельник как сквозь землю провалился.
Лаврушин прислонился к стене и перевёл дух. Ну конечно!
Инспектор же говорил — на Химендзе должны оставаться прямые потомки грандаггоров, которые обладают биокодом, открывающим ворота в «Сокровищницу Дзу». И этим человеком был Типинус. А заодно и вся плеяда Хранителей. Они были своими в Лабиринте. Они знали всё, в том числе и где взять «ключ» к хранилищу, а значит и к неограниченной власти над планетой. И ни один из них не пошёл на это. А Типинус вообще отдал сокровище пришельцу.