подла. Закон подлости — великий закон. Пока что он срабатывал исправно.
Гребень, поднимавшийся к Горе Бледного Смеха, оказался вовсе не так близок. А казалось, что до него рукой подать, но в горах глазомер часто обманывает.
— Отдохнём, не могу больше, — попросил Лаврушин через час.
Гребень уже был перед ними — рукой подать. Но сил уже не было.
Путники рассеклись в тени трёхметрового камня, похожего на мегалит. Берл рен Карт вытащил флягу, отхлебнул из неё, передал Степану со словами:
— Эх, приятели, сидели бы вы лучше на своей планете.
— Лучше бы не было «Сокровища Дзу», — отозвался Лаврушин. — Поскольку оно есть, то всё-таки лучше, что мы здесь.
— Верно, — Строн поднял камешек и бросил его в полуметровую красную ящерицу, выскользнувшую из-за камней и тупо глядящую на непрошенных гостей. — Мы всегда готовы к смерти. Вас жалко.
— Ложись! — крикнул Берл рен Карт и дёрнул Лаврушина за рукав.
Тот, ничего не поняв, распластался на горячей каменистой почве. Строн уложил Лаврушина и упал сам. И тут на солнце наползла тень.
Два огромных, похожих на сардельки десантных тяжёлых гравилета «Вол» описали широкую дугу и, на миг замерев в воздухе, плавно опустились на землю рядом с разбитым «Вихрем».
— Дела-а, — прошептал Степан. — Откуда эти пузыри?
— Нас всё-таки засекли спутники, — сказал Берл рен Карт. — Я думал, у нас больше времени.
Распахнулись боковые люки, из них потянулись похожие с этого расстояния на муравьёв солдаты.
— Поспешим, — произнёс Берл рен Карт. — У них газоанализаторы. Сейчас рванут по нашему следу.
Газоанализатор — прибор, заменяющий собаку, позволяет по запаху определить, куда направляется объект.
В подтверждение слов Берла рен Карта отряд солдат растянулся в цепь и двинулся в сторону хребта.
— Хорошо, что с «Волами» в горах не развернёшься, — сказал Строн. — Будь у них вертолёт или «Вихрь», нас бы тут же накрыли… Вперёд!
Опять в гору. Усталые, потные беглецы карабкались вверх по склону, к Горе Бледного Смеха. Камни и песок скользили из-под подошв, увлекая людей назад. Но люди упорно карабкались вверх, потому что назад им дороги не было.
Склон становился круче. До «Хранилища Дзу» оставалось не так далеко. Лаврушин теперь понял, что его смущало больше всего. Даже если на кнопке будет змея, и он выберется из склада — ждать катера Тании он будет долго. И виноваты в этом два «Вола» и цепочка «тигров». Они станут свидетелями вмешательства во внутренние дела Химендзы и причиной скандала в Содружестве, на который Тания не могла пойти. Отныне судьбы четверых беглецов в их собственных руках.
Склон перешёл в узкий гребень, и беглецы рисковали свалиться вниз, приходилось удерживать равновесие.
Цепные псы — «золотая рота тигров», — двигались быстрее, чем можно было предположить. Свежие силы, хорошая кормёжка, да ещё на их долю сегодня не выпали скитания по Лабиринту, смертельные схватки, после которых Строн хромал, а на шее Берла рен Карта расплылось красное пятно.
Можно было уже различить отблёскивающие на солнце шлемы и бронежилеты. «Золотые» приближались. И они, наконец, визуально засекли беглецов. И сразу прибавили шаг.
Однако «тигры» не успевали. Те, кого они преследовали, были у цели. Они достигли точки, где от гребня вздымается иглой тёмная громада — Гора Бледного Смеха.
И вот ладонь Лаврушина коснулась шершавого гранита. Вот он, вход в сокровищницу. И ещё он понял — внутрь пройти может лишь он один.
— Хранилище примет только меня, — сообщил он.
— Тогда мы тут пока немного повоюем, — сказал Строн.
Ровная каменная площадка у подножия горы была завалена камнями размером от теннисного мяча до междугороднего автобуса. В целом неплохое место для боя — есть за чем укрыться. Только состоится ли бой? «Тигры» могут просто оцепить место и ждать, когда врагов добьёт жара и радиация. А потом их возьмут тёпленькими и запустят по кругам ада в Службе Спокойствия.
— Несколько медноголовых прихвачу с собой, — с мрачной решимостью произнёс Строн, вглядываясь в приближающиеся фигуры солдат. Степан тоже неумело сжал рукоятку пистолета.
— Уничтожь это дерьмовое чудо, — произнёс Берл рен Карт. — Чтобы ни одни грязные руки не коснулись его.
— Взорви к Змею, — добавил Строн.
— Если выкарабкаешься, помни, что мы тоже постарались для победы, — улыбнулся Берл рен Карт. — И… Не забывай нас.
Лаврушина посмотрел на Степана, осунувшегося и погрустневшего. Эх, дорогой, лучший друг, тебя втянули в эту историю, в игру, в которой приходилось расплачиваться жизнью. Лаврушин смотрел на Строна, ставшего за несколько дней близким и дорогим человеком. Смотрел на Берла рен Карта, бесстрастного офицера второй ступени Службы Спокойствия и вместе с тем благородного человека, знающего, что такое долг чести. Джизентарцы — эти двое выросли в жестоком мире, они привыкли терять друзей, родных, привыкли убивать врагов, и всё-таки сохранили в себе нечто главное для человека — сберегли в чистоте свою душу.
И вдруг Лаврушин со всей ясностью понял — они расстаются навсегда. Он ничем не может помочь им. Не может спрятать в складе грандаггоров — тот не пропустит никого с иным кодом биополя. У его друзей нет ни одного шанса выжить. И у него самого с шансами ничуть не лучше.
У него перехватило горло. Хотелось сказать что-то обнадёживающее. Важное. Но он не знал — что сказать. Да и лишними будут эти слова.
— Ладно, Бог даст, свидимся, — он хлопнул по плечу Строна, потом Берла рен Карта, крепко обнял Степана, шепнув «извини». Шагнул к скале.
Цель. Когда глядишь на неё, она видится такой далёкой, что кажется недостижимой. Но вот поёт посланная тобой стрела, и наконечник впивается точно в десятку. И ты стоишь, не в силах поверить, что цель поражена.
Хребет Тысячи Скал, жёлтая земля, иззубренные скалы — всё разом исчезло, провалилось в синюшную тьму. Перед глазами закрутилась карусель. Лаврушин закрыл глаза, но в них всё равно плясали разноцветные блики.
Потом всё кончилось. Он стоял на твёрдой почве. Он открыл глаза и увидел… нет, ничего не увидел. Темнота была кромешная.
Потом со всех сторон начал просачиваться свет, как просачивается лунные лучи через постепенно редеющие облака. Знакомый сиреневый свет! И знакомое ощущение! Знакомый комариный писк в голове! И запах озона! Примерно так же Лаврушин ощущал себя, когда предметы теряли свои очертания, и из стены выступала тень — это шёл по своей тропе Угольный Человек.
Свет стал так ярок, что предметы выступили из темноты. Землянин стоял в гигантском зале кубической формы. Сторона куба была на прикидку метров двести. Пустота. Ни механизмов. Ни аппаратуры. Ни мебели. Ничего. Только метрах в пятидесяти впереди был небольшой пульт с креслом — лёгким и несерьёзным, очень похожим на стандартное офисное кресло.
Была тишина. И был страх — липкий, противный. Знакомый с детства каждому страх перед тайной и неизвестностью, перед темнотой, перед мрачными подвалами заброшенных домов.
Лаврушина вдруг ошпарила мысль: за последние семьдесят тысяч лет он здесь первое живое существо. Первый человек, которого ждало хранилище грандаггоров.
— Стоп. Возьми себя в руки, — подбадривая себя, громко произнёс Лаврушин. Его слова отдавались медленно затухающим эхом, звучали резко, как-то по другому, более тонко.
Воздух был какой-то вязкий. Будто и не воздух вовсе, а смесь для дыхания. Хотя дышалось легко.
Преодолевая сопротивление, будто двигаясь в воде, Лаврушин медленно пошёл вперёд. Он усилием воли отодвинул все посторонние мысли, отогнал, как назойливых мух, страхи, переживания. Нечего рефлексиям предаваться. Надо работать.
По мере его приближения пульт оживал, будто был вовсе не машиной, а живым существом. Аппаратура, дремавшая бесчисленное количество лет, восставала. Она дождалась хозяина и готова была отдаться его власти.
Замигали огоньки, послышались резкие щелчки. Перемигивание становилась всё более быстрым, каким-то нервным, щелчки напоминали стрёкот пишущей машинки. Лаврушин коснулся рукой кресла, по телу пробежала тёплая волна.
Землянин знал — пульт принял его. «Мозг» хранилища грандаггоров готов подчиниться ему.
Лаврушин сел в кресло. Оно было жёстким и неуютным. В голове замелькали неопределённые картины, какие-то символы, которых никто не помнит тысячи лет и которые не были нужны никому бесчисленные годы. Затем сквозь мелькание пробились слова: «Пульт к работе готов».
— Готов, — прошептал Лаврушин.
Открыл глаза. Деловито осмотрел тёмно-синюю панель со множеством клавиш, индикаторов. Нажал на клавишу справа, и пульт окончательно активизировался.
Землянин с трудом сдвинул пластинку, за которой скрывалось управление механизмом самоуничтожения. Точнее, скрывалась одна единственная кнопка.
Стрела или стрела со змеёй? Смерть или жизнь? Лаврушин отвёл взгляд. Потом посмотрел на пульт.
Он сразу понял, в чём дело.
Откинулся на неудобной спинке кресла, созданного для солдат, а не для сибаритов. Вздохнул судорожно. Провёл пальцами по подбородку.
На кнопке была изображена стрела. Змеи — символа времени, на ней не было. Никакой отсрочки. Мгновенная и верная смерть. Двадцать мегатонн. От тела не останется и молекул — лишь облачко плазмы.
Кошка-судьба выпустила когти и оскалила клыки. Она не оставила ни малейшей возможности выжить. Она заканчивала свою игру с человеком.
Замысел строителей склада был понятен. Власть нельзя уничтожить просто так. С ней должен оставить этот мир и властитель. Мгновенное самоуничтожение — это самоубийство. И меньше соблазнов разрушить «Сокровище Дзу»!
Мелькнула дурацкая мысль — а что будет с квартирой? Хорошая квартира. Почти в центре. Кооперативная. На премию от оборонки купленная… Тьфу, мысли дурацкие лезут.
Дрожащей рукой он потянулся к пульту. И отдёрнул её, будто пульт был раскалён.
— Черти вас дери, проклятые! Не, могу, не могу, не могу!