Он никогда не хотел покончить жизнь самоубийством. В самые тяжёлые моменты в нём жила жажда жизни. Ему нравилась жизнь. Нравилось то место, которое он занимает в ней. Всё нравилось. А смерть не нравилась. Он ненавидел смерть. Он не мог просто так отдать себя в её лапы…
Ну не мог он нажать на эту кнопку. Не мог — баста. Он же не герой. Не железный человек, вроде Берла рен Карта или Строна. Тем было бы легко — они запанибрата со смертью — они несли её сами и готовы были принять её в любой момент. А он, кандидат наук Лаврушин, завлабораторией, типичный «электронагреватель», профессиональный грибник и любитель журнала «Новый Мир», Окуджавы и прочей чепухи — он никогда не отличался непреклонной волей или безоглядным альтруизмом.
Кто мог представить, что последний шаг будет настолько труден? Он закусил до крови губу. Он всё понимал — звёздные войны, гибель миллиардов людей, взрывающиеся светила и дробящиеся на астероиды обитаемые планеты. Это возможный развал Звёздного Содружества. Но всё там, далеко. А он здесь, с верёвкой и мылом в руке. Он взвалил на себя слишком тяжёлую ношу и не в силах донести её до конца. Путь, который он прошёл, опасности, градины пуль — всё это было зря. Он — тряпка. Он думал, сможет нажать кнопку. А он не может. Самое главное жить. Лишний час. Лишние несколько минут. Хотя бы небольшая отсрочка, а там посмотрим. Там станет видно. Может он решится. Но потом. Через час. Через сутки…
Лаврушин рванулся к пульту и изо всей силы вжал кнопку. Последнее, что он увидел, был свет. Такого яркого света он не видел никогда.
По комнате разливалось весёлое весеннее солнце. Лаврушин с неохотой выныривал из тяжёлого сна.
Голова чугунная — никак после похмелья. Где он, кто он — понял не сразу. И вдруг…
Он вспомнил! Разом всё!
Ну и сон. Что-что, а ночные кошмары его давно не посещали. Виновата новая научная тема, которую он разрабатывал — там запросто крыша протечёт. Всё, никаких наук. Пара дней на отдых. Почитать детективы, «Швейка», «Золотого телёнка»…
Он покосился на часы. Уже восемь. Он прикрыл глаза. Так, решено, на работу сегодня не идём. А идём за пивом. Надо только звякнуть Степану, чтобы предупредил Семёнова — пусть знает, что у завлаба творческий кризис.
Он потянулся за телефоном, прижал трубку плечом и набрал номер. Его бил озноб. Надо же. Ну, приснилось. Звёздное Содружества, «Сокровище Дзу», «тигры».
— Алло, — донёсся из трубки Наташин голос.
— Привет.
— Это кто?
— Ты что, Наташ, не узнаёшь? Лаврушин.
— Здравствуй, Лаврушин, — приветливый женственный голос окончательно вернул его на грешную землю и придал уверенности в незыблемости этой действительности. — Как у тебя дела?
— Ничего. А у тебя.
— Нормально. Скажи-ка, Лаврушин, ты куда моего мужа дел?
— Как?
— Мне тебе, что ли, объяснять?
— Могла бы и объяснить.
— Ну тогда слушай, склеротик. Три месяца назад он поссорился со мной. Ушёл к тебе. Потом зам по науке позвонил и сказал, что направил вас в какую-то секретную командировку.
— В секретную командировку, — повторил Лаврушин.
— В секретную. В командировку. По заказу оборонки.
— Оборонки…
— Ты издеваешься?
— Нет, нет, Наташа. Продолжай.
— Три открытки от него получила с извинениями и изъявлениями добрых чувств. Всё. Теперь я тебя слушаю, Лаврушин.
У него что-то оборвалось внутри. Он вскочил, скинул одеяло, и только сейчас обнаружил, что на нём зелёный комбинезон с закатанными рукавами. А на рукаве — объёмное, как живое, изображение «тигра». А на боку — тяжёлый пистолет. Электрический.
Трубка со стуком упала на пол. Она что-то верещала, но Лаврушин не обращал на неё внимания. Он отодвинул аппарат, уселся обратно на диван, обхватил голову руками. Потом повернулся к компьютеру.
— Мозг, когда я пришёл и где был?
— Приличные люди здороваются, — заворчал Мозг. — И вообще — хорош. Не помнит уже, где шатался.
— Я тебя разнесу на куски! — заорал Лаврушин.
Мозг испуганно замигал лампами.
— Чего орёшь-то? Уехал ты с этим инопланетянцем. Три месяца тебя не было. А вчера прямо в квартире объявился, и сразу дрыхнуть.
Значит, не сон. Не кошмар. Всё правда. И Степан, Строн, Берл рен Карт лежат нашпигованные пулями на радиоактивной земле!
Но сам как он здесь очутился? Последнее, что помнит — вспышка. Значит, Сокровища Дзу — склада грандаггоров с самыми чудовищными видами вооружений, которое только можно представить, нет. И Степана нет. Лучшего друга, согласившегося сопровождать его в этой дикой авантюре, нет на этом свете.
Плохо, как же всё плохо!
Из прострации его вывел звонок в дверь. Но Лаврушин не шевельнулся. Входная дверь скрипнула. Послышались шаги.
— Я же говорил, что он шаромыжник, — проскрипел Мозг. — Ты глянь, как замки навострился вскрывать.
Лаврушин обернулся. И увидел Инспектора. Из-за его спины выглядывал Степан. Не мираж. Не голографическая скульптура. Живёхонький.
Всё хорошо, что хорошо кончается… Если, конечно, это не галлюцинация, а действительно, редкая, невозможная, невероятная удача.
— Да говорил же я — здесь он, — обрадованно воскликнул Инспектор.
— А я что, не верил, что ль? — возмутился в своей привычной манере Степан.
Лаврушин встряхнул головой. Ломило виски. Мысли не могли сложиться в единую цепочку.
Инспектор, видя его состояние, нагнулся над ним и начал делать пассы ладонями около висков. Через минуту Лаврушин почувствовал, что озноб, усталость, головная боль исчезли.
— Дурдом! Что происходит? — воскликнул Лаврушин.
— Ругается. Значит, в порядке, — кивнул Степан.
— Степан, — сказал Инспектор. — Я буду вам очень благодарен, если вы сделаете мне отвар. Как он называется?
— Чай.
— Именно чай.
Степан отправился на кухню и начал там греметь посудой. Он что-то уронил. Он обожал ронять посуду. В институте ходила поговорка: «как Степан в посудной лавке».
Пока он возился там, Лаврушин полулежал на диване, не решаясь начать разговор. Инспектор тоже не торопился.
Степан вернулся с подносом, заставленном чашками, чайником, розетками с вареньем, и сообщил:
— А одну чашку кокнул.
— Молодец, — кивнул Лаврушин. — Осталось ещё две от сервиза.
Он потянулся к чайнику, налил себе немного, пригубил. Инспектор последовал его примеру. Потом осведомился:
— Хотите знать всё?
— Нет. Мне это совершенно безразлично.
— Ага, шутите. Уже хорошо… Когда по вашим гипермаякам мы поняли, что вы движетесь по направлению к пустыне, напрашивался вывод — вы нашли путь к «Сокровищу Дзу». Потом поступила спутниковая информация — за вами следуют два десантных гравилета. Когда «тигры» прижали ваших друзей, мы вмешались. Обошлось без жертв. Мы просто усыпили солдат низкочастотным эфирным ударом. А Степана и его соратников подняли на борт.
— Это же явное вмешательство. Вы сами говорили, что оно может привести к непредсказуемым последствиям.
— У нас появились козыри. Мы нашли информацию, что на Джизентаре проводятся эксперименты по тотальному психоконтролю. Мы намекнули не это Кунану. Он страшно боится, что мы добудем доказательства, и тогда Содружество применит силу. Нет, теперь Кунан не будет скандалить.
— А что, на самом деле есть факты психоконтроля?
— Пока лишь намёки на них. Думаю, диктатор теперь свернёт эти программы. Надавили мы на него основательно.
— Что с этим «Сокровищем»?
— Хранилище разлетелось в плазму. Склад располагался на глубине восьми километров. Всё окончилось лёгким землетрясением. Основную энергию взрыва мы нейтрализовали.
— А почему я здесь?
— Есть у вас писатель Шекспир. Его слова — есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам. В общем, сработали те двадцать процентов успеха.
— Туман.
— Я тоже не всё понимаю, — успокоил его Инспектор. — Но имею ряд соображений. Я предупреждал — на Химендзе вы можете встретиться с неожиданностями. Чтобы не терзать вас неопределённостью и не подвергать ваше сознание угрозе нестабильности, подробно ничего не объяснил. Шанс, что вы встретитесь с этим НЕЧТО был невелик. Я ошибся.
— Мы встретились с чудом.
— Наш мир, как и ваш, полон загадок. Одна из них — легендарная предцивилизация. назовём её цивилизацией умматов.
— Почему?
— Есть основания… Многие мои соплеменники отрицают её существование, как ваши отрицают, между прочим совершенно напрасно, Атлантиду. Но многие верят в умматов. Это миф нашего времени. Камень преткновения. Кто были умматы, куда ушли? Тайна. Я верю в них. Верю, что они просто освободили дорогу идущим за ними, сейчас живут в каком-то измерении, о котором мы ничего не знаем. Мы наталкиваемся на грандиозные сооружения, астроинженерные объекты. А ещё — на непонятные явления, настолько фантастические и редкие, что в их реальность верится с трудом.
— Угольный человек? — кивнул Лаврушин.
— Пусть будет угольный человек. Таинственное свечение, деформации предметов — что это? Откуда берутся тёмные фантомы? Я уверен, что это детища умматов.
— Есть основания думать?
— У меня есть. Но такие, которые не убеждают никого.
— Что такое Угольные люди?
— Разведчики. Отходы деятельности умматов. Раз и навсегда заведённые механизмы… Не знаю. Знаю, что подобные явления встречаются на немногих планетах. И локализуются вокруг каких-то людей.
— Они прилипли к нам?
— К вам, Лаврушин. Лично к вам.
Лаврушин перевёл дыхание. Ну что же, просто прибавился ещё один удар дубиной по голове — теперь их и считать смысла нет.
— Ну а как я всё-таки сижу здесь?
— Если бы Сокровище располагалось в хранилище, сооружённом грандаггорами, мы бы обнаружили его давно. Я считал, что они приспособили под склад заброшенную базу умматов. А вот её засечь невозможно. Это техника, на сотни тысяч лет, если не на миллионы, обогнавшая нашу.