Он дёрнул несколько раз ручку. Двигатель чихнул несколько раз и с видимой неохотой завёлся. Аппарат затрясся, как припадочный. В его глубинах что-то закрутилось, заходило ходуном.
— Жду чуда, — саркастически произнёс Степан.
— Подождёшь, — Лаврушин обошёл генератор, лицо его изображало крайнюю степень озабоченности. Он сунул руку в глубь аппарата, начал чем-то щёлкать.
— Давай, покажи, — подзадоривал Степан.
Тут комната и провалилась в тартарары.
Степан зажмурил глаза. А когда открыл, то осознал, что сидит не на диване в лаврушинской квартире, а на потёртых гранитных ступенях старого дома. И что по улице несутся стада иномарок — больших и маленьких, БМВ и Мерседесов, «Фордов» и «Рено».
Народу было полно — по большей части смуглые, горбоносые, кавказистые, одеты одни скромно, другие крикливо. Дома всё под одну гребёнку, в несколько этажей. Какая-то стойка со здоровенными кнопочными телефонами. Напротив афиша кинотеатра — полуголая девица целится в какого-то обормота маньячного вида из гранатомёта. И везде — реклама, реклама, реклама — вещь советскому человеку чуждая и ненужная.
Степан посмотрел направо — рядом на ступенях сидела в обнимку парочка стриженных, с красными хохолками, во всём чёрном, с медными бляшками молодых людей неопределённого пола. Молодые люди обнимались и целовались с самозабвенностью и отстранённостью, они не замечали ничего вокруг. С другой стороны стоял Лаврушин с заводной ручкой в руках.
— Дела-а, — Степан дёрнул себя за мочку уха, что бы убедиться в реальности происходящего.
— Оторвёшь, — сказал Лаврушин. — Ухо оторвёшь.
— Сработала твоя ХРЕНОВИНА!
— А как же… Интересно, какая сейчас передача?
— Сегодня воскресенье. Может быть какая угодно. Наверное, что-то про туризм.
— Пошли посмотрим на за рубеж. Когда ещё побываем, — предложил Лаврушин.
— Как мы будем осматривать мир. Ограниченный фокусом видеокамеры?
— А кто тебе сказал, что он ограничен? Этот мир — точная копия нашего.
Друзья двинулись мимо витрин маленьких магазинчиков, в которых были ценники со многими нулями и лежали упакованные в пластмассу продукты, мимо витрин с одеждами на похожих на людей манекенов и теми же ценниками, только нулей на них было куда больше. За поворотом к подъездам лениво жались девушки, одетые скупо и вызывающе. Лаврушин притормозил и во все глаза уставился на них. Одна стала глупо улыбаться и дергано подмигивать, а другая направилась к ним.
— Пошли отсюда! — дёрнул его за рукав Степан. — Быстрее!
Свернув на соседнюю улицу, друзья попытались разобраться, где находятся.
— Франция — факт. Речь ихняя. И ценники, — Лаврушин подошёл к спешащему куда-то молодому человеку и спросил на ломаном французском: — Извините, что это за город?
Молодой человек сперва удивлённо посмотрел на замызганную робу Лаврушина. Потом понял, о чём его спрашивают, и лицо его вытянулось.
— Утром был Париж. Вы что, с Луны свалились?
— Русские туристы.
Парень дружелюбно похлопал Лаврушина по плечу:
— Горбатшов, — коверкая русский проквакал он. — Перестроика…
— …и различные приспособления для картофелеводческих, зерноводческих, свиноводческих, хлопководческих работ, а так же для мелиорации.
Лаврушин встряхнул головой. Какой отношение имеет «перестоика» к приспособлению для картофелеуборочных работ?
Когда человек переключает телевизор на другой канал, то привычный мозг тут же моментально воспринимает новое изображение как должное. Но когда переключают реальность… Когда человек моментально попадает в другой мир — тут сразу не переключишься.
— Уф, — перевёл дыхание Степан,
Путешественники по телепространству были в большом, хорошо освещённом зале, заставленном рядами кресел. В креслах сидели люди — бородатые, плешивые, дурно одетые или наоборот в добротных, партийно-профсоюзного кроя костюмах. Публика была чем-то странная и близкая. Впереди было пространство сцены. В зале было несколько телекамер и множество прожекторов, софитов, излучающих ослепительно яркий свет. Было очень жарко.
На сцене стоял стол президиума. Рядом с ним возвышался сложный, ярко-красный, ощерившийся непонятными приспособлениями аппарат на гусеницах. Чем-то он походил на передвижную бормашину для лечения зубов у индийских слонов. Сущность и назначение устройства расписывал огромный толстый (человек-гора прямо) в синем костюме мужчина. Он постоянно вытирал со лба пот платком, на его щеках играл детский румянец.
— Пошли, присядем, — подтолкнул Лаврушин своего друга.
Они прошли на край первого ряда, где было несколько свободных кресел. Обсуждение было в самом разгаре. Присмотревшись, Лаврушин понял, что они попали на передачу для изобретателей «Это мы можем».
Обсуждение было в самом разгаре, появление новых людей никто не заметил.
— Вызывает некоторый интерес система передач. Некоторые нестандартные решения. Но… — начал речь худой сильно очкастый мужчина из президиума.
Он пустился в длинный перечень этих «но», которые больше походили на мелкую шрапнель, разносящую изобретение на мелкие кусочки и не оставляющие ему права на существование.
Но ему не дали разойтись. Благородного вида седовласый председательствующий прервал его, обратился к изобретателю:
— Как вы думаете совершенствовать своё изобретение?
— Хочу приспособить его с помощью дистанционного управления для сбора морской капусты под водой. Так же можно продумать и вопрос о придании ему качеств аппарата летательного. Это помогло бы для опыления сельхозугодий и борьбы с лесными пожарами.
— Понятно, — послышалось рядом с Лаврушиным саркастическое восклицание. Поднялся бородатый штатный скептик. — А вас, так ск-з-зать, многопрофильность этого, с поз-з-зволения скз-зать изобретения, не смущает?
— Смущает, — изобретатель покраснел ещё больше, всем своим видом выражая это смущение. — Но хотелось как лучше.
— Ах, как лучше, так скз-з-зать…
Но тут скептика перебил широкоплечий, будто только что оторвавшийся от сохи мужик, разведя лопатообразными руками:
— Эх, братцы! Человек творчество проявил! Такую вещь изобрёл! А вы ему… Бережнее надо к творческому человеку относиться. Аккуратнее надо. Мягчее и ласковее!
Он сел под гром аплодисментов.
— Ладно, — прошептал Степан. — Всё ясно. Поехали обратно.
— Как обратно? — возмутился Лаврушин. — Я по телевизору только эту передачу и смотрю.
— Вот и досмотришь её по телевизору. Всё выяснили. Проверили. Хреновина работает. Пора и честь знать.
— Обратно, — пугающе задумчиво протянул Лаврушин.
Степан с самыми дурными предчувствиями уставился на него.
— Насчёт обратно я ещё не думал, — продолжил Лаврушин.
— Что? Это как не думал?
— Закрутился. И эта проблема совершенно выпала. Но ничего — со временем я её решу.
Степан побледнел и сдавленно прошипел:
— Это что же — мы навсегда здесь останемся?
— Да не нервничай. Через шесть часов бензин кончится. Мотор заглохнет. Мы вернёмся автоматически.
— Шесть часов, — произнёс Степан мрачно, но с видимым облегчением.
Тем временем на сцене появился новый предмет обсуждения — механизм, похожий на огромный самогонный аппарат. По всему было видно, что он тоже создавался из отходов производства. Внесли сие творения два изобретателя — широкоплечий, лысый, что колено гомо сапиенса, усатый, что Тарас Бульба мужчина лет под полтинник, и вихрастый шустрый молодой паренёк, напоминающий гармониста из старых фильмов.
— Це пыле и дымоулавливатель, — неторопливо, густым басом произнёс лысый, неторопливо указав могучей дланью на прибор.
— А для чего он? — спросил очкарик из президиума.
— Як для чего? Шоб пыль и дым улавливать.
— Как он действует? — спросил председательствующий.
— Так то ж элементарно. Вот вы, на задних рядах, будь ласка, засмолите цигарку.
Нашлось несколько добровольцев. Когда над задними рядами поплыл дым, изобретатель включил тумблер, сделанный из черенка пожарной лопаты. Дым моментально исчез.
— А какой принцип? — не отставали от лысого.
— Так то мой малой лучше расскажет.
«Гармонист» выступил вперёд и начал тараторить:
— Диффузионные процессы в газообразной среде, согласно уравнению изменчивых состояний Муаро-Квирцителли…
Лысый отошёл в сторону и встал неподалёку от Лаврушина.
— Простите, можно вас, — прошептал Лаврушин, приподнимаясь с места.
— Що?
— Вы детали на свалке брали?
— А як же. Главный источник для нашего брата. Супермаркет и Эльдорадо, можно сказать.
— Я вас там видел.
— О. А я бачу — лицо знакомое.
— Мне ваш аппарат понравился. Только из-за того, что у вас стоит маленький чугунок, а не большая алюминиевая кастрюля, меняется синхронизация. И эффект падает. Кстати, такую кастрюлю я вчера нашёл. Позвоните мне…
Лаврушин нацарапал на бумажке номер телефона и протянул лысому изобретателю.
— Ну спасибо, ну уважили, — зарокотал тот.
Когда лысый отошёл, Степан прошипел:
— Ты чего? Зачем телефон дал? Это же другой мир!
— Ох, забыл.
Тем временем «гармонист» нудно вещал:
— График охватывает третью и четвёртую переменную…
Лысый не выдержал и перебил его:
— Николы, ты просто скажи — там такое поле создаётся, что всю дрянь из воздуха как магнит тянет.
Тут вскочил набивший всем оскомину бородатый скептик. В отличие от людей творящих, которые ещё не знают, что могут, он знал, что не может ничего, а потому обожал поучать и разоблачать:
— А, так сказ-з-зать научная экспертиза?
— Так цеж разве экспертиза? — лысый вытащил из кармана небрежно сложенный в несколько раз и изрядно потёртый листок. — У них там в НИИ сто человек над этой проблемой головы ломают — да так ничего не придумают. А, значит, и мы тоже ничего не можем придумать. Це экспертиза?
— Что меня, так скз-зать настораживает, — затеребил скептик бороду. — Есть, так скз-зать магистральные пути развития науки. Все большие открытия совершаются, так скз-зать, большими коллективами. Игрушки, мелочь, усовершенствования — тут просто раздолье для народного творчества. Но тут — большая проблема…