— И как теперь? — Лаврушин прижал плечом трубку в телефоне автомате. В квартире телефона не было, так что приходилось звонить из единственного автомата в округе — остальные были разбиты. Рядом с будкой стоял на часах Степан с тяжёлым ломиком под мышкой, которым приходилось отгонять мелких хулиганов и раскумаренных наркошей. Без лома выбираться из дома было опасно.
— Подъезжайте к метро Арбатская, оттуда… — частный сыщик долго и нудно объяснял, как добраться до цели. — Поняли?
— Всё ясно.
— И гонорар не забудьте.
— Не забудем.
На месте они были через сорок минут. Отпустили такси, и стали неторопливо прогуливаться по узкому малолюдному горбатому переулку, в котором приткнулись старые особнячки, а чуть дальше позорной заплатой торчала обшарпанная, в грязных потёках панельная пятиэтажка.
«Пинкертон» подкатил на синем «Вольво». Вышел из машины. Одет как на праздник — в очень стильном, шитом неплохим портным, костюме, при галстуке, на этот раз не ярком, а, наоборот, скромном и дорогом. Выглядел верзила куда лучше, чем в своей конторе. Он пожал горячо руки друзьям и показал на особнячок, на котором был прилеплен номер «39» и вывеска «памятник архитектуры, охраняется государством». Судя по потрескавшейся краске и старательно исписанным нецензурными выражениями колоннам, охранялся государством он халатно.
— Здесь ваш японец живёт, — сказал частный сыщик.
— Точно? — спросил Лаврушин.
— Вы не в Президентском Совете. Вас здесь не обманут… Что дальше делать? Заказ будет?
— Нет. Сейчас проверим, так ли всё. Тогда окончательный расчёт.
— Годится. А как вы собираетесь проверять?
— Спросим. Подождите здесь, — оставив Степана и сыщика, Лаврушин решительно направился к особняку, поднялся по ступеням и дёрнул за шнурок звонка.
Дёргать за верёвочку и слышать приглушённый дверьми перезвон пришлось минут пять. Наконец дверь отворилась.
— Ничего себе, — сказал Лаврушин.
На пороге был огромный желтолицый господин. Нужно ли говорить, что он был точной копией тех, которые стерегли жилища Большого Японца в других измерениях.
— Мне Большого Японца, — произнёс Лаврушин.
— Не знаю вас, — в привычной манере отозвался желтолицый.
— Мы ищем его. Нам сказали обратиться к нему за помощью.
Желтолицый гигант внимательно посмотрел на него и удовлетворённо крякнул:
— Да. Давно жду тебя и твоего друга.
— Простите, а в Караван-сити и в Ла-Бананосе не ваши братья служат?
— Мои, — освобождать проход желтолицый не спешил.
— Так как?
— Большого Японца нет. Он ушёл. Вокруг опасность. Льды всё ближе.
— И что нам делать? — с отчаяньем воскликнул Лаврушин. Его это свинство уже утомило. И нервы не стальные, а наоборот — расшатанные.
— Он просил передать совет…
— Ага, что у нас есть «пианино», решимость, и будет знание. Слышали.
— Тогда зачем пришли, если слышали? — недоумённо спросил желтолицый и захлопнул дверь…
Новая, метеоритом мелькнувшая надежда — сколько их уже рассыпалось в верхних слоях атмосферы. Нет здесь Большого Японца. Отчалил по каким-то своим японским делам в незнамо какие миры. Ищи ветра в поле.
Пока Лаврушину, благодаря каким-то своим сверхъестественным способностям, о которых он толком ничего не знал и в которых ни бельмеса не смыслил, удавалось идти след в след за ним — и сошёлся же свет клином на этом Змееведе! Всё дело в «пианино» — между ним и Лаврушиным установилась мистическая связь. Однако где гарантия, что она крепка, и что он ещё хоть раз сможет «поиграть» на этом инструменте? Нет такой гарантии. Наоборот, Лаврушин всё больше боялся загадочного механизма, и все дни в Москве не касался его даже пальцем.
Лаврушин зло пнул ногой дверь охраняемого государством памятника архитектуры, но она была мощная и едва дрогнула, а нога не деревянная — заболела.
— Опять обманули, — вздохнул он.
Подошёл к стоявшим поодаль частному сыщику и Степану.
— Убедились? — спросил сыщик.
— Убедились, — Лаврушин вытащил из кармана заранее заготовленный конверт с деньгами.
«Пинкертон» заглянул в него, вытащил доллары, пересчитал, парочку посмотрел на свет и с любовью потёр пальцами, проверяя. В долларах он толк знал и остался вполне доволен портретами дядюшки Вашингтона.
— Обращайтесь ещё. Наше агентство оказывает самый широкий спектр услуг, — верзила пожал на прощанье руки друзьям, уселся в свой «вольво». Было видно, как он вытащил сотовый телефон и начал нащёлкивать номер.
— Ну? — спросил Степан.
— Нет здесь Большого Японца. Помощник отослал нас ещё дальше.
— На сколько букв?
— В другие измерения.
— Чтоб им пусто было! Это же форменное…
— Тихо, — приподнял руку Лаврушин.
Что-то смутило его. Какое-то еле заметное нарушение в порядке вещей. И он вскоре понял — что именно.
А смутили его доносившиеся из стоявшего «вольво» обрывки слов «пинкертона»:
— Здесь они… Приезжайте… Окончательный расчёт.
Лаврушин подскочил к машине. Дёрнул за ручку, но дверца была закрыта изнутри на защёлку.
Частный сыщик приспустил окно:
— Что вам?
— Вы с кем говорили? — недобро осведомился Лаврушин.
— С заказчиком?
— С каким заказчиком?
— Вас интересуют мои заказчики?
— Интересуют!
— Ладно, — пожал плечами сыщик. — У меня был заказ привести вас. Я его выполнил.
— Но вы же работали на нас!
— Я выполнял ваше задание. И задание того заказчика. Лично я никому ничего не должен. Просто добросовестно выполняю обязательства по контрактам.
— Вот сволочь!
— Это вопрос оценочный, — сыщик повернул ключ в замке зажигания, мотор взревел.
Машина рванулась вперёд, так что Лаврушин едва успел отпрыгнуть. Его окатило грязной водой из под колёс.
— Продал нас, — воскликнул Лаврушин, глядя вслед исчезающей за поворотом «вольво».
— Кому? — спросил Степан.
— А как по-твоему — кто нас ищет.
— «Чёрный»!
— Вот что, надо сниматься отсюда.
— Слышишь?
Послышался знакомый бомбардировочный гул.
— Бежим! — крикнул Лаврушин.
Они юркнули в соседний переулок. Тут из-за поворота показался стальной поток.
Это были самые гнусные и отпетые бандитствующие рокеры, которых только можно вообразить. Их были десятки. Они спешили за добычей. Они увидели её. Они с рёвом и свистом устремились следом.
Друзья скользнули в арку, едва не поскользнувшись на замусоренном пищевыми отходами асфальте. Вбежали в просторный дворик, поросший чахлыми, дурной экологией пришибленными деревьями. Сзади лязгала сталь и ревели цилиндры, шуршали шины мотоциклов. Железный поток рвался в ту же арку.
Беглецы перемахнули через сетчатый забор, пересекли детскую площадку с кривой каруселью. Мотоциклы, недовольно заурчав, притормозили — через ограды они ездить пока не научились. Один из рокеров, весь в чёрно-красной коже, металлических бляшках и железных фиксах, опершись ногой о землю, начал что-то выговаривать в рацию.
— Ну, давай, — Степан подхватил поскользнувшегося на гнилом киви Лаврушина.
Они преодолели двор. И выбежали на другую улицу.
Это был тупик.
И в него вливались стальные «харлеи», «хонды», «уралы»!
— Прижали, гады, — Лаврушин бросился к единственной двери подъезда глухого длинного жёлтого дома с грязно блёклыми стёклами. Дверь была заперта на замок.
Беглецы прижались к глухой бетонной стене, которой заканчивался тупик. За ней, видать, что-то собирались строить, взрывать, или просто кто-то решил перегородить улочку — бывают чудаки. Стена была настолько высока, что перемахнуть её не стоило и мечтать.
Мотоциклы встали в нескольких метрах от них никелированной, резиновой, исходящей бензином и матом преградой — куда менее преодолимой, чем бетонная стена. Моторы жадно урчали и нетерпеливо тарахтели. Рокеры весело и гнуснодушно хохотали. Размахивали цепями и кастетами. У одного был обрез двустволки, он целился в друзей и орал: «Пу!» Рокеры были довольны. Они поучаствовали в отличной охоте. Теперь жертвы были полностью в их власти. А что может быть слаще полной власти над чьей-то жизнью и смертью?!
— Отпустите, ребята! — просительно крикнул Лаврушин.
— Щас! — донеслись голоса.
— Только ботинки зашнуруем!
— И шнурки погладим, падлы!
— Козлы траханные!
— На колёса кишочки намотаем!
— А бензинчиком их, уродов?
— Мы ничего не сделали вам! — возмущённо завопил Степан.
— Ещё бы сделали!
— Продали душу, сволочи, — воскликнул Лаврушин.
— И за сволочь ответишь!
— Чего ждать? Может, сами их сделаем!
— Мочи, козлов!
— Цыц! — прикрикнул похожий на винную бочку бородач — их главарь. На бугрящихся мышцах его груди, обтянутой чёрной майкой, серебрился череп.
Рокеры, было сдвинувшиеся с места, услышав окрик, замерли на том же почтительном расстоянии. Их толкала вперёд жажда крови, но они были как хорошо дрессированные гончие, не рвущие сами добычу, а дожидавшиеся хозяина. Дожидавшиеся Главного ОХОТНИКА!
Да, эта добыча предназначалась другим!
И эти другие не заставили себя долго ждать. Мотоциклы раздвинулись. За ними мягко и шикарно остановился длинный чёрный лимузин.
Из него вышел чёрный человек. Небрежно потрепал здоровенного главаря по щеке рукой в перчатке. И направился к друзьям.
— Нашёл, — проскрипел он.
Степан вытащил из-за пазухи ломик, которым отгонял наркоманов от телефонной будки. Лаврушин подобрал какую-то палку. Но смотрелись они жалко. Напротив них стоял монстр в окружении восьмерых исчадий ада, пользующихся собачим обличием. А ещё — толпа отпетых, пропахших машинным маслом, готовых на всё головорезов. Тут не до честного боя. Тут об одном думать — чтобы не больно убили.
— Вы мои, — торжествующе прошипел незнакомец в чёрном. — Музыканту не жить.
— Так уж и твои, Чернокнижник, — послышался насмешливый громкий голос. Он звучал совсем рядом.