— Вспомнил, — прошептал Степан. — Этот в синем плаще — Горец.
— Кто?
— Дункан Маклаут. Герой из племени бессмертных. Маг и рыцарь.
Тем временем страсти за столом разгорались.
— Жди со дня на день, — доносились голоса.
— Пусть приходят, эксплуататоры! Встретим их пролетарским огоньком!
— Покажем кукиш Чемберлену!
— Мобилизация. Их ринется тьма.
— Они ещё должны удержать провал!
— Могут и удержать. И если навалятся все?
— Нам будет плохо. И вся розетка будет сотрясена.
— А вот в граде Муроме, помню красна девица одна…
— На что надеяться?
— Теперь у нас есть музыкант! — торжественно изрёк Дункан Маклаут, и все замолчали.
Светлый Князь встал, подошёл к Лаврушину, который поднялся с места, и крепко обнял его.
— Мы так ждали вас… Низкий поклон вам, добры молодцы…
Обсуждение проблем затянулось ещё на полчаса. Лаврушина устраивало, что на них перестали обращать внимание. Разговор представлял мешанину из каких-то малопонятных терминов и понятий. Но ясно было, что речь идёт о войне. И война должна грянуть со дня на день.
— Перерыв на час, — наконец сообщил Светлый князь Властимир деловито, тоном, больше подходящим директору компании. Похоже, здесь не слишком много внимания уделяли церемониям.
— Курить — не работать, — сказал Петька.
— А пить — не курить, — кивнул Василь Иваныч.
— Помню как-то во славном граду Киеву… — затянул Илья Муромец.
Все разошлись. Друзья остались с Горцем и Светлым Князем.
— Вы уверены, что приняли нас за тех, кто вам нужен? — спросил Лаврушин.
— Мы не приняли, — возразил Горец. — Вы имеете то, что не имеем мы.
— Что?
— Вы имеете Назначение, — сказал Светлый Князь. — Ваш крест — спасение.
— Что за хреновина? — Степан напрочь забыл, что имеет дело с властителем мира.
Но Светлый Князь не замечал грубоватости тона.
— Что бы не говорили только что на Малом Совете, общая мобилизация в Ледовых Мирах означает одно — враг лавиной обрушится на нас. Он закружит торнадо, грянет землетрясением. Цитадель не выдержит, как бы мы не храбрились и не убеждали себя в обратном.
— Но… — попытался возразить Горец.
— Дункан, тебе вестимо, как я прав. Правота моя. Хотя видит Перун, как мне хотелось бы ошибаться.
Горец угрюмо кивнул.
— И первая Цитадель падёт, — заключил Светлый Князь.
— И что? — спросил Степан.
— А за ней меч зависает и над всей Розеткой миров. Над оставшимися четырьмя Цитаделями. И над Солнечным Градом.
— Солнечный град? Розетка миров?
— Розетка — группа схожих, взаимодействующих и взаимообусловленных миров, — пояснил Горец. — Вам должно быть известно, что пространств великое множество, стремящееся к бесконечности. Миры разделяются по степени реальности, по уровню влияния на сопредельные миры. Есть миры почти призрачные. Есть ключевые, которые больше влияют на других, чем те на них. Из такого мира и вы.
— Взаимовлияние? — Лаврушин задумался на секунду. — Так что, происходит взимовыдумывание реальности? Как такое возможно?
— Просто так ничто не происходит, — возразил Горец. — Нет случайностей. Случайно не рождается ни одна фантазия, не возникает ни один, даже самый прозрачный мир. Вселенная — огромный компьютер, где всё взаимоувязывается каким-то загадочным программистом. Но нам его не понять. Мы просто живём. И боремся с наступлением ХОЛОДА!
— Мы только и слышим о холоде, — воскликнул Степан.
— В нашей розетке миров идёт вечная борьба. Сталкиваются Лёд и Солнце. Хаос и Разумный Порядок. Жестокость и Милосердие. Они воплощены в Ледяной Империи и Солнечной Обители, которые стремятся подчинить своему влиянию миры. Холод силён. Ледники стирают камни и сравнивают горы.
— И сейчас они устремились в атаку?
— Да. Воины Солнечной Обители, собранные со всех миров, отчаянно отважны и искусны. Для льдов ход в пространства Солнечной Обители был заказан. Пока…
— Что?
— Какой-то сбой в порядке вещей, — объяснил Дункан Маклаут. — Образовался провал между мирами… Немногие могут ходить через миры. Для этого нужно искусство и призвание. Это удел таких, как я. Как Большой Японец. Да и то мы едва можем протащить за собой кого-то ещё. А провал, да ещё расширенный чёрной магией, позволяет впустить в Первый Тёплый Мир Главной Цепочки вражеские войска.
— Главная Цепочка…
— Тёплые Миры объединяет межмировая Тропа, по которой мы можем перебрасывать ограниченное количество людей и техники. Первая Цитадель охраняет начало тропы. Она и создана для того, чтобы не пускать слуг Холода. Единственная дверь на Тропу тут, внутри Цитадели.
— И если они захватывают Цитадель?
— Можно было бы пережить и это. Но расчёты показывают, что ледовые маги смогут перекинуть провал на следующий в цепочке мир Тропы… А потом ещё на один. Пока не дойдут до Солнечного Града.
— Провал локализован, как и начало Тропы, в определённом месте?
— Если бы. Он может открыться где угодно на этой планете. И откроется тогда, когда ледовые маги поднаберутся сил, — Горец задумчиво уставился на экран дисплея.
— А силы у них есть?
— Есть… Тут ещё один момент. Мы — лишь пешки в игре куда более могущественных сил, на совести которых, возможно, и нарушение законов природы, приведшее к образованию провала. Есть ещё и ДД.
— Кто? — удивился Степан.
— Добрые Дядюшки.
— Чьи дядюшки?
— Они приходят из неизвестности. Они могуществены. Иногда дают советы. Иногда приносят подарки.
— Они приходят только в Солнечную обитель?
— Надо полагать, что и у Ледяной Империи свои советчики, которые с ДД в состоянии войны. Так что война уходит в неизвестность. Мы — лишь одно из полей битвы.
— И «пианино»… — начал Лаврушин.
— Один из подарков ДД, — закончил Горец.
— Почему вы нам дали его?
— На вас — печать. Большой Японец, а он не ошибается, сказал, что вот-вот придут Путешественники. Один из них — Музыкант.
— Тот, кому подвластно «пианино»?
— Именно. Но и в Ледовой Империи есть колдуны не хуже Большого Японца. И они тоже видели знаки прибытия Музыканта.
— Чернокнижник?
— Он самый. Со своей сворой он устремился по вашему следу. Через миры.
— А почему рассыпались наши автономные блоки возвращения? — поинтересовался Лаврушин, вспомнив о незавидной судьбе своего изобретения.
— Холодные Демоны установили барьер для тех, кто изобретает способ путешествовать по мирам. Соответствующая аппаратура просто рассыпается.
— Какой барьер?
— Долго объяснять. Гремучая смесь из магии и механики тонких энергий. Как мы ожидали, вы овладели «пианино».
— Вы бросили нас на произвол судьбы! — воскликнул Лаврушин. — Вручили «пианино». И оставили.
— Не совсем так. Мы помогали в меру своих сил. Вы не представляете, как это было трудно. Кроме того, вы должны были сами овладеть инструментом. Это была учёба.
— Как плавать у дикарей учат — или выплывет или погибнет, — кивнул Степан. — Что дальше?
— Вы закроете провал, — снова вступил в разговор Светлый Князь, пристально глянув на Лаврушина.
— Я?
— Музыканту подвластно не только «пианино». Ему подвластен «орган», — торжественно произнёс Светлый Князь.
— «Орган», — съёжился Лаврушин, напуганный какими-то особыми нотками в голосе Властимира. Таким тоном говорят — мы дадим тебе под управление армию, но если ошибёшься — мы тебя повесим. — Вы что? У меня ни слуха, ни навыков!
— «Орган» сложнее «пианино». Но не принципиально, — попытался успокоить его Горец.
— Я попытаюсь. А могу я посмотреть на… на мой музыкальный инструмент?
— Да. Дункан, проводи, — кивнул Светлый Князь.
До места было недалеко. Три коридора — и они вошли в зал, напоминающий готический собор изнутри. Где положено в любом соборе быть органу, там он и был. Только другие органы были детскими игрушками по сравнению с этим «Органом», его жалкими отражениями.
— Вот, — с опаской и гордостью произнёс Горец.
Лаврушин подошёл и примостился на краешек высокоого стула, стоящего перед клавиатурой. Тупо уставился на клавиши.
Вокруг поднимались ввысь серые резные стены, фантастически прекрасные витражи, сотни органных труб. Этот гигантский зал был застывшей в камне стихией природы, облагороженной человеческим духом. А чудесный музыкальный инструмент был способен будить скрытые гигантские силы и ломать пространство и время. И в центре всего этого великолепия отныне находился маленький человек — тут он всё равно что насекомое. Кто поверит в сказки, что он может управлять этой махиной?
Лаврушин коснулся пальцем клавиши. От неё передалась вибрация какой-то дикой необузданной энергии. В сознании зажглась лампочка — дальше нельзя, катастрофа!
Он отдёрнул руку. Ощущение было таким, будто он решил поиграться на красных кнопках пульта запуска термоядерных ракет.
— Не могу! — воскликнул Лаврушин.
— Сможете, — мягким успокоительным голосом произнёс Горец.
— Нет!
— Тогда льды покроют эту землю. А потом сомнут оставшиеся четыре Цитадели и дойдут по Тропе до Солнечного Града.
— Я не знаю. Что я могу? Я всего лишь муха. Амёба на теле Мироздания. У меня нет таких сил… Нет…
Лаврушин прикрыл глаза. Отзвуки совершенной музыки больше не звучали в нём. Он не знал, как напоить силой эту конструкцию, как овладеть Органом.
Цитадель представляла из себя громадный оборонительный комплекс. В центре его на пару сотен метров возвышался семью сказочными башнями прекрасный замок. Такие замки грезятся нам в детстве. Он был куда грандиознее замка Дракулы, и нисколько не уступал ему по изяществу и архитектурным изыскам.
Вокруг замка простиралось несколько линий обороны. Малое кольцо — высокие крепкие древние стены, выдержавшие не одну осаду. За ним более современные строения — железобетонные валы, заграждения, дзоты, гнёзда пусковых установок противовоздушных комплексов, скрытые трубы лазерных пушек.