В создавшейся ситуации образование колонии ветеранов на Рейне, названной именем императрицы, имело особый смысл: надежная охрана поставлена у границ империи в Центральной Европе.
Вскоре после этого Ванний, побежденный врагами, попросил убежища в римских владениях. Клавдий великодушно позволил ему поселиться вместе с приверженцами в провинции Паннония. Быстро обнаружилось, что победители хотели лишь занять место долголетнего властителя и у них нет никаких враждебных намерений относительно Рима. Наоборот, они угодливо старались заслужить полное к себе доверие.
Итак, хотя это был первый в истории империи случай поименования города в честь императрицы, Агриппина со всей вескостью могла утверждать, что Colonia Agrippina была образована в силу политических соображений. Однако в следующем году она позволила себе такое, что свидетельствовало только о ее спеси и тщеславии.
Никогда еще с тех пор, как Рим стал Римом, не случалось женщине оказаться на трибуне, принимая почести от побежденного военачальника. Толпы жителей столицы, собравшиеся на лугу возле казарм преторианцев, взирали на эту сцену с возмущением. Необходимо, однако, признать, что это было впечатляющее зрелище.
Плотные шеренги преторианцев сияют серебром доспехов и оружия; впереди на одной трибуне император в окружении сановников, на другой — Агриппина; к ним шествуют длинными колоннами войска побежденного вождя. Далее его братья, дочь, жена; все они стенают и молят о сострадании; замыкает процессию сам Каратак. Тот, который девять лет оказывал сопротивление римским легионам, оставленный всеми, теснимый во все более недоступные горы Британии. Он держится с достоинством. Остановившись перед императором, безбоязненно говорит:
— …У меня были кони, воины, оружие, власть; нужно ли удивляться, что всего этого я не хотел лишаться? Если вы стремитесь всеми повелевать, то следует ли из этого, что все безропотно согласны стать рабами? Если бы я беспрекословно отдался под твою руку, то и моя участь не обрела бы известности, и ты не обрел бы новой славы победою надо мной. Моя казнь вскоре будет забыта, но если ты оставишь мне жизнь, в веках будут славить твое милосердие!
По приказу императора с Каратака и с его семьи тотчас же сняли цепи. Разумеется, этот великодушный акт не был вызван сердечным порывом Клавдия. Его заранее предусмотрели в программе торжества. Вслед за этим, тоже в соответствии с программой, вождь и его свита приблизились ко второй трибуне, чтобы восславить Агриппину.
Каратаку довелось провести долгие годы в Риме. Прогуливаясь по столице империи, оглядывая ее величественные здания, этот вождь маленького народца с далекого Севера не мог удержаться от восклицания:
— И вы, владея таким богатством, позарились на нашу бедность!..
Он не понимал, что нет столь бедной страны, из которой безжалостный богач не сумел бы выжать толику золота.
Агриппина продемонстрировала как населению соседних городов, так и жителям столицы, что она не только жена императора, но и подлинная властительница. При всем при том, столь падкая на личную славу, она ни на минуту не забывала о самом главном деле — об укреплении позиций сына.
4 марта 51 года Нерон облачился в мужскую тогу и, следовательно, формально сделался совершеннолетним. Ему исполнилось только 14 лет, обычно же этот торжественный акт совершался в семнадцатилетнем возрасте. Однако здесь не существовало никакой четкой возрастной границы, это зависело, в сущности, лишь от воли родителей. Воля же Агриппины направлена была к одному — приблизить день совершеннолетия сына, и неудивительно.
Ритуал подобного обряда был освящен многовековой традицией.
Мальчик клал у алтаря домашних божеств ту тогу, которую до сих пор носил, — обрамленная красочной каймой, она называлась praetexta.
Вместо нее он надевал белую мужскую тогу и вверял в руки заботливых Ларов[13] буллу — золотой медальон-амулет, висевший у него на шее. В окружении родных и друзей он спускался на Форум и направлялся в государственный архив у подножия Капитолия. Здесь имя его вносили в список римских граждан. Торжественный день завершался пиром. Лица, занимавшие высокое положение, пользовались случаем снискать для новоявленного гражданина благосклонность простого люда, устраивали угощение для бедных и даже игры. Разумеется, Агриппина не забыла об этом, представляя сына жителям столицы. По этому случаю преторианцев оделили дополнительным жалованьем, а простой люд — хлебом. Состоялся также военный парад, в котором участвовал сам Нерон. Игры устроили в Большом цирке. Прибыли оба сына императора: приемный, Нерон — в пурпурно-золотистом одеянии триумфатора, родной же, Британник, — в скромной мальчишеской тоге. Симпатии многотысячной толпы, как обычно в таких случаях, оказались на стороне ущемленного, что лишь осложнило его положение.
Благодеяния хлынули дождем на Нерона. Благодаря приемного отца за доброжелательность, Нерон произнес речь в сенате, преисполненную признательности к отчиму. В кругу сенаторов тотчас же нашлись люди, жаждущие доказать, что и сенат не менее благосклонен к столь замечательному юноше. Был принят указ (разумеется, с одобрения властителя), что Нерон получит должность консула уже в двадцатилетием возрасте, хотя обычно ее доверяли лицам не моложе тридцати трех лет. Безотлагательным решением сената Нерону присвоили звание imperium proconsulare[14], то есть он отныне был наделен полнотой власти наместника сенатских провинций. Ему также присвоили титул princeps juventutis[15], или «предводитель молодежи». Он стал членом всех жреческих коллегий.
Теперь оставалось прославить имя Нерона по всей Италии и империи. Следовало показать всем, что император сделал хороший выбор: его приемный сын проявляет заботу о простых людях, интересуется судьбой даже самых отдаленных городов, выступает покровителем, готовым разобраться в их нуждах и проблемах. Проблем же было немало, как в том, так и в последующие годы.
Грандиозный пожар уничтожил Бононию в Северной Италии — Нерон произнес в сенате речь, прося оказать помощь пострадавшим. Помощь была оказана в размере десяти миллионов сестерциев.
Землетрясение разрушило город Апамею в Малой Азии — благодаря ходатайству Нерона население его на пять лет освободили от податей.
Жители острова Родос с помощью Нерона добились самоуправления, которого их лишили несколько лет назад, когда имели место антиримские выступления.
Троянцев, обитателей воспетого Гомером города Илион, Нерон отметил особенным образом. Он произнес в сенате прекрасную речь на греческом языке. Напомнил, что римляне, а также род Юлиев, потомков Энея, происходят из Трои, что к этому-то роду принадлежали Цезарь и Август, а в результате усыновления и Тиберий, по материнской же линии и он сам, Нерон. Выводы приемного сына поддержал Клавдий, увлекавшийся историей. Он огласил некий документ трехсотлетней давности, где сенат признавал, что троянцев и римлян связывает общность крови.
Благодаря столь высокому заступничеству город Приама и Гектора был навсегда освобожден от всех повинностей и податей в пользу государства.
Риторика
Агриппина не упускала ни одной возможности завоевать сыну популярность. Именно поэтому Нерон произносил речи не только в сенате и не только по вопросам государственной важности. Он дважды выступил в частных домах, в кругу гостей, произнося речи на произвольные, отвлеченные темы. Подобные показательные выступления ораторов тогда называли декламациями. Они оставались в моде на протяжении трех поколений, начиная со времен Августа. Свои ораторские способности выказывали даже представители высочайших аристократических сфер. До сих пор, однако, никому не удавалось слушать декламации члена императорской семьи, предполагаемого наследника престола.
Выступление Нерона, благодаря его артистизму, слушатели встретили благожелательно: юноша действительно был наделен определенным талантом, имея к тому же прекрасных учителей. Но важнее было нечто другое: Нерон проявил свой интерес к свободным искусствам, а также являл собой пример доступности, простоты, уважения к чужому суду.
Слух о декламациях Нерона имел определенные последствия. Популярность школ риторики, и так достаточно значительная, возросла еще больше. Если сын императора считает нужным овладеть искусством красноречия и демонстрирует свои достижения публике, то, очевидно, так следует поступать и каждому юноше, который надеется чего-то добиться в жизни.
Учителя риторики, и ранее не жаловавшиеся на нехватку учеников, пользовались все большим спросом. Это происходило не только в столице, но и повсеместно в городах Италии и всей империи. Школы отличались уровнем преподавания, но методы обучения, которое стало обязательным этапом в деле воспитания молодежи, были в основе своей одинаковыми. Сколько дискуссий и споров вызывала эта односторонняя система образования, засилье риторики, диковинные темы публичных речей! Ни один из просвещенных людей не мог равнодушно относиться к этому явлению. Оно вызывало критику и насмешки, но ему нельзя было отказать в известных положительных сторонах.
Школами красноречия заинтересовался также Петроний. Его сатирический роман должен был отражать, правда, с сознательными преувеличениями — действительное положение дел. А поскольку Петроний обладал не только высокой литературной культурой, но и великолепным даром наблюдателя, этот карикатурный образ эпохи получился одновременно и забавным, и поучительным. Основной замысел был изысканно пикантным: с Энколпием, главным героем, происходят удивительные приключения на суше и на море, ибо его преследует гнев божка Приапа, похотливого стража садов и покровителя любовных интрижек. Как можно догадаться, Энколпий не воодушевил божка своим прилежным трудолюбием, а поэтому героя ждали все новые и новые передряги. Вот одно из его злоключений: «Пока я раздумывал над сказанным, портик наполнился толпой молодежи, возвращавшейся, как мне кажется, с импровизированной речи кого-то неизвестного, возражавшего на „суазорию“ Агамемнона