Если в его ментальности отмечали некоторую женственность, так часто встречающуюся у молодых гениев, то этот недостаток, по мнению толпы, компенсировался его любовью к мужественному спорту, в особенности ко всему, что связано с лошадьми. Страсть к лошадям проявилась у Нерона еще в детстве, а стремление преуспеть во всем, что он делал, было одной из главных черт его натуры. Вместе с тем публика, которая еще почти ничего не слышала о его искренних юношеских стараниях научиться петь, играть на арфе, писать стихи и пьесы и выступать в качестве актера, знала Нерона как отчаянного наездника и бесстрашного колесничего, готового рисковать жизнью ради победы. Еще она знала его как молодого повесу, который по ночам шлялся по городу, валял дурака и ввязывался во всевозможные передряги, о чем уже говорилось. Люди с улыбкой пересказывали друг другу истории о том, как Нерон инкогнито присутствовал в амфитеатре во время бурных схваток между разными группами представителей конного спорта и как он однажды сам угодил магистрату по голове ловко брошенным тухлым яйцом или чем-то похожим.
Но в большинстве своем люди любили Нерона за его доброе сердце и гуманное правление. Первые пять лет его царствования – знаменитые Quinquennium Neronis – известны в римской истории как самый лучший период правления, который знала империя. Император Траян, человек, мнение которого заслуживает уважения, часто заявлял об этом, и все историки согласны с тем, что в этот период Нерон действительно заслуживал своей неимоверной популярности. Он прилагал исключительно много усилий, чтобы творить добро, и сурово наказал ряд высших сановников за то, что они угнетали людей, стараясь выжать как можно больше денег. Тех, кто честно служил государству, он ежегодно награждал щедрыми подарками. В первые семь лет царствования Нерон отправил под суд двенадцать прокураторов провинций по обвинению в плохом управлении, и шестеро из них были признаны виновными. Адмирала флота в Равенне заподозрили в жестоком обращении с матросами, и он избежал наказания только благодаря тому, что покончил с собой. Нерон не забыл своих двух нянек – Эклогу и Александру – и предоставил им право с комфортом жить во дворце.
Он также ввел некоторые разумные законодательные нормы в отношении поставок в Рим продуктов питания и воды. Он запретил проведение публичных представлений и гладиаторских боев за личные средства кандидатов на выборные государственные должности, рассматривая это как коррупционный способ получения голосов избирателей. Если его приглашали в качестве судьи на каком-нибудь процессе, он никогда не следовал примеру Клавдия, выносившего свое решение в спешке или до того, как были выслушаны все свидетельства, но всегда откладывал вынесение приговора на следующий день, чтобы он и его советники могли изложить взвешенное мнение в письменном виде. Нерон очень старался быть справедливым.
Не вызывает никаких сомнений тот факт, что в этот период имелись все основания считать, что он обещал вырасти вторым Германиком. Нерон был по-своему хорош собой, с его здоровым, румяным веснушчатым лицом и рыжими волосами. У него было плотное телосложение, крепкая шея и крупный подбородок, покрытый юношеской рыжевато-золотистой бородкой, которую он по обычаю того времени еще ни разу не брил. Его мышцы не уступали мышцам борца-профессионала, но, несмотря на некоторую робость, двигался он, похоже, с достаточным изяществом. Позднее Нерона обвиняли в тщеславии, но в этот период он отличался примечательной скромностью и светился от удовольствия, когда ему аплодировали за его пение, искусное управление колесницей и другие умения.
Нерон был очень чувствительным и легко возбудимым, но трусость, в которой его обвиняли в последующем, ничем не подтверждается. Если судить по его захватывающим дух подвигам на ипподроме, о которых мы слышим сегодня, он скорее отличался необыкновенной смелостью. Его решительность и даже упрямство становились все более заметными, а способность к тяжелой работе казалась безграничной. В общении он был очень обаятелен и легко завоевывал любовь друзей своей простотой и скромностью. Кроме того, он обладал поистине царским даром хорошо запоминать лица и имена и редко нуждался в подсказках. В это время в характере Нерона не наблюдалось никаких признаков жестокости – напротив, он постоянно проявлял терпимость и внимательность, а его щедрость была исключительной. По меркам своего времени Нерон в своих привычках отличался сдержанностью, но, хотя не часто ел и пил так много, чтобы впоследствии не помнить, почему плохо себя чувствует, он был словно опьянен жизнью, и все, что делал, делалось с пылким энтузиазмом, противоречившим тогдашнему представлению об императорском достоинстве. Люди любили его за это, но мать, которая так долго отстаивала древнюю римскую традицию показного достоинства и сдержанности, была шокирована его поведением, а старая аристократия хмурила брови и в бессильной злобе шептала угрозы.
В 58 году, когда Нерону исполнилось 20 лет, в его жизни стали происходить определенные изменения, причиной которых мог стать тот факт, что его юношеская страсть к Акте угасала. Его снова начали манить развлечения и роскошь гламурного общества. Визиты в дом тихой отставной любовницы становились все менее регулярными, а участие в увеселениях золотой молодежи – все более частыми. Акта быстро заметила изменение его отношения к ней, и ее это очень обеспокоило. Она была простой доброй женщиной и слишком хорошо понимала, что не обладает ни воспитанием, ни умом, чтобы занять место в том блестящем кругу, в котором теперь снова стремился блистать император.
Акта не понимала Нерона, когда он рассказывал ей об искусстве, литературе и о тех вопросах эстетики и вкуса, которые он обсуждал со своими высококультурными друзьями. Когда он говорил ей о потребности художника в самовыражении, о том, как важно освободиться от традиции и ошибочности существующих эстетических стандартов, она только смотрела на него своими печальными глазами. Она не могла соперничать с блистательными молодыми женщинами модного света, от встреч с которыми ей так долго удавалось удерживать Нерона. В своей великой печали Акта приказала построить маленькое святилище Цереры – римской богини, соответствующей греческой Деметре, или Матери Земле, – в надежде, что богиня вернет ей любовь Нерона. Сегодня в кафедральном соборе Пизы можно увидеть короткую надпись, посвященную этому строительству, – печальное свидетельство умирания первой юношеской любви.
Из тех блестящих женщин, с которыми император теперь сравнивал Акту – и сравнение было не в ее пользу, самой заметной была Поппея Сабина, и именно она постепенно завладела более зрелой привязанностью Нерона.
Ее мать, носившая такое же имя, считалась признанной светской красавицей. Своим распутством она соперничала с Мессалиной и в 47 году по требованию этой императрицы совершила вынужденное самоубийство. Злополучная дама была замужем за Титом Оллием (ум. в 32 г.), а их дочь, которая унаследовала от матери ее красоту и, хотя и не так явно, ее легкое поведение, родилась в 31 году. Будучи еще очень юной, она вышла замуж за некоего Руфа Криспина и родила от него сына, названного Руфрий. Но потом они развелись, и она вышла за большого друга Нерона Оттона. На тот момент ей исполнилось 27 лет, иными словами, она была на шесть-семь лет старше Нерона, и в умении блестяще сочетать художественный вкус, элегантность, ветреность и потенциальную безнравственность, составлявшие модный канон того времени, ее в сопоставлении с Нероном можно было считать верховной жрицей в сравнении с неофитом.
Поппея была очень богатой и имела знатное происхождение, а ее красота не знала равных. У нее были роскошные волосы янтарного цвета (очевидно, натурального, хотя химический блонд в то время был почти так же хорошо известен, как в наши дни), кожа казалась такой белой, что люди говорили, будто она каждый день купается в молоке пятисот ослиц, а фигура – стройной, почти как у мальчика, насколько мы можем судить по тому, что на нее был очень похож юноша по имени Спор, о котором мы в дальнейшем расскажем подробнее. Она не кичилась своей внешностью, но знала ей цену. Рассказывают, что однажды, когда Поппее показалось, что она заметила признаки увядания своей красоты, то воскликнула: «Лучше бы мне умереть, прежде чем она увянет!» Она была умной, с чувством юмора, волевой и напористой, страстной и соблазнительной. И даже Тацит, который считает, что она странным образом не делала различий между своими мужьями и любовниками, признает, что на публике Поппея держалась достойно и даже скромно и прикрывала часть своего лица вуалью, хотя, как он предполагает, она поступала так просто потому, что это ей шло. Иными словами, она была звездой модного света своего времени, и, если добавить к этому, что она была порядочной женщиной, это может показаться одновременно парадоксом и анахронизмом, однако называть ее порочной, как это обычно делают, означало бы намеренно преувеличить.
Когда император впервые обратил на нее внимание, Поппея дала ему разрешение навещать ее. Но уже очень скоро Нерон был у ее ног, стоило лишь ей сказать, что она считает его самым красивым мужчиной, которого она когда-либо видела. Эти слова очень порадовали робкого, застенчивого юношу, однако после того, как Поппея однажды позволила ему близость, которой он жаждал, она сделала вид – как это часто делают женщины, – будто сделала это в минуту наваждения, о чем теперь сожалеет и надеется, что это больше не повторится. На самом деле все это было хорошо просчитанным маневром с целью поддержать к себе интерес, который, как всем известно, после быстрого успеха может так же быстро угаснуть. Впрочем, чтобы удержать Нерона, ей не потребовалось прилагать особых усилий. После стольких лет верности простой, безыскусной Акте он был очарован этим опытным, изощренным в любовной игре, блестящим, изысканным созданием, понимавшим в амурных делах куда больше, чем он. Нерон был покорен и, будучи очень искренним молодым человеком, однажды рассказал Оттону о своих чувствах и попросил его в будущем считать Поппею своей женой только номинально.