Сразу же после этого Нерон издал эдикт, где утверждалось, что, хотя он развелся с Октавией по причине ее бесплодия, ему стало известно, что однажды – полагаю, в то время, когда он отсутствовал, – она обнаружила, что беременна от любовника – очевидно, имелся в виду флейтист-египтянин, – и сделала все необходимое, чтобы прервать беременность. И вот теперь она совратила Аницета в надежде втянуть флот в заговор против трона. В тот же день, 7 июня, Нерон отправил к Октавии гонцов, чтобы сообщить, как до этого сообщили ее матери Мессалине, что смерть – единственный способ избежать позора и что, будучи женой императора, уличенной в прелюбодеянии и в попытке организовать заговор, ей пристало расстаться с жизнью традиционным способом, то есть совершив самоубийство.
Гонцы прибыли на остров 9 июня. Когда они сказали Октавии, что она должна покончить с собой, она стала кричать, что больше не жена Нерона, а всего лишь его сестра и потому не может быть обвинена в неверности – аргумент, подтверждающий ее вину. Она взывала к духу Германика, умоляя спасти ее, потом обратилась к Агриппине: «Если бы ты была жива, ты, наверное, превратила бы мою супружескую жизнь в сплошное страдание, но ты не обрекла бы меня на смерть». Потом, не обращая внимания на ее вопли, Октавию заставили лечь, и доктор вскрыл ей вены, а чтобы она не пыталась сопротивляться или вставать, ее связали по рукам и ногам. Однако, пребывая в полуобморочном состоянии, Октавия так похолодела, что кровотечение замедлилось, и, как было принято в подобных случаях, ее перенесли в баню и уложили в парной, где жар и нехватка воздуха ускорили ее смерть. Потом, согласно страшному обычаю того времени, у нее отрезали голову, и гонцы отвезли ее в Рим. Голову показали Поппее, которая, хотя была женщиной, не возражала против того, чтобы увидеть отрезанную голову своей соперницы. Но Нерон не захотел смотреть на нее. Сенат, как обычно, послал свои поздравления, и в храмах прошли благодарственные обряды в честь спасения императора и предупреждения зарождавшегося восстания. Однако люди роптали, и популярность Нерона, до этих событий не подвергавшаяся сомнению, на время сильно упала.
Вскоре после этого умер Паллас, когда-то бывший любовником Агриппины и самым могущественным человеком в империи, и, конечно, поползли слухи, что его отравил Нерон. Однако эти обвинения не имеют под собой никаких оснований. Кроме того, некоторые считали, что примерно в это же время он отравил еще и своего вольноотпущенника и секретаря Дорифора, поскольку тот не одобрял женитьбу своего хозяина на Поппее. Но с учетом медицинского невежества тех времен подобные обвинения можно рассматривать только как определенную тенденцию общественного мнения. Светоний, как можно заметить, утверждает, что этот Дорифор был старшим партнером Нерона в его юношеских гомосексуальных экспериментах, и описывает подтверждающий это случай. Впрочем, Светоний – большой любитель подобных историй, и сказать можно только одно: если эти слухи верны, то порция яда могла быть единственным подходящим подарком от того, кто с тех пор давно вырос нормальным мужчиной и любовником.
Ребенок Поппеи родился 21 января 63 года в фамильном владении Агенобарбов в Антиуме – доме, в котором впервые увидел свет сам император. В то время Нерону едва исполнилось двадцать пять, а Поппее было почти тридцать два года. Это была девочка, названная Клавдией в честь дома Клавдиев, к которому принадлежал Нерон как внук Германика и приемный сын Клавдия. Император, судя по всему, ни в малейшей степени не был разочарован, что родился не мальчик. Тацит пишет, что его радость и восторг превосходили все, что когда-либо испытывал человек. Он практически потерял голову от счастья и присвоил титул Августа одновременно и матери, и ребенку, приказал начать строительство храма плодородия, заказал у ювелиров два изображения Фортуны – богини, особенно тесно связанной с Антиумом, – которые должны были поместить на троне Юпитера Капитолийского, учредил игры и состязания в честь семейств Клавдиев и Агенобарбов и так далее. Сенат, который своими молитвами и обетами уже призывал покровительство богов на лоно Поппеи, приехал в Антиум в полном составе, чтобы выразить свои поздравления, и повсюду начались торжества и праздники.
Однако две недели спустя, 5 февраля, в Кампании произошла катастрофа, которая, как казалось, предвещала беды императорскому дому. Мощное землетрясение частично уничтожило города Помпею и Геркуланум, повредило виллу Нерона в Байе и, возможно, ощущалось даже в Антиуме. Это, конечно, были не те толчки, которые окончательно разрушили эти города через 16 лет, в 79 году, но они были достаточно сильными, чтобы погрузить в уныние всю страну. Примерно в это же время в амфитеатре, построенном Нероном для проведения неронии, случился пожар, и он выгорел до основания, а стоявшая там металлическая статуя императора расплавилась и превратилась в бесформенную массу. Вскоре после этого пришло известие, что римские армии потерпели крупные неудачи в Армении, и если Корбулон, популярный командующий, назначенный Нероном, вел военные действия в одном месте, где покрыл себя славой, то другой командующий, трусливый Цезанний Паэт, был вынужден отступить. Этот последний вернулся в Рим ранней весной, полагая, что его не ждет ничего, кроме военного трибунала и смерти, но Нерон, чей гнев, похоже, редко обрушивался на кого-то, кроме предателей, простил этого несчастного, с улыбкой сказав: «Я сделаю это сразу, поскольку, зная твою робость, боюсь, что если оставлю тебя в неизвестности, ты умрешь от страха». Этот инцидент – ясное подтверждение, что даже в своей новой роли тирана Нерон не мог превозмочь свою неисправимую природную доброту.
Император с императрицей и дочерью вернулись в Рим 10 апреля, но в середине мая маленькая Клавдия Августа умерла, и, как говорят, горе Нерона было таким же безмерным, как его радость по случаю ее рождения. Ребенок был обожествлен и внесен в списки богов, но здесь, на земле, императорский дом окутала глубокая тоска, и долгое время во дворце не было заметно никаких признаков прежнего веселья и радости. Со временем Нерон нашел утешение в занятиях музыкой и поэзией, как в те тяжелые времена, которые последовали за смертью Агриппины, и вскоре он уже упорно трудился, сочиняя длинные поэмы и перекладывая их на музыку, изучая драматические приемы, практикуясь в игре на арфе, и, не жалея сил, работал над вокалом. Искусство захватило его как никогда, и следующие несколько месяцев он больше ни о чем не думал. Он занимался со своим учителем Терпином по нескольку часов подряд. Лежа на спине, Нерон выполнял дыхательные упражнения с тяжелым свинцовым грузом на груди. В уверенности, что это полезно для голоса, поедал большое количество лука и масла, но перед тем, как выступить перед своими друзьями, конечно, ничего не ел.
Здесь уместно будет рассмотреть вопрос о его способностях к пению. Тацит, писавший примерно через пятьдесят лет после смерти Нерона, говорит, что голос у него был таким сильным, что расположенный в парке театр, где он пел во время своих «Праздников молодости», казался слишком маленьким, и в это вполне можно поверить, поскольку Нерон обладал крепким телосложением, могучей грудью и шеей как у быка. Тацит уверяет также, что пение Нерона, судя по всему, завораживало слушателей. Однако Светоний через пять лет утверждает, что его голос не был ни громким, ни чистым, хотя тоже признает, что ему «бурно аплодировали». Дион Кассий, живший спустя полтора века после Нерона, считает, что, по преданию, голос у него был слабый и глухой и у слушателей вызывал желание посмеяться над ним, а еще позже Филострат насмехался над его способностями, утверждая, что хотя сам он поет плохо, но все равно лучше, чем этот император.
Однако всех авторов, живших позднее Нерона, нельзя считать авторитетами в этом вопросе, поскольку в их времена Нерон в глазах аристократии давно стал почти мифической фигурой, полупреступником, полушутом. Мне трудно поверить, что восторг, который, как мы вскоре увидим, вызвало его пение, когда он наконец появился на сцене перед публикой, был рожден исключительно желанием польстить императору. Римляне были достаточно откровенными и, не стесняясь, выражали свое неодобрение, если только это не угрожало их жизни. Например, когда самый страшный из тиранов, Калигула, подыгрывал непопулярному участнику гонок, публика своим ревом заставила его уйти из своей ложи, а затем продемонстрировала ему свое недовольство, отказавшись прийти на следующие соревнования. Император Клавдий тоже знал, что такое быть освистанным толпой. Таким образом, практически невероятно, чтобы публика так бурно аплодировала, если бы Нерон действительно не обладал способностями. А когда мы видим, как будет рассказано в дальнейшем, что в последние два года жизни он почти ежедневно выступал перед искушенной греческой публикой и совершил триумфальное турне по всей Греции, где его встречали, как самого бога музыки, и после его смерти люди продолжали говорить об этих «песнях мастера», трудно не прийти к заключению, что он в самом деле был великим артистом.
Осенью и зимой 63 года, иными словами, когда время притупило остроту его горя, он пел для своих друзей на «Праздниках молодости», где модные молодые поклонники искусства развлекали друг друга в частном театре Нерона и заставляли своих старших родственников делать то же самое. Но вскоре слушатели убедили его, что он должен стремиться к более многочисленной аудитории, и наконец весной 64 года настал день, когда Нерон, дрожа от волнения, решился дебютировать более публично.
Для этого знаменательного события он выбрал музыкальный фестиваль, ежегодно проходивший в Неаполе, потому что население этого города по большей части составляли греки, а он всегда чувствовал, что у него гораздо больше общего с теплым греческим характером, чем с зажатым консервативным характером римлян. План Нерона состоял в том, чтобы после этого фестиваля проехать по Греции в надежде завоевать несколько «корон» (то есть дипломов), которые означали высокую честь и считались священными, чтобы потом, вооружившись этим признанием, попытаться завоевать благосклонность Рима.