называвший себя Нероном, призвал капитанов кораблей к себе, своему законному государю, и с удрученным видом умолял их о помощи, напоминая об их долге по отношению к нему, и просил благополучно доставить его либо в Сирию, либо в Египет. Эти капитаны, то ли пребывая в растерянности, то ли намереваясь обмануть его, попросили дать им возможность посовещаться с подчиненными и пообещали вернуться, когда примут решение. Но о произошедшем было должным образом доложено Аспрену, и по его приказу самозваного императора, кем бы он ни был, схватили и предали смерти. Личность этого человека, его глаза, его волосы и безумное выражение лица были удивительны. Его тело перевезли в Азию, а затем отправили в Рим».
Сегодня представляется крайне маловероятным, чтобы самозванец послал за этими морскими офицерами, зная – а он наверняка знал это, – что, прибыв из Мизенума, где так часто бывал император, они наверняка были лично знакомы с Нероном. С другой стороны, действия Аспрена, который был человеком Гальбы и отплыл из Италии до того, как Гальбу убили, вполне соответствуют действиям того, кто, узнав Нерона, захотел быстро избавиться от него. Но не следует забывать, что Нерона свергли всего шесть месяцев назад, и прошел всего год после его поездки по Греции, где его знали в лицо сотни тысяч подданных. Так что попытка подмены была бы особенно безнадежна, тем более его черты, фигура, волосы, манеры, голос и другие таланты были очень индивидуальны.
Я не думаю, что кто-то из историков всерьез относился к этому человеку иначе как к самозванцу, но нам не кажется чем-то совсем невероятным, что это действительно был Нерон, который оправился от ран и бежал, но лишь для того, чтобы встретить свой жалкий конец на этом маленьком островке в Эгейском море. Однако, так это или не так, история, что Нерон выжил, представляет для нас особый интерес, поскольку в нее верил автор книги Откровения – Апокалипсиса, которая, скорее всего, была написана непосредственно перед смертью Гальбы. Автор Апокалипсиса неизвестен. Приписка к названию, что ее автор – святой Иоанн, была сделана позднее. Но кем бы он ни был, им, как христианином, безусловно, двигал ужас перед Нероном, императором, который первым начал преследовать христиан. Он верил, что Нерон не умер и вот-вот вернется в Рим.
Греческие подданные Нерона обычно называли его Нерон-кесарь, то есть Нерон-цезарь. На иврите, где определенные гласные не отображаются при письме, его имя пишется как Нрон-кср, и эти буквы соответствуют числительным 50, 200, 6, 50, 100, 60, 200, что в сумме дает 666, число, приписанное апокалиптическому зверю, который, следовательно, не кто иной, как Нерон, – интерпретация, в отношении которой ученые достаточно единодушны. Об этом звере написано, что «одна из голов его как бы смертельно была ранена, но эта смертельная рана исцелилась», что этот зверь «был, и нет его, и явится». Автор книги добавляет: «И пусть тот, у кого есть разум, сосчитает число зверя, ибо это число человека, и число это шестьсот шестьдесят шесть». Возможно, имея в виду волосы Нерона, он заявляет, что зверь был красным. То, что у него было семь голов, соответствует семи знаменитым римским холмам, а десять рогов – общему числу провинций империи. Затем он пишет: «Семь царей, из которых пять пали, один есть, а другой еще не пришел… И зверь, который был и которого нет, есть восьмой, и из числа семи». «Пять пали» – очевидно, это первые пять римских императоров: Август, Тиберий, Калигула, Клавдий и Нерон; «один есть» – это Гальба; «другой еще не пришел» – имеется в виду Оттон, которого в то время, когда писалась эта книга, уже называли преемником Гальбы; а восьмой – снова Нерон, который вернется и который «из числа семи».
Автор Апокалипсиса упоминает также, вероятно, парфян, в чью страну Нерон думал бежать, поскольку он пишет об ангеле, который «вылил чашу свою в великую реку Евфрат, и высохла в ней вода, чтобы готов был путь царям Востока». Теперь можно вспомнить, что Нерон подружился с Тиридатом, парфянским царем Армении, и что парфянский царский дом относился к Нерону с большим уважением, и, когда до них дошли вести о свержении Нерона и его предполагаемой смерти, они послали в Рим гонцов и, как пишет Светоний, «искренне просили воздать должные почести памяти Нерона». Позднее, услышав рассказы, что он жив, они уже готовы были взяться за оружие, чтобы ему помочь.
Однако на тот момент в Риме с почестями в отношении Нерона все было в порядке, и, пока не пришло известие о его повторной смерти, люди с тоской ждали вести о его возвращении. «Иногда, – пишет Светоний, – они выставляли на помост на Форуме его изображение, облачив его в официальные одежды, в других случаях распространяли прокламации от его имени, как будто он по-прежнему жив и скоро вернется в Рим и отомстит всем своим врагам». Сознавая народное обожание, которым теперь пользовался Нерон, Оттон делал все, что мог, чтобы быть похожим на него. Но в апреле 69 года, процарствовав три месяца, он столкнулся с еще одним подражателем Нерону – Вителлием – и весьма благородно покончил с собой, чтобы избежать большого кровопролития, а Вителлий стал императором.
«Вителлий, – пишет Дион Кассий, – восторгался именем и жизнью Нерона и хвалил все, что он делал». Он во всем подражал ему и очень порадовал публику, когда принес жертвы духу Нерона на Марсовом поле и заставил участвовать в этом всех жрецов и людей. «На каком-то большом пиру он крикнул музыкантам, развлекавшим компанию: „Спойте одну из песен Мастера!“, а когда начали ее исполнять, он в присутствии всего собрания не смог удержаться и начал аплодировать и махать руками».
Это свидетельство ясно показывает, что Нерона не просто любили, его любили как певца. Также трогательно читать, что в то время и еще долгие годы после этого гробница, где, как считалось, лежит пепел Нерона, была усыпана весенними и летними цветами.
Вителлий был свергнут и убит в конце 69 года, и после него трон занял Веспасиан, который поддерживал идеи традиционалистов и старался покончить с культом Нерона. Следующим императором был Тит, на смену которому в 81 году пришел Домициан, возродивший поклонение Нерону. В 88 году некий Терентий Максим, человек среднего возраста, приехавший из Малой Азии, объявил себя Нероном, которого он напоминал чертами и голосом. Он собрал достаточно большое число сторонников и пошел в Парфию, где ему оказали теплый прием. И хотя с момента свержения Нерона прошло двадцать лет, парфяне по-прежнему так чтили его память, что всерьез задумались над тем, как восстановить на троне этого человека, в притязания которого они так верили, что даже готовы были идти за него на войну. Однако со временем обман раскрылся, и они передали самозванца в руки римлян, которые, по-видимому, предали его смерти.
Появлялись и другие самозванцы, спекулировавшие на вере народа, что Нерон жив. Но время шло, и он превратился в сверхъестественное, вечно молодое существо, которое однажды вернется, не тронутое временем. Например, Дион Хризостом, писавший во времена царствования императора Траяна (98—117), упоминает Нерона два или три раза и пишет: «Даже в это время людям по-прежнему хотелось, чтобы Нерон был жив, и большинство даже в эти дни верило, что он жив». Мы приводим эту редко упоминаемую фразу для тех, кто сомневается в нашем утверждении, что история так сильно оклеветала Нерона, что общепринятое представление о нем является не чем иным, как карикатурой.
В заключение было бы полезно коротко обсудить имеющиеся у нас источники информации о Нероне.
Поэт Лукан, племянник Сенеки, написал свою знаменитую Pharsalia («Фарсалия» – поэма о гражданской войне между Цезарем и Помпеем. – Пер.) в годы, предшествовавшие большому заговору 65 года. Но хотя в ней содержится значительная доля нелепой лести в адрес императора, совершенно бесполезной для нас, она переходит в завуалированные оскорбления, причиной которых была ссора автора с императором. Из нее трудно почерпнуть что-то помимо того, что поначалу автор был очарован Нероном, но потом стал испытывать к нему неприязнь. Поэт-эпиграммист Марциал, который двадцатитрехлетним молодым человеком жил в Риме в течение последнего года (или около того) жизни Нерона, ничего не говорит ни за, ни против императора, кроме того, что, следуя трактовке Лукана, называет его «жестоким».
Важным источником информации, из которого мы приводили обширные цитаты, является трагедия «Октавия», авторство которой, как уже было сказано, традиционно приписывают Сенеке. Весьма вероятно, она была написана через несколько лет после смерти Нерона Куриацием Матерном по материалам, оставленным Сенекой. Этому произведению уделяется слишком мало внимания и как замечательной пьесе, и как ценному источнику исторического материала, ибо, хотя она не отличается особыми поэтическими достоинствами, в ней с большим сочувствием и беспристрастностью показаны мысли и взгляды Нерона, Октавии, Поппеи и Сенеки. И несмотря на то, что Октавия обличает Нерона как жестокого тирана и предполагаемого убийцу Британника, его собственные реплики раскрывают его как достойного понимания правителя, старающегося защитить любимую женщину от неуемной ненависти Октавии.
Одним из наиболее важных для нас авторов является еврей Иосиф Флавий, который явно занимал значимое положение, позволявшее разобраться в происходящем. В 63 году в возрасте 26 лет он поехал в Рим, чтобы просить за нескольких своих соплеменников, которых отправили туда на суд. В Риме ему посчастливилось познакомиться с евреем-актером по имени Алитурий, который очень полюбился и вызывал восхищение у Нерона и его жены Поппеи. Он представил Иосифа императрице и, возможно, императору, в результате чего Нерон любезно простил находившихся в заключении евреев, а Поппея в знак уважения подарила их молодому адвокату красивый подарок. Впоследствии Иосиф был личным другом императоров Веспасиана, Тита и Домициана и прожил значительную часть своей жизни в Риме, где у него была масса возможностей слышать, что говорили – в особенности в придворных кругах – о покойном императоре Нероне.