Поппея недовольно на него взглянула:
— Ты шутишь?
— Нет, я в самом деле неплохо разбираюсь в казнях и люблю особенно изысканные. Казнь должна быть интересной, ведь смерть — это трагедия. А кому нужна скучная трагедия! Ты со мной не согласна? — Поппея не ответила, сердито отвернулась, и Нерон продолжил: — Вот недавно — ты помнишь? — я устроил в цирке замечательную казнь для христиан. Римляне восторгались, такого зрелища они еще не видели. Если бы не я стал императором, им было бы скучно. Если бы императором стал, к примеру, твой муж Отон, то он просто распял бы их. Представляешь, какая это скука!
Говоря это и обращаясь преимущественно к Поппее, Нерон, однако, время от времени внимательно поглядывал на Никия. Но Никий оставался спокоен, по крайней мере, у него хватило воли держать себя в руках.
Он слишком хорошо изучил Нерона и понимал, что казнь ему (во всяком случае, скорая) пока не грозит.
— Ну, что скажешь на это, мой Никий? — обратился Нерон к нему. Когда император говорил о чем-либо, так или иначе связанном с театральным действием, будь это даже казнь, как сейчас, он приходил в возбужденное состояние. К тому же в радостно-возбужденное, а не наоборот.
— Прости, император,— смиренно ответил Никий,— я не понял тебя.
Нерон подошел, обнял Никия за плечи:
— Но это так просто. Я велю заполнить, как в прошлый раз, арену цирка водой, мы пустим туда один из моих кораблей (похожий на тот, на котором ты уже плавал), посадим тебя и этого, как его, Кальпурния, кажется, и...— Он помедлил и с удовольствием договорил: — И устроим кораблекрушение. Ну, как тебе мой план?
— Твой план прекрасен, принцепс,— серьезно сказал Никий (так, будто к нему самому это не имело никакого отношения),— я буду счастлив умереть на глазах того, кого люблю, на глазах моего императора.
— Ты будешь счастлив умереть? — медленно выговорил Нерон и посмотрел на Поппею.— Взгляни же, Поппея, на этого счастливца.
Поппея снова подняла глаза на Нерона и снова отвела их. Нерон был несколько смущен. Он отошел от Никия, опустился в кресло, вытянул ноги. Довольно долго молчал, внимательно рассматривая перстень на мизинце правой руки. Казалось, это занятие поглотило его целиком. Не отрывая взгляда от переливающихся разноцветных граней камня, он как бы нехотя спросил:
— Кстати, Никий, а где этот... Кальпурний, кажется? Что с ним случилось?
— Я убил его, принцепс,— спокойно ответил Никий.
Нерон поднял глаза:
— Как?
— Веслом. Я ударил его веслом, когда он хотел влезть в лодку, где находился я вместе с гребцами.
— Вот как? И зачем же ты убил его? Разве я тебе приказывал?
— Он не сделал того, что должен был сделать. Корабль развалился не так, как он мне обещал, то есть слишком медленно.
— Но ты убил его в гневе? — Нерон пристально, снизу вверх смотрел на Никия.— Ведь ты не сознавал, что делаешь? Я правильно тебя понял?
— Нет, принцепс,— Никий выдержал взгляд императора,— я сделал это осознанно.
— Ты удивляешь меня, Никий, не думал, что ты такой кровожадный! Ты всегда мне казался слишком нежным, слишком утонченным для убийства. Так, значит, ты ударил его веслом?
— Да, принцепс, веслом по голове.
— По голове? — заинтересованно переспросил Нерон.— И что же дальше?
— Голова его раскололась на две части, и он утонул.
Нерон недоуменно посмотрел на Поппею. Та обратилась к Никию:
— Значит, ты убил его за то, что корабль развалился слишком медленно?
— Да.
— Но ты сказал мне вначале, что не видел, как Агриппина прыгнула в воду. А раз ты не видел этого, какая разница, медленно развалился корабль или быстро — ведь дело было сделано. Разве не так? Отвечай.
— Я сказал тебе правду: я не видел, как она (Никий не хотел называть Агриппину по имени) прыгнула в воду. Но когда Кальпурний уже подплыл к лодке, он указал мне на нее.
— На Агриппину? — воскликнула Поппея, переглянувшись с Нероном.
— Да, он показал на нее,— кивнул Никий.— Она плыла к берегу всего в нескольких метрах от лодки.
— Ты хочешь сказать,— Поппея в буквальном смысле впилась в Никия взглядом,— что ударил его веслом за то, что он указал тебе на плывущую Агриппину? Выходит, ты спас ее и убил человека, который хотел...— Поппея не договорила, прерывисто вздохнула и схватилась рукой за горло.
— Говори, Никий,— приказал Нерон,— почему ты не сделал это?
— Ты мог...— возмущенно начала было Поппея, но Нерон остановил ее властным движением руки.
— Я мог бы сказать, что не видел ее плывущей, ведь не осталось ни одного свидетеля из тех, кто бы мог опровергнуть мои слова,— проговорил Никий, демонстрируя возмущение, которое он как будто бы не хотел выказывать.— Но я слишком люблю тебя, чтобы обманывать, как другие, тем более в таком деле.
— Значит, ты не сделал этого...— медленно произнес Нерон.
— Я не мог ударить мать императора веслом по голове.
— Тебе стало жаль ее? — Нерон прищурился и подался вперед, вглядываясь в лицо Никия.
— Нет, принцепс,— отрицательно покачал головой Никий,— Я не стану обманывать тебя и здесь. Мне не было жаль ее, я не думал об этом.
— О чем же ты думал? — нетерпеливо спросил Нерон.
— О тебе.
— Обо мне?
— О тебе, император.— Никий вздохнул, он чувствовал на себе тяжелый взгляд Поппеи и старательно не смотрел в ее сторону.
— Объясни,— бросил Нерон, снова откидываясь в кресле.
— Одно дело, когда мать императора гибнет при кораблекрушении — ведь море всегда таит опасность. И совсем другое дело, когда ее убивают на глазах у кого-либо. Тем более когда это делает человек, близкий к императору. Ты прости меня за то, что я, недостойный, говорю о близости к тебе, но так могут думать другие.
— Продолжай,— буркнул Нерон.
— Я боялся не тех людей в своей лодке, не гребцов. Я понимал, их не оставят в живых, хотя не знал, что за скалой прячется отряд преторианцев. Но я не был уверен и в судьбе Кальпурния. Не знаю, чей он человек, но его могли в живых оставить. Кроме того, нас могли видеть с берега.
— Берег был пустынным! — крикнула Поппея.
— За это никогда нельзя ручаться полностью. Даже у стен есть глаза и уши, а пространство берега передо мной оказалось слишком велико. Я не был уверен и не мог рисковать. И я не ошибся — ведь преторианцы во главе с центурионом Палибием прятались за скалой!
— При чем здесь преторианцы? — гневно выговорила Поппея.— Они здесь ни при чем.
Никий растерянно посмотрел на Нерона:
— Прости, принцепс, может быть, я чего-то не понимаю? Если солдаты могут видеть это, то тогда...
— Что, что тогда?! — прокричала Поппея, подскакивая к Никию с искаженным гневом лицом.
Никий пожал плечами, взглянул на императора из-за головы Поппеи:
— Тогда не имело смысла затевать все это с кораблем. Преторианцы могли сделать все в Риме. И уверен, они справились бы значительно лучше, чем я.
— Да кто ты такой,— прошипела Поппея,— чтобы судить о подобных делах?
Никию хотелось крикнуть в это разгневанное, сделавшееся почти мерзким лицо: «А ты кто такая?» — но он только виновато опустил голову.
— Оставь его,— услышал он недовольный голос Нерона,— он прав.
Поппея фыркнула, резко развернулась и, шурша платьем, вышла из комнаты, хлопнув дверью.
Некоторое время Нерон молчал. Потом слабым движением руки подозвал Никия:
— Подойди.
Долго вглядывался в его лицо, будто хотел прочесть там что-то. Наконец спросил с досадой:
— Ты в самом деле любишь меня, Никий?
— Да, принцепс, люблю.
— Это странно.— В голосе Нерона чувствовалась усталость и потерянность, Никию стало жаль его.— Это странно,— повторил Нерон и вздохнул,— ведь меня не за что любить. Знаешь, Никий, порой я бываю противен сам себе. Я проделываю все эти мерзости именно потому, что противен сам себе, и еще потому, что мне хочется позлить окружающих. Ты понимаешь меня?
Никий не ответил, но смотрел на Нерона с таким искренним, естественным участием — жалость в самом деле сдавила ему грудь,— что глаза императора благодарно блеснули.
— Я проделываю все это, чтобы почувствовать себя свободным. Ты не представляешь, Никий, до чего мне не хватает свободы. Все знают, как я должен поступать, и я поступаю так, как они хотят.— Он протянул руку и дотронулся до повязки на руке Никия.— Тебе больно?
— Нет. Но душа моя болит за тебя.
— Это так? Ты не обманываешь, Никий? — Нерон посмотрел на него странно: так смотрят дети, когда ищут поддержки и защиты.
— Нет, принцепс. Я скорблю об одном — что не в силах помочь тебе.
Нерон помолчал. Сидел, свесив голову на грудь. Никию показалось, что он плачет, но присесть и заглянуть в его лицо он так и не решился.
Когда император поднял голову, лицо его стало другим. Усмехнувшись каким-то своим мыслям, он спросил:
— Что это за история с покушением на тебя? Афраний докладывал мне, что тебя спасли христиане. Он подозревает, что ты с ними. Что скажешь?
— Я с тобой,— едва слышно выговорил Никий.— Сам по себе я ничего значить не могу, да и как мне идти против такого человека, как Афраний Бурр? Он может раздавить меня кончиком пальца, я даже не успею вскрикнуть.
— Кончиком пальца? — улыбнулся Нерон.— Сомневаюсь. Посмотри на его изуродованную руку: все эти великие старики, и он, и Сенека, похожи на нее. Они изуродованы слишком долгим пребыванием у власти. К таким я причисляю и свою мать. Порой мне снится, как их скрюченные руки тянутся к моему горлу. Ты понимаешь меня? Ты согласен?
— Я орудие в твоих руках, принцепс,— помолчав, осторожно проговорил Никий.
— Что ты имеешь в виду?
— Если представить, что я меч, то мной можно убивать, а можно повесить на стену, как украшение. Меч не рассуждает, он лишь служит хозяину.
— Ты слишком умен, Никий, чтобы быть преданным,— сказал Нерон и поднял руку, останавливая возражения Никия,— но если ты меч, придется воспользоваться тем, что имею, другого у меня нет.— Он вдруг строго посмотрел на Никия, прежде чем продолжить: — Я не верю Афранию, не верю, что ты с христианами, но будь это так, это было бы очень неплохо. А? Как ты думаешь?