— Библиотека находится вон за той дверью, прямо перед нами, на втором этаже, — продолжал он. — Одна из лестниц ведет в западное крыло здания, вторая — в восточное. Пойдем туда сразу или хочешь, чтобы я показал тебе замок?
— Я хочу удостовериться в том, что нам здесь ничто не угрожает, — пробормотала я.
— Значит, экскурсия по замку, — сказал он, устремляясь к лестнице в правой части помещения. — Я живу в восточном крыле.
Я пошла за ним, постоянно оглядываясь через плечо. В покоях царила жутковатая тишина, которую нарушал только стук наших шагов по каменному полу, отражавшийся от стен и многократно усиливавшийся.
— Как ты смог привыкнуть жить здесь? — спросила я, удивляясь тому, что говорю шепотом.
— Да я и не привык, — сказал Шей, поежившись. — Быть все время одному довольно неприятно.
— Как здесь тихо.
— Иногда, чтобы в залах не было так тихо, я включаю музыку на полную громкость и открываю дверь своей комнаты, — пояснил он. — Немного помогает.
Мы свернули в длинный коридор. Его стены украшали портреты людей, написанные в натуральную величину. Громадные полотна, от пола до потолка, были развешаны на равных расстояниях друг от друга. Я вгляделась в одну из картин и замерла от страха. На ней был изображен человек, подвешенный посреди темного пространства. Лицо его было искажено от страха, а мрачные физиономии его мучителей неясно маячили позади, едва различимые сквозь пелену потемневших красок. Я посмотрела на картину, висевшую напротив. Сюжет ее был схожим, но на ней была изображена женщина.
— Пойдем немного быстрее? — попросила я тихо.
— Прости, — сказал Шей. — Нужно было предупредить тебя об этих картинах. У Боско несколько нездоровый вкус, когда речь идет о живописи.
— Это точно, — сказала я, глядя в пол, пока мы продвигались по коридору. — Кто на них изображен?
— Я не знаю, — ответил Шей. — Я подумал, что на них изображены мученики, но надписей никаких нет, да и пытки, которым их подвергают, не совпадают с описаниями в житиях христианских мучеников. По крайней мере, тех, о ком я читал.
— Значит, это просто люди в момент страдания?
— Наверное, — ответил он. — Страдание и смерть — наиболее часто встречающиеся в живописи темы, и картины, приобретенные Боско, в этом смысле ничем не отличаются от тех, которые можно увидеть в любом музее.
— Да, наверное.
Шей резко свернул вправо, я поспешила за ним. Мы оказались в большом зале, и я чуть не врезалась в человека. На меня смотрел красивый юноша с широкими кожистыми крыльями за спиной. Я вскрикнула от неожиданности, обернулась волчицей и прижалась к полу, оскалив клыки.
— Что случилось, Кэл? — нахмурился Шей, который, очевидно, не замечал угрозы, хотя крылатый юноша был всего в нескольких футах от нас. Я осторожно подкралась поближе и спряталась за спину Шея, не спуская глаз с крылатого существа. Юноша стоял неподвижно и держал в поднятой руке копье, острый наконечник которого был направлен прямо на нас. Это был инкуб, и выглядел он так, словно кто-то зачаровал его в тот момент, когда он собирался бросить копье.
— Это статуя, — засмеялся Шей. — Ты рычишь на скульптуру.
Я подалась вперед и обнюхала мраморные ноги инкуба. Шей все еще смеялся, когда я обернулась человеком и сердито посмотрела на него.
— Мог бы и предупредить о том, что в доме стоят статуи инкубов.
— Да в этом доме целая куча скульптур. Я думаю, ты и двадцати метров здесь не пройдешь, не натолкнувшись на одну из них. А в саду и того больше.
— Они все одинаковые? — спросила я, недоверчиво глядя на статую.
— Большинство — да, — ответил Шей. — Некоторые из них изображают женщин с крыльями, но у всех есть оружие, такое же, как у этого. Есть еще скульптуры, изображающие животных. Ну, не совсем животные, скорее, мифологические персонажи.
Я поежилась.
— Чем он тебя напутал? — спросил он. — Я думал, ты опасаешься призраков.
— Есть и другие существа, помимо призраков, которых стоит опасаться, — пробормотала я.
— Ты хочешь сказать, что моделью для этой статуи послужило что-то реально существующее? — спросил он, подавшись вперед и тронув кончик крыла инкуба.
— Да.
Шей отдернул руку.
— Вот черт.
— А куда мы направляемся, можешь мне сказать? — спросила я, желая оказаться подальше от статуи.
— Я подумал, что стоит показать тебе мою комнату, — ответил он, застенчиво улыбаясь. — Она находится в конце этого зала.
Мы пересекли зал и остановились у последней двери по правой стороне.
— И что? — спросила я, видя, что он застыл, не решаясь открыть дверь.
— Я пытаюсь вспомнить, когда я там в последний раз убирался, — ответил Шей.
— А персонал разве не убирает ее? — спросила я, дружески ткнув его кулаком под ребра и ухмыльнувшись.
Шей покачал головой.
— Они бы это делали, но я попросил их не заходить в нее. Не люблю, когда посторонние люди копаются в вещах.
— Особенно в тот момент, когда ты занят чтением запрещенной книги, которая хранится у тебя в тумбочке?
— Ну, и поэтому тоже, — сказал он, улыбнувшись, и открыл дверь.
В комнате Шея, конечно, был легкий беспорядок, но не такой серьезный, как я ожидала. Постель была завалена книгами, а с деревянного стула свисали рукава пары забытых свитеров. На антикварном столике для чтения лежала открытая книга Хранителей. Возле нее — Халдис. От него исходило приглушенное сияние — полированные бока цилиндра отражали лучи полуденного солнца. Но, взглянув на пол, я не обнаружила беспорядочно наваленных куч грязной одежды. Я подумала о том, что если бы Шей оказался в моей спальне, его глазам наверняка представилось бы подобное зрелище.
Шей огляделся.
— Ну, что ж, все не так плохо.
— Если сравнивать с моей комнатой, то можно сказать, что здесь идеальный порядок, — сказала я.
— В таком случае я рад, что вид моей спальни не нарушает скрытых эстетических канонов, о которых ты никому не рассказываешь.
Я засмеялась, а Шей подошел ближе и пригладил волосы рукой.
— И… — тихонько сказал он.
Я вдруг почувствовала, что воздух в комнате предельно наэлектризован. Мне было ужасно не по себе от того, что мы находимся в его спальне совершенно одни. Держись, Кэл. Постарайся контролировать гормоны хотя бы пять минут.
Я огляделась, стараясь отвлечься, чтобы до предела натянутые нервы немного успокоились, а напряженная обстановка хоть чуть-чуть разрядилась. Хотя мне очень хотелось, чтобы Шей дотронулся до меня, недавняя драка с Реном научила тому, что не стоит недооценивать рискованность близкого контакта с мужчинами. Мой взгляд упал на большой судовой сундук, наполовину прикрытый лежащими на нем джинсами.
— Что это? — спросила я, подходя поближе.
— Да, так, ничего особенного, — ответил Шей, увидев, на что я смотрю. — Просто часть хлама, который я собрал за годы.
Я недоверчиво улыбнулась.
— Не верю.
— Эй! — воскликнул Шей.
Он не успел схватить меня за руку, когда я опустилась на колени возле сундука, отбросила крючки и открыла тяжелую крышку.
Заглянув внутрь, я засмеялась.
— Да тут одни комиксы.
— Да, так и есть, — сказал Шей. Он наклонился и поправил стопки книг, слегка завалившиеся на бок. — Но здесь собраны самые лучшие, а есть и очень редкие экземпляры.
Я стала вынимать комиксы наугад и разглядывать обложки. Когда я собралась взять очередную книжку, рука моя натолкнулась на что-то мягкое. Я нахмурилась, отложила в сторону часть стопки и погрузила руку в мягкую ворсистую ткань. Вынув руку из сундука, я обнаружила, что держу тонкое шерстяное одеяло.
Шей откашлялся.
— Это одеяло связала моя мама.
— Я помню, — сказала я, проводя пальцами по мягкой сетчатой ткани. — Это все, что у тебя осталось после ее гибели.
Внезапно он вырвал одеяло из моих рук.
— Что-то не так? — спросила я, боясь, что обидела его тем, что без разрешения достала одеяло из сундука.
— Не понимаю, — тихо сказал Шей. — Это странно.
— Что?
— Одеяло, — сказал он. — Как будто… Оно пахнет иначе. Я чувствую это, хотя и не держу его близко к носу.
— А, — закивала я. — Это не одеяло пахнет иначе. Твое обоняние изменилось. Оно стало гораздо острее. Это влияет на твое чувственное восприятие.
Шей сдвинул брови, поднял одеяло к носу и с шумом втянул воздух ноздрями. Я вскочила на ноги, увидев, что внезапно он закрыл глаза, попятился и издал изумленный возглас.
— Шей? — спросила я, взяв его за руку. — Что случилось?
— Я… — ответил он хрипло. — Я вижу ее лицо. Я помню, как она смеялась.
— О, Шей, — шепнула я, прижимая его к себе. Он открыл глаза, и я увидела, что они полны воспоминаний.
— Не может быть.
— Почему же, как раз может, — сказала я. — Обоняние и память тесно связаны друг с другом. Теперь, когда ты стал Воином, обострившееся обоняние открыло для тебя воспоминания, которые ранее не были доступны.
— Может быть, — сказал он, нахмурившись.
— Ты видел все, как наяву? — спросила я настойчиво. — Тебе показалось, что ты ее уже видел раньше?
— Да, в точности, как наяву, — ответил он.
— Да, значит, это твоя мама.
Он сжал одеяло в руках.
— Погоди-ка, секундочку… Нет, нет, этого не может быть.
— Шей?
Он схватил меня за руку и вытащил из комнаты в зал.
— Да что такое? — спросила я, когда он, держа меня за руку, бросился бежать назад, к балкону, который опоясывал огромный вестибюль на уровне второго этажа.
Он ничего не ответил, пока мы не остановились возле деревянной двери, за которой, как он уже мне объяснил, находилась библиотека. Шей достал из кармана джинсов предмет, похожий на швейцарский армейский складной нож, и начал возиться с замком. Вскоре послышался щелчок, и дверь распахнулась. Шей, не произнося ни слова, вошел внутрь. Я нерешительно последовала за ним, осматривая помещение, в котором находилась библиотека. Наверное, я никогда в жизни не видела такой большой комнаты. Ее можно было сравнить разве что со спортзалом в нашей школе. Потолок было трудно разглядеть, так как по высоте комната занимала два этажа. Вдоль трех стен от пола до потолка располагались встроенные шкафы с книгами. К каждой стене были приставлены кованые винтовые лестницы, по которым можно было подняться на специальные балконы, обеспечивавшие доступ к верхним рядам книг. Я никогда не видела так много книг сразу. Неудивительно, что Шей не смог удержаться и проник сюда. Библиотека была настолько великолепна, что я чувствовала себя так, будто забрела на поле, где растут хищные растения, прекрасные цветы которых служат приманкой для доверчивых насекомых. Она была настолько красива, что, казалось, быть в ней означало подвергать себя неведомой опасности.