Тут были белые советские столы на алюминиевых ножках, мелкая плитка на полу, на стенах — нарисованные рабочие и колхозники в естественной среде обитания. Но главное — пластиковая перегородка с раздаточным окном, отделяющая обеденный зал от кухни. Краснолицая довольно молодая сотрудница наливала парням суп из монструозной алюминиевой кастрюли.
— Что, мальчишки, опять стипендию просадили?
Я пристроился в очередь из трех человек и услышал ответ:
— Да тут такое дело, Валя… Девушке своей подарок купил… Ну и не рассчитал.
— Эх ты, герой-любовник! — засмеялась она. — Не на тех девушек смотришь! И ты приходи за добавкой, а то худенький совсем.
— Приду, — пообещал парень, — но не есть, а помогать. Картошку, там, почистить, еще как-то помочь.
К раздатчице подошла напарница и погрозила пальцем:
— Не пускай его, а то знаешь как будет?
— Как? — хихикнула краснолицая Валя.
— А будет, как в анекдоте про людоеда. — Напарница взяла тарелку у второго студента. — Встречаются два людоеда. Один другому говорит: «Никогда студентов не бери». «Чего это?» «Я одного поймал, так он, пока варился, всю картошку в котле сожрал».
И толстушка, и студенты рассмеялись.
Зря я боялся, что тут будет вонять бомжами. Ни бичей, ни стариков — немощных и никому ненужных. Один мужичок в клетчатой кепке и с тросточкой и два товарища с сизыми носами и опухшими лицами. Остальные посетители — студенты, всепожирающие, как саранча. Ни парни, ни девчонки не только не стеснялись сюда хаживать, но и устраивали тут настоящие собрания.
Сотрудница глянула на меня с интересом — ну а как иначе, новое лицо! Плюхнула в тарелку суп из сероватых макарон, я взял четыре куска хлеба, чтобы посытнее было, и отошел от подачи.
Оглядел огромный зал, где не оказалось свободных мест, присмотрел одно рядом с модницами — теми самыми, которые меня обогнали на улице. «Давай-давай!» — чуть не взвыл мой боевой и, очевидно, теперь всегда готовый боец. Ладно, чего бы не познакомиться? Девчонки вроде симпатичные.
Подошел к ним, кивнул на стул, занятый кожаными сумочками.
— Свободно, красавицы?
Две пары глаз — зеленые и карие в оранжевую крапинку — оглядели меня с головы до пят. Девушка в белом берете, кареглазая, сдула челку с лица и убрала сумочки:
— Ладно. Давай.
Обе смолкли, поглядывая на меня искоса. Стесняются секретничать. Ничего, потерпите, скоро уйду, мне просто поесть. Похлебка напоминала суп из девяностых, когда, бывало, мама целую кастрюлю варила из двух синих куриных ножек. Второе, судя по всему, тут не предусматривалось. И правильно, нечего бездельников развращать, а студент чувство голода приглушил — уже хорошо.
Поедая суп, я разглядывал девчонок: милые, живые, настоящие, без жеманства и надутых губ, похожих на геморрой. Что-то было в этих девочках искреннее, навсегда утраченное в нашем мире. Хотел бы я назад? Пусть я там полностью упакован, а тут хожу в куртке с чужого плеча, но — ни за что, потому что здесь у меня есть надежда. Да и как можно променять мир, где человек, каким бы он ни был, не умрет с голоду и не замерзнет на улице, если ему некуда идти.
Отобедав, я поднялся и улыбнулся:
— Спасибо, красавицы, что приютили.
Зеленоглазая оттаяла, заулыбалась в ответ:
— Обращайся! Или заходи в гости, если что, мы в медицинском общежитии живем. Меня Алькой зовут.
— А я Вася, — улыбнулась кареглазая.
— А что, зайду! — пообещал я.
Собрался уходить, но вспомнил кое-что, достал из кармана конфеты, подаренные комендантом, протянул Але «барбариску», а кареглазой — «белочку», а сам зашагал к выходу. На лице невольно расползлась улыбка — сытый, довольный, молодой, с пока неясными, но ого-го какими перспективами, да еще и в стране, не растерявшей величия… Ух! Как же хорошо! Душевно-то как!
Даже мысль о том, что я бездомный, беспрописочный и безденежный, не испортила настроения. Да, в общаге, в комнатушке на двоих, меня ждет обозленный сосед Артур, но это такие мелочи! Товарищ генеральный секретарь Горский, даже если ты рептилоид, я готов тебе это простить и пожать руку… или лапу за то, что ты не дал погибнуть моей Родине.
На улице задумался. В свою комнатушку, где меня ждало недовольство соседа Артура, катастрофически не хотелось. Куда мне спешить? В кои то веки выдалась возможность праздно гулять. Когда я в последний раз на небо смотрел? Все бегом, бегом. А оно вон какое красивое в разрывах туч!
Если бы темнело не так рано, солнце увидел бы. И тепло, как в октябре. Правда, через час темно будет, так что особо не забалуешь. Итак, что мне нужно? Подкалымить немного… Мимо прошла бодрая старушка с авоськами, в одной были мандарины, в другой — картошка. А вот и ответ! Рынок! Скоро продавцы будут собираться, можно попробовать предложить услуги грузчика. Я догнал старушку и поинтересовался:
— Извините, вам помочь?
Она улыбнулась и помотала кудрявой головой:
— Спасибо, сынок, я уже пришла. Вот моя остановка.
Остановка была, как в моей реальности, прозрачная, пластиковая, с табло, где красными точками на маршрутах были отмечены автобусы. В моем городе родного мира были похожие остановки, но табло не работали.
А это что за игровой автомат? Я уставился на двух мальчишек, тыкающих пальцем в экран, расположенный на подставке и похожий на кинескоп старинного телевизора. В углу на черном фоне белел треугольник из двух рук, сцепленных в рукопожатье, в его середине было написано: «Комсеть».
Это что же, Интернет бесплатно раздают?
Я глянул на экран: там шла новая версия «Ну, погоди!» — герои точно такие же, как в моем детстве, но сюжет незнакомый: Волк на байке улепетывал от двух машин гаишников-баранов. Хех, с чувством юмора у аниматоров точно все в порядке.
Подошел автобус-аквариум, вздохнул, распахивая дверцы — мальчишки бросились внутрь, а я занял их место. Ткнул в экран дважды — вышел из полноэкранного режима. Надо же, все почти как у нас. Свернул окошко, и рабочий стол отобразил конвертики с надписями: «Мультфильмы», «Игры», «Новости Лиловска», «Школьная программа», «Карта города», «Экстренные службы».
Коснулся пальцем «Карты города», и на экране появилась карта с домами, названиями улиц. Мое местонахождение обозначалось зеленой пульсирующей точкой. И как найти адрес или объект? Я дважды кликнул по экрану — карта пропала. Снова развернул ее, почесал в затылке. В чем секрет? Ткнул в правый угол — опять карта свернулась. В левый — то же результат.
— Позвольте, — проговорил подошедший пионер, коснулся черной полосы внизу, и на ее месте появились буквы. — Вводите, они будут прямо сверху карты.
Впервые в жизни я чувствовал себя дремучим дедом, которого пионер переводит через улицу. Я ввел: «Рынок», и на карте от остановки прочертилась синяя линия, ведущая к точке с надписью «Колхозный рынок № 1 имени товарища Сергея Антонова».
Рынок был номер один, что подразумевало и другие, но других не было. И я поспешил к этому, единственному.
Навстречу шла молодая женщина с огромной коляской для близнецов, и я сместился к стоянке, откуда отъезжал «запорожец» — такой же, как у Ирины Тимуровны, но не серый, а красный. Взгляд выхватил лежащую на земле монету.
Я коршуном спикировал на нее, поднял: десять рублей! Почти такие же монеты номиналом один рубль были в бабушкиной копилке, где на реверсе Владимир Ильич указывал направление в светлое будущее. На этой десятке, на реверсе, был символ Молдавии, тьфу ты, Молдавской ССР: памятник Стефану Великому. Конечно, здесь не обошлось без денежной реформы, раз курс, судя по зарплате майора милиции и стоимости смартфона, примерно один местный рубль к десяти российским в моем мире.
Интересно, десятки на мороженое хватит? Безумно захотелось пломбира из детства за двадцать копеек. Когда денег было совсем мало, я покупал лимонное или фруктово-ягодное в картонном стаканчике.
В продовольственном магазине все было по-современному, включая изобилие товаров: стеклянные витрины, холодильники с минералкой, винный шкаф.
Последний я изучил с пристрастием, потому как к концу той жизни все чаще стал предпочитать вино всем остальным алкогольным напиткам. Не то чтобы я был снобом — Алена хорошо в вине разбиралась и научила отличать достойные образцы от шмурдяка.
В старом Союзе в силу возраста я не мог оценить качество и выбор алкоголя. Если верить профессионалам, выбор был, хоть и скудный. Но мало кто разбирался в вине, покупали, что под руку попадется, чаще сладкое и полусладкое, которое редко бывает высшего класса, и чаще всего просто не замечали шедевры под изобилием «Солнцедаров» и портвейнов «777», то бишь «три топора», которые по идее пить нельзя без риска потерять печень.
В этом Союзе выбор был отменным. Правда, никаких известных итальянских, испанских и французских марок. Но, как показа история, и наши вина мало им уступали, если подойти к процессу производства со знанием дела.
Линейки разные: были как самые простые столовые вина, так и выдержанные премиум-класса. Особенно порадовал выбор сухих, причем белые и красные были представлены в равных пропорциях, когда в старом Союзе красные сухие вина, которые к тому же очень полезны, народ не признавал.
Заметил грузинскую «Хванчкару» — любимое вино Сталина — и «Киндзмараули» с «Алазанской долиной», украинские «Оксамыт Украины» и «Шабский рубин», и молдавские «Рислинг» с «Каберне», и болгарские «Медвежья кровь» с «Солнцем в бокале». Как и в старом Союзе, доминировало копеечное «Ркацители». Граждане презирали его, а зря, на самом деле это очень достойный сорт, и в моем мире некоторые вина, из него изготовленные, брали серебро и золото на международных конкурсах.
Будь у меня деньги, я бы выбрал вон тот красный портвейн семилетней выдержки за пятьдесят семь рублей. Сперва я ощутил его вкус — сладкий, тягучий, с оттенками изюма, кураги и ореха, а потом рот наполнился слюной. По местным меркам, пятьдесят рублей — это, наверное, дорого, но оно того стоит…