итву?
На месте начальников производств и ведомств я выделил бы несколько часов на просмотр и продлил бы рабочий день… Но это так, мысли. Как оно на самом деле, остается догадываться, и до чего же жаль, что мы не со своим народом!
Правда, на одиннадцать вечера, после игры Аргентины с Бельгией, запланирована еще одна прямая трансляция: герои будут говорить со зрителями, в каждом городе развернут огромные экраны, и, если повезет, кому-то даже удастся задать вопрос.
Так что тренеры следили, чтобы парни оставались в кондиции: страна должна видеть своих героев.
Беснование длилось минут двадцать, после чего, тренеры погнали всех в душ и — на автобус.
Вспомнилось, как Звягинцев мечтал поехать на чемпионат мира, окунуться в эту атмосферу праздника, а теперь я сам ее создаю! Уверен, что после сегодняшней игры у нашей команды появились новые фанаты в разных уголках мира.
Мы погрузились в автобус, огражденный от болельщиков полицейскими. Ощущая тревогу, я одним из первых юркнул в автобус и уселся в середине салона, у окна, поглядывая на пестрые группы болельщиков. В глаза бросилась компания, где у троих на плечи были накинуты английские флаги, а у двоих — красные. Это как когда наша команда разделилась: кто-то болел за Уругвай, кто-то — за Португалию.
Прежде, чем автобус тронулся, Бердыев взял микрофон и проговорил:
— Товарищи, попрошу минуту внимания! Понимаю, что ситуация располагает к отдыху и легкомыслию, но работа еще не закончена! Потому сразу после ужина мы отправимся в конференц-зал смотреть игру Аргентины и Бельгии. Победитель, возможно, станет нашим соперником.
— Вероятность этого, — сказал Тихонов, — тридцать три процента. У нас ведь еще Ирландия — Италия и Швеция — Уругвай. И — полуфинал.
Только он смолк, у него забрал микрофон Карпин.
— Вы только представьте! По-лу-фи-нал! У нас! На чемпионате мира!
«Я вас всех люблю! — говорили его глаза, жесты, улыбка. — Каждого расцеловал бы! Да поймут неправильно и — субординация».
Валерий Кузьмич, стоящий рядом, улыбался уголками губ и смотрел на него и на нас так, как родитель наблюдает за детьми и радуется их успехам.
Автобус тронулся, и все расселись по местам.
Перед ужином мы разошлись по номерам. Я, пока ехал, пропотел и захотел переодеться. Не успела дверь закрыться, как постучали. Я подумал, что это прибежал Микроб, который не знал, куда девать радость, открыл ему.
В коридоре стоял наш третий вратарь, Максат Тойлыев, который уличал меня в сверхъестественных способностях. Опять, что ли, заладит любимую песню? Бесчисленные медицинские проверки ни в чем его не убедили?
Перекладывая из руки в руку бутылочку воды, он спросил:
— Можно?
Я посторонился.
— Ну, проходи.
— Александр, приношу свои извинения за то, что сомневался в твоем таланте. — Он чуть склонил голову.
— Брось, Макс, — улыбнулся я, стянул футболку, чтобы поменять ее на более свежую. — Забыто.
Он криво усмехнулся.
— Хоть ты и не оставишь шанса ни мне, и Полозу, никому — спасибо за игру и за победу.
— Победа у нас впереди, — я хлопнул его по спине.
Мы пожали друг другу руки. Что-то заставило меня включить «эмпатию». Больше всего на свете он хотел… играть. Стоять на воротах. И это маниакальное желание меня насторожило. Как бы гадость какую не сделал. Почему-то вспомнилось предостережение Гусака, что меня должны убить.
— Макс, — проговорил я осторожно. — Что ты задумал?
Его глаза блеснули злостью. Он хотел, очень хотел бы что-нибудь сделать, потому что считал происходящее несправедливым, но не мог, боялся. Вот же какой дотошный! Типа извинился, сообразив, что ссориться с авторитетными людьми себе дороже, но злость затаил.
Разговор с ним чуть пригасил эйфорию, появилась тревога.
В ресторане празднование продолжилось. Только поднес ложку к губам, встал Кокорин и толкнул восторженную речь о том, какие мы крутые — подразумевая больше себя. Ну а что, он герой сегодняшнего дня, ему можно, а скромность… Ну, не присуща она Кокорину. За это и расплачивается.
Просмотр игры Аргентина — Бельгия напоминал урок непослушания в классе гиперактивных детей. Народ продолжал праздновать, шуметь и отвлекаться.
— Месси! — выкрикнул Сэм голосом, пьяным от счастья. — У нас свой Месси есть!
— Че уж там! Два Месси! — поддержал его Кокорин, имея в виду Пиняева.
Опять он нарывается, намекая, что Дзюбу неплохо бы заменить
Все были уверены в очередной победе Аргентины. Южноамериканцы тоже в себе не сомневались, и с первых минут ринулись в атаку, насели на ворота противника, выставившего не просто автобус — железобетонную стену, о которую и убился легенда мирового футбола на десятой минуте первого тайма. Месси получил травму и был заменен. Когда его уносили на носилках, по его щекам текли слезы. Даже если аргентинцы станут чемпионами, Месси им уже не поможет.
Ситуация была спорной, но обошлось без санкций для Бельгии. Даже желтую не дали.
Так европейский «автобус» задавил красивый южноамериканский футбол.
Микроб, один из немногих смотревший игру внимательно, воскликнул:
— Не, ну вы видели? — Он оглянулся в зал. — Судью на мыло!
Трибуны с ним соглашались, ревели и свистели, требуя покарать за травму всеобщего любимца. Судья был непреклонен и не боялся проклятий, он получил четкое указание сверху. А может, просто болел за Бельгию, что менее вероятно. У меня самого негодование вскипело. Кто бы что ни говорил, я симпатизировал Месси, этому невысокому, не очень симпатичному парню, который напролом шел к своей мечте, обливался кровавым потом и таки выбился в люди. Сейчас о нем не слышал разве что глухой. Но читал — точно.
А теперь команда Аргентины обезмессина и зла. Мартинес, голкипер, лютует, рвется из ворот к арбитру, его держат трое. Тренер, Лионель Скалони, что-то пытается доказать судье, окруженный футболистами в бело-голубом, но тот непреклонен. В стороне толпятся красно-черные с виноватым видом.
Вопреки стараниям аргентинцев, Эми Мартинес вывернулся и налетел на красно-черных, расталкивая их, как кегли, за что быстро получил горчичник, и это его остудило.
Его показали крупным планом: лицо красное, ноздри трепещут, в глазах полыхает огонь. Скалони разогнал своих, размахивая руками, как регулятор дорожного движения, и игра продолжилась, но теперь судья свистел в обе стороны.
На перерыв команды ушли со счетом 0:0.
Звук пропал. В центр зала вышел Валерий Кузьмич и замер, ожидая, когда воцарится тишина. Ощущение было, словно прикручивали звук на старом телевизоре: тише, тише, еще тише, и вот уже звенит тишина.
— О чем я хочу поговорить? — сказал Непомнящий. — Все видели игру? Да. Все видели, что момент спорный. Можно было назначить пенальти, можно было хотя бы дать желтую, но судья и этого не сделал. Аргентина лишилась лучшего игрока, был спровоцирован конфликт, который наверняка закончится охотой на бельгийских фанатов на улицах города, но речь не о том…
— Судью на мыло! — крикнул Кокорин.
— Бесспорно, — согласился с ним Денисов.
Непомнящий продолжил:
— Никто бы не акцентировал внимание, если бы травмировали рядового игрока, но даже так судья не постеснялся придерживаться выгодной стратегии, не боясь, что это будет концом его карьеры. К чему я клоню, понимаете?
Все начали молча переглядываться, и он ответил сам:
— Вполне возможно, что мы окажемся на месте Аргентины. Будьте готовы сжать зубы и работать. Никаких «судью на мыло» — это удаление. Никаких потасовок с противниками! Месть — блюдо, которое подают холодным…
Вскочил Сэм и затараторил:
— Да! Мы когда с «Рейнджерс» играли, поляк, Радзински, плюнул в лицо нашему столбу, Рябову. Антоха ему — на-на! Удалили. Еле вничью сыграли, в меньшинстве-то.
Непомнящий кивнул.
— Да, я смотрел этот матч. Хорошо, что товарищеский матч был, иначе вашему игроку грозило бы исключение.
— Котакбас, — прошипел Сэм, садясь и сжимая ручки сиденья.
— Об этом я и говорю. Удаления нам не нужны. А местью будет наша победа несмотря ни на что.
Зал оживился, теперь все сосредоточили внимание на игре и искренне сопереживали Аргентине, которой не везло, хоть судья и не свирепствовал, убоявшись народного гнева. Зато на них обиделся футбольный бог: Лои Опенда упал и захромал.
В помощь ветерану Лукаку тренер выпустил неизвестного в реальности темнокожего паренька, Рика Могуту — огромного, с дредами.
Ну да, чем дальше страна от Советского Союза, чем меньше взаимодействие, тем меньше расхождение в составе команд. Сборная Аргентины, как и Бразилии, та же, манера игры у них такая же, а вот у бельгийцев — изменения в составе.
Могута играл примерно, как наш Сэм. Я бы назвал эту манеру стилем носорога: разогнался и прет, иногда отдавая мяч. И вот этому Могуте подфартило: он запулил чуть ли не из центра поля, мяч пролетел над головами и попал в правый верхний угол. Два-три миллиметра — и не попал бы. Но — повезло.
Мартинес упал, сжав голову руками, трибуны, возненавидевшие бельгийцев, завыли и заулюлюкали. Но гол есть гол.
Как аргентинцы ни старались, сравнять счет не получилось, и чемпионат преподнес очередной сюрприз: Аргентина — Бельгия 0:1. Впервые это противостояние закончилось в пользу европейцев.
А еще праздничное настроение было слегка подпорчено намеком, как с нами могут поступить на следующей игре. Потому на прямой эфир мы шли с трезвыми головами.
Правда, посмотрев, как ликует народ, снова зарядились позитивом.
В полдвенадцатого, когда я уже собрался спать, в номер завалились Кокорин, Микроб, Коровьев, Топчи и Пиняев, все слегка навеселе, кроме последнего.
— Привет герою от героев! — воскликнул Коровьев, подошел к мусорному ведру и выбросил бутылку из-под шампанского.
— Что-то вы разошлись, — улыбнулся я.
— Ну а че, играть не надо, чего бы не расслабиться, — пожал плечами Кокорин, присаживаясь на мою кровать. — Вообще-то мы по делу.