— Участвую. Приходите поболеть.
Он посерьезнел, мотнул головой:
— Врешь?
— Говорю же, приходите, сами увидите.
— Ну дела! Ну и ну! Ах ты ж ексель-моксель, вон оно как, значится…
Он еще подивился, а потом тяжело вздохнул и принялся жаловаться на тяжелую жизнь — все дорого, бензин так вообще, а зарплаты все меньше, а люди все жаднее, чаевые не дают. За какие шиши ему, горемыке, билет покупать? Во время этой тирады он лукаво поглядывал на меня в зеркало заднего вида, а когда понял, что намеков я не понимаю, тяжело вздохнул:
— Вот если бы подарили мне билет, вот это было бы по-нашему!
Я понемногу закипал: его бы в мою Россию на несколько дней, где бензин по пятьдесят и никто ничего не гарантирует, но заставил себя успокоиться. Видимо, это суть человека такая — плакальщик. Таким на похоронах нужно работать — подвывать в толпе, чтобы собравшиеся эффектнее рыдали.
— Да, жаль что некому подарить, — сказал я и больше его не слушал.
Он закряхтел, забурчал что-то, а я вернулся к мысли о записке. Моя внутренняя жаба нашептывала: «Саня, если это правда, и кто-то из людей Достоевского тебя готовит к переговорам, почему бы не заработать? Ну смотри, выигрыш в турнире тебе все равно не светит, а так — сто тысяч, Саня! Сто. Тысяч!!! Это больше миллиона на наши рубли.
Ну да, славы не будет, зато — деньги, роскошь, девочки. Да Лиза Вавилова сама приползет, с руки есть будет! А что тебе те бои? Правильно, карьеры не сделают, ты хочешь прокачиваться как футболист».
Да, все логично. Да, целее останусь и заработаю. Ну реально, что такого? Никто не знает Сашу Нерушимого как бойца, неча и начинать. Взять деньги, съехать из общаги в жилье получше и начинать футбольные тренировки. А параллельно думать, что еще можно сделать — для себя, для людей, для Родины. Если раз в неделю становиться лучшим в мире… физиком, экономистом, врачом, химиком… Это же сколько задач и проблем можно решить! Да, нужно будет погружаться в тему, чтобы понимать, на что тратить «Лучшего в мире», но отдача будет куда больше, чем от боев без правил. И с помощью науки, думаю, будет проще пробиться наверх…
Жаба была права. Все правильно, все разумно. Звягинцев, так тот всеми руками был «за».
Против был только юный пацан Саня, который не хотел начинать жизнь с трусости и лжи. Что-то гаденькое было в этих разумных мыслях. Запиской напугали? Припугнули «большими людьми»? Поманили миллионом?
Звягинцев предложил компромисс: рано об этом думать, вот если появится парламентер от «больших людей» — кто-то живой и весомый, тогда и стоит вернуться к этому вопросу…
К месту я приехал без шести минут семь и издали увидел фигуру какого-то парня. Он топтался на месте, дул на руки в перчатках… да это не парень, а Лев Витаутович! Но почему он здесь, а не внутри? Ключи забыл? Впрочем, тренер показался мне человеком странным, даже не от мира сего, и пути его для моего неокрепшего разума были неисповедимы.
Расплатившись с таксистом, я направился к Витаутовичу. Заметив меня, он приосанился, вытянулся, как хищник, жертву завидевший.
— Доброе утро, Лев Витаутович! — Я пожал руку в перчатке. — А почему вы здесь?
— Очевидно, потому же, почему и ты, — ответил он, ненадолго вогнав меня в ступор.
В темноте сверкнули два оранжевых глаза автомобиля. Мне подумалось, что в этом мире стоило появиться только потому, что тут нет светодиодных фар. Едешь — и глаза не выжигает встречным светом.
Из такси вылезли Олег и Леша, быстренько поздоровались с Витаутовичем и подошли ко мне.
— Ну ты ваще красавец! — выдохнул Олег вместе с облачком пара.
— С чего бы тебя так вдруг обрадовала моя внешность? — удивился я.
— Беру все слова назад, братишка. Все, что я сказал про то, что ты выскочка! Выскочка на беспредельных боях не победит!
Ага, узнали про мой подвиг. Ну, тогда понятно.
— Я чего-то не знаю? — поинтересовался Алексей.
Олег взахлеб начал рассказывать ему, как я победил, причем с такими приукрашенными подробностями, что засмущал меня напрочь.
Тем временем Лев Витаутович повел нас за угол, подвел к другому входу. Щелкнув замком, он открыл служебную дверь в спорткомплекс. Мы оттряхнули снег с обуви и пошли за тренером по темному коридору.
— И в финале молдаванин, чемпион республики, против него вышел, а Саня такой ему: ща нос сломаю! — Возбужденный голос Олега отражался эхом от скрывающихся в темноте стен. — И тот сам сдался. И Сане сто тыщ выдали призовыми, теперь он нас хочет в «Ласточку» сводить, да, Санек?
— Ну ты, Олежка, и балабол, — проворчал Витаутович уже внутри здания, щелкнул выключателем. — Не было такого.
— Не было, — кивнул я, улыбаясь. — А что за «Ласточка»?
— Это такой, брат, кабак дорогой, — прояснил Алексей. — Там швейцару полагается столько на чай оставлять, сколько я за месяц не зарабатываю.
— Так Саня теперь богач! — воскликнул Олег. — Уж разок раскошелиться-проставиться сам товарищ Горский велел!
— Чего? — удивился я.
— Что ты несешь? — деловито поинтересовался у Олега Алексей.
— «Не жалей для товарища ничего» — кто сказал? Товарищ Горский!
— В товарищи уже записался? — хмыкнул Алексей и обратился ко мне: — Саня, не слушай ты этого Емелю. Лучше скажи, как ты смог?
Он ненавидел беспредельные бои, но сейчас в его взгляде не читалось осуждения.
— Повезло, наверное.
— Это он так перед сегодняшним турниром разминался, — издал смешок Витаутович и посерьезнел. — Так, бойцы! Заходим, переодеваемся и — в зал для бокса. А мне надо кое-что проверить.
Распорядившись, он направился к лестнице на второй этаж, в тренерскую.
В раздевалке Алексей сказал:
— Не верю, что тебе просто повезло, Сань. К Новому году ставки растут, на турниры приходят серьезные товарищи…
— Ну ты че, не понял еще, что Саня наш тоже серьезный товарищ? — с некой гордостью проговорил Олег и подмигнул мне: — Между прочим, я сегодня на тебя поставил. Ну, что в восьмерку войдешь. Попробуй только продуть!
Алексей улыбнулся, глянул на приятеля и спросил:
— Выходит, ты тогда не стал драться, потому что просто Олега нашего пожалел?
— Потому что это было тупо, — ответил я. — При любом раскладе мы оба были бы в проигрыше.
— Как это? — не понял Олег. — И в смысле «пожалел»? Я тоже не пальцем деланный!
— Мы наваляли бы друг другу почем зря и ничего бы не решили. А так — оба здоровы, еще и товарищами остались.
Пока он думал над моим ответом, я натянул ношеный-переношенный выцветший рашгард, ну или то, что в моем мире называлось бы так. В этой реальности советский рашгард выглядел как плотная футболка с длинными рукавами из какой-то военной синтетики, она так плотно сидит, что не ухватить.
— Кстати, а форму нам выдадут? — поинтересовался я. — Или будем кто в лес, кто по дрова? Кто в чем?
— Выдадут, — ответил Алексей. — Успеют еще. Официальная часть турнира начнется только в два.
— А мы тут зачем?
— А мы на общих основаниях. Все участники без исключения должны пройти сито отбора. Отборочные проходят без зрителей, начало в девять. Бои по пять минут, они будут проходить одновременно на нескольких рингах.
— В нескольких клетках, — поправил его Олег. — Забудь уже про ринги.
— Это да, — помрачнел Алексей. — Фигово, что Витаутович почти не учил нас у стены драться. Короче, Сань, в отборе — как повезет. Может попасться будущий чемпион, и будет совсем обидно, потому что вылетишь сразу.
— А сколько вообще будет участников? — продолжил я восполнять пробелы в знаниях.
— В прошлый раз было под тысячу, — сказал Алексей. — Но ты не парься. К обеду останется в десять раз меньше.
Я присвистнул, представив эдакую толпу.
— Где ж их всех размещать?
Алексей снисходительно улыбнулся.
— А сам как думаешь?
Вопрос показался дурацким. Пока я думал, что отвечать, на выручку пришел Олег:
— Да он просто в Центральном не был!
— А-а. Центральный спорткомплекс огромен, всем хватит места… — Отмахнувшись, он снова пристал с расспросами о «мясном» турнире. — Так с кем ты дрался? Сколько вообще человек было?
Переодеваясь, я все рассказывал по порядку. Сперва парни тоже переодевались, потом замерли с открытыми ртами, Олег — с голым торсом, Алексей — босой. Лев Витаутович, сунувшийся в раздевалку, такими их и застукал. Рявкнул:
— Отставить звездеж! В зал для бокса — живо!
Заканчивал я уже скороговоркой, под ободряющие интеллигентные маты Витаутовича. То есть вроде бы вполне цензурные выражения, но звучали они, как ненормативная лексика.
Вопреки ожиданиям, тренер не прыгал вокруг груши, а изображал будду, усевшись на маты. Похлопал рядом с собой, и мы расселись напротив него.
— Значит так, парни, — заговорил он вроде бы спокойно, но было видно, что тренер едва сдерживается. — Уже не в первый раз облспорткомитет косячит и выдает регламент в последний момент. В этом году та же канитель с этими бюрократами, и снова, суки, все в последний момент!
Он замолчал. Олег и Алексей, выдрессированные и привычные к манере общения тренера, терпеливо ждали продолжения. Витаутович чуть не сплюнул, так его злило то, о чем мы пока могли только догадываться, но продолжал молчать. И молчал как-то в мою сторону, что меня немного напрягало.
Наконец Олег не выдержал:
— Что?
— Сверху спустили распоряжение, — неохотно буркнул Лев Витаутович, стараясь не смотреть на меня. — Мол, в последнее время организации области замечены в перекупе спортсменов, что плохо влияет.
— На что? — спросил Алексей.
— А я знаю? — вызверился тренер, махнул рукой. — На самочувствие Гришина? На его сон? На политический климат в области?
— Гришин это… — шепотом начал спрашивать я, но Витаутович перебил, рявкнув:
— Председатель облспорткомитета! Неважно! Важно то, что теперь позволительно заявлять на турнир только тех, кто работает в организации не менее года! — Он поиграл желваками. — Короче, Саня, ты выбываешь. Твою заявку не утвердили. Это плохая новость.