— Дал в табло начальнику ЦСКА? — изумился Мика.
Все мы остановились, не доходя до подземного перехода, уставились на Игната. Неужели он совсем отбитый?
— Не дал, к сожалению, но обложил. Посчитал, что он оскорбил меня таким предложением.
— Зазвездился пацан, — с укором сказал Матвеич. — На скамейку запасных основного состава сел, три гола забил, а поди ж ты — звезда во лбу.
Игнат пропустил реплику мимо ушей и продолжил:
— Говорю же, не умею. Вон, Жека у меня единственный друг, и хэзэ как он меня терпит.
— Эту твою черту характера я тоже оценил, — усмехнулся я. — Наше первое знакомство было…
— Близким! — захохотал Игнат. — Ты обниматься полез!
— Да у нас у всех знакомство друг с другом было специфическим, — сказал Матвеич, спускаясь в подземный переход. — Знали бы вы, как мне хотелось вам, щеглам, задницу надрать. А теперь я за вас кого угодно порву.
— Да, это парадоксально, — согласился Микроб. — По идее, мы все должны стать врагами.
Мы ввалились в ресторан, сели за свободный столик, и Гребко сказал со своим мягким украинским акцентом:
— А давайте нажремся в говно? Мне вот сейчас больше всего хочется горилочки…
— А шимпанзе не хочется? — сыронизировал Нюк, и все захохотали, кроме Гребко.
Подождав, когда мы отсмеемся, он улыбнулся:
— Горилка — водка.
«Только этого не хватало», — подумал я.
— Давайте вы завтра нажретесь? — предложил Нюк. — Мне тоже водки охота, так ведь в прок не пойдет на нервяке. Как тогда, в Минске, помните?
Ветераны закивали, и, когда подошел официант, косящийся на наши разукрашенные лица, заказали чай и кофе со сладостями. Официант принес половину заказа, и все замолчали, глядя, как он расставляет чашки по столу.
Некоторое время сидели молча, только Клык «давил клопов» на телефоне и звенела ложка, которой Колесо сосредоточенно размешивал сахар в чае.
— Андрюха, давай Тарасову позвоним, — предложил он. — У него должно что-то для нас быть.
Я не знал, кто такой Тарасов, и спрашивать не стал, потом поищу информацию в Комсети. Наверняка какая-то шишка из Федерации футбола СССР.
— Кто ты, а кто Тарасов, — проворчал Нюк. — Были мы в обойме, он нам руки жал. Когда ты с ним последний раз общался? То-то. Года три назад. Наверное, с 23-м февраля поздравил. Причем ты его, а не он тебя. Он, скорее всего, вообще не ответил.
Матвеич, смотрящий на сцепленные в замок руки, сказал:
— Я для себя один путь вижу: в тренеры, — он пригубил чай, поморщился — тот оказался горячим.
— На Саню посмотри, — сказал Гребко, имея в виду Димидко. — Будешь мячи подносить маразматическому дебилу типа Кири. Никто тебе не даст команду, пока окончательно не запишут в заслуженные старпёры.
Только помянули Сан Саныча, как он вошел в ресторан со спортивной сумкой через плечо. Места для него не нашлось, он сел за соседний столик, развернул стул в наше сторону. Поздоровался с подошедшим официантом.
— Парни тоже футболисты? — удивился он. — Тогда, как всегда, скидка 20 %!
Димидко не стал выделяться и взял себе молочный коктейль.
— А нас не узнал, — проговорил Матвеич, и столько в его голосе было обиды, что аж мне передалось.
— Так больше года прошло, как мы тут обедали, — сказал Дрозд. — Вот ты его помнишь? Может, он вообще новенький. Что у тебя, Саныч? — сменил тему он.
Димидко повел плечом, словно стряхивая чью-то руку.
— Свалю оттуда, что уж теперь. Все равно жизни не дадут. Подыщу место, может, в молодежке.
— Ты крутой тренер. — Гребко похлопал его по спине. — Я, честно, не ожидал. Думал, да что он может, когда мы вместе мяч гоняли! А может!
Глаза Димидко заблестели, и видно было, что ради этого признания он из кожи вон лез. И вот, признали наконец коллеги. Вот только проку с того…
— Я чего вас собрал, — проговорил Димидко, достал телефон. — Я создал закрытый чат «Балласт». Попытаюсь что-то сделать, правда, не знаю что, короче, постараюсь выбить место для всей нашей команды при каком-нибудь заводе. — Он глянул на перекошенные лица Игната и Жеки и добавил: — Да, зарплата уменьшится, но никто нам не будет выносить мозги! И простаивать не будете. Форму-то до лета как думали поддерживать?
— Задумка хороша, — одобрил Матвеич. — Но ты сперва добейся. Это ж нужно с директорами заводов переговорить, включить команду в бюджет, согласовать с Федерацией футбола, включить в соревнования… Это вообще через год будет. Нам проще бутсы на гвоздь повесить.
— В лучшем случае через год, — поддакнул Гребко.
— Ну а кто знает. Может, где есть готовое вакантное место, — не сдавался Саныч.
— В Биробиджане, — сыронизировал Жека. — Или, Нерушимый, ты там откуда? Ку-на-шак, вот.
— Не ной, — оборвал его Микроб. — Задумка хорошая. Но скорее будет не так. Скорее кто-то из нас найдет теплое место и сможет пристроить кого-то еще.
— Да, — кивнул Погосян, — мы будем развиваться, а «Динамо» так и останется опущенной командой! С такими… реликтами во главе!
— Вы ценны не только по отдельности, но и в команде, — сказал Сан Саныч. — Уникальный случай! Как этого можно не замечать?
Меня поражало другое: как можно не видеть мотивов Кири, когда они на поверхности? Пришлось разъяснить:
— Все он видит, в том и беда. Каждый, Саныч, твой успех ему костью в горле. Он так не может и не мог никогда. И понимает, что, если твоя команда покажет прогресс, он получит пинок под зад от начальства. А присвоить твой успех… Не сообразил, наверное. Или завидует настолько, что ему просто видеть нас тошно — как олицетворение твоего таланта.
— И во всем у нас так, — вздохнул Микроб. — Сидят такие… полипы и кислород перекрывают! Короче, Сан Саныч, наши номера у тебя есть, включай нас в группу. Лично я с вами куда угодно. После Кири формалинового вы просто супертренер!
От подавленности Димидко не осталось и следа, наша поддержка здорово его замотивировала.
— И я с вами! — ненадолго отвлекся от Комсети Клыков, приняв приглашение Димидко вступить в группу.
Когда закончили туда добавляться, тренер сказал:
— Вот теперь мы не потеряемся. Если кто-то найдет что-то стоящее и будет возможность взять в команду кого-то еще — зовите.
Хотя шанс таким образом собрать хоть половину коллектива был минимальным, все ободрились. Микроб сказал, сверкая глазами:
— А представьте, что у нас матч с командой Кири! Мы к тому моменту прокачаемся больше и накажем их по-взрослому. И Кирю разорвет от злости. Инфаркт хватит! А Шпалу в колесо скрутит!
— В дугу, — поправил Колесо. — В меня не надо.
— А что, тема! — улыбнулся Игнат, словно фантазии Микроба были делом решенным. — Накажем старых пердунов!
Мы просидели часа два, выпили весь чай, съели обед и не могли расстаться. Через Комсеть я купил билет до Лиловска на скоростной поезд, который отправлялся в двадцать три ноль-ноль. Потом «Балласт» полным составом завалил к Мике и, пока я собирал вещи — оставленные в душе шампунь, мыло и бритву — остальные, как в школе, играли в саранчу — сжирали всю его икру, рябчиков и красную рыбу.
Увидев, как мажорит Погосян, Жека с Игнатом его настолько зауважали, что перестали стебаться, хотя Поласкуном все равно называли.
Перед дорогой я решил освежиться. А когда вышел из душа, Погосян учил Клыка, Жеку и Игната играть в нарды. Остальные, надо полагать, умели.
Пискнул телефон — это было сообщение от Арины:
«Я на месте. Ты где?»
На часах было без пяти шесть. Я мысленно выругался. Она что же, к Мавзолею без согласования со мной приперлась? Можно, конечно, все бросить и рвануть к ней. Но, во-первых, это похоже на манипуляцию, а во-вторых, мне туда не хотелось. Буду ходить с кислой мордой, на жизнь жаловаться. Не надо это ни мне, ни ей.
Потому я ответил:
«Арина, мы не договаривались о встрече. Извини, не могу приехать».
Думал, начнется письмоизвержение и проклятия, но девушка очень быстро успокоилась и написала лишь одно слово:
«Жаль».
Почему-то вспомнилась истерика Насти. Но она сразу показалась странненькой и слишком навязчивой. Может, у Арины что-то случилось, вот ее и швыряет из крайности в крайность?
«С тобой все в порядке?» — написал я и ответа не дождался.
Обиделась.
Что ж, се ля ви. Мне гораздо комфортнее в кругу таких же неудачников, которые пытались поддержать друг друга. Каждому из нас было неуютно оказаться с правдой один на один, потому команда была со мной до ночи. Всей толпой игроки балласта проводили меня на современный каплеобразный поезд с заостренным металлическим носом и торчали на вокзале, пока он не тронулся.
Стало грустно. Возможно, я вижу парней в последний раз.
Пришло сообщение, я улыбнулся, думая, что кто-то из них желает мне счастливого пути, но это писала Арина, и опять — странное:
«Ты где сейчас? Хочешь, я приеду?»
«Уезжаю из Москвы».
— Ответил я, сфотографировал вокзал, прикрепил фотографию и отправил.
«Куда?»
Дурацкий вопрос. Ясно, что туда, откуда приехал.
«В Лиловск. У меня ничего не получилось», — честно написал я, уверенный, что Арина во мне разочаруется, ведь я потерял статус.
Как я и предположил, девушка не ответила. А я задумался над тем, что мне делать дальше. Плана как такового не было, а лиловское «Динамо» после столичного клуба я воспринимал как несмешную шутку.
Кто меня ждет в Лиловске? Да никто. Все забыли героя прошлогоднего турнира, разве что… Я нашел контакты Тирликаса и ощутил острое желание ему написать. Если он спит, завтра ответит, а мне легче — как будто не в пустоту еду.
«Лев Витаутович, выперли меня из „Динамо“, еду назад».
Но, вопреки ожиданиям, ответил тренер быстро, через пять минут:
«Отлично, Саня! Как отойдешь от поездки — сразу набирай. Есть серьезный разговор».