Раздевалка загудела, наполнилась разгоряченными мужскими телами. Я повернулся к своему шкафу, чтобы достать из рюкзака полотенце, и тут меня рывком развернули — еле на ногах удержался. Надо мной угрюмой скалой навис Быков.
— Крыса ты поганая, — прогудел он, поднес кулак к моему лицу. — Врезал бы, да ты ж жаловаться побежишь, шестерка Димидковская.
— Я бы тебя вообще в дерьме утопил за такие выходки, — спокойно ответил я.
Гул стих. Все замерли, между нами попытался втиснуться Кошкин, но Быков отшвырнул его легко, будто собачонку.
— Ты, плесень, сперва докажи!
Я сказал то, что давно хотел:
— Мне не надо ничего доказывать. Все и так видят, что ты импотент от футбола: хочешь, но не можешь…
Такого Быков не стерпел — ударил со всей дури, но — слишком медленно. Я уклонился, и шкаф с треском разлетелся на обломки. Пробудилось внутреннее солнце и я, направляя энергию в руки, ударил.
Глава 7Не знает счастья только тот, кто зова счастья не услышит
Удар пришелся в грудак. Хрюкнув, Бык разинул рот и сложился. По раздевалке прокатился удивленный ропот — это ж надо, такую гору мяса пробить!
Сзади донесся шепот-шелест:
— …бои без правил…
— …а вы не верили…
Я развернулся и обратился к ветеранам, а точнее — к Синяку:
— Главное, чтобы вы жаловаться не побежали. Он и правда Рябова нарочно сбивал так, чтобы травмировать.
— Откуда ты знаешь? — прогундел Синяк.
— А зачем мне Быкова оговаривать? Зачем лезть на рожон? Мне надо кого-то щемить и подсиживать? Нет. Если кто-то может ответить на эти вопросы — я слушаю.
На полу, скрючившись, сипел Быков. Поглядывая на меня с опаской, к нему подошел Щенников, потеребил его. Тот выкатил покрасневшие глаза и сел, вытирая слюну. Я взял полотенце и пошел в душ, думая о том, не сломал ли ему чего.
Как выяснилось спустя пять минут — не сломал. Правда репутация с Быковым рухнула, ну да хрен с ней. Мне с ним детей не крестить.
В понедельник мы ждали «Мебельщика» воодушевленные, рассчитывающие на победу в этом очередном товарищеском матче.
Это оказалась одна из тех унылых провинциальных команд, где игроки лишь обозначают свои места на поле, а тренер не интересуется вообще ничем. Ему бы поскорее закончить — и домой.
Играли они без огонька, в отличие от нас, обновленных титановцев, которых Димидко то и дело выпускал на замену, соревнующихся друг с другом за место под солнцем. Только Быков, молчаливый и злой, так и не встал со скамейки, и все время пялился в экран телефона.
То и дело я поглядывал на трибуны, где сидели Витаутович, Дарина и наш единственный болельщик, который в острые моменты вскакивал и что-то выкрикивал. В конце концов не утерпел, стал дуть в дуделку и вывесил бело-серебристый флаг «Титана» с каким-то изображением.
В итоге мы выиграли с разгромным счетом 6:0 и вернули уверенность, потерянную после матча с командой Белькевича.
Мы не хуже. Теперь так точно. Нам бы притереться друг к другу — и всех порвем.
Команда противника вообще не расстроилась. Игроки окружили Димидко, принялись брать у него автографы — все-таки он величина. Болельщик вился вокруг и снимал футболистов на телефон. Повертел головой, нашел меня, но на поле идти не решился, подождал, когда я направлюсь в раздевалку и перехватил у самого выхода.
— Вот это была игра, пацаны! — воскликнул он и полез обниматься. — Ваще круто! Можно тебя снять, Саня?
Я кивнул, он встал рядом, отодвинул руку с телефоном и заговорил, захлебываясь от восторга:
— Знакомьтесь, это Александр Нерушимый. — Я помахал рукой. — Отличный… Ваще блин боец и крутой вратарь. Ни одного мяча не пропустил! Я в «Титане» такого еще не видел! Болеем за «Титан»!
Домой мы шли все вместе, исключая ветеранов «Титана», но с Левашовым и Гусаком. Усилиями Дарины нога у Димидко почти прошла, и он топал на своих двоих, опираясь на трость. Новенькие пока не влились в коллектив и все вместе брели сзади. Почти стемнело, зажглись фонари, и наступила звонкая прозрачная тишина, когда каждый звук слышен особенно четко. Казалось, слух улавливает, как шелестят, опускаясь, снежинки.
Левашов и Гусак откланялись и отправились на автобус, они жили в пятнадцати минутах езды от стадиона.
От Колеса поступило предсказуемое предложение:
— А пойдем по бабам! А, Саныч? Ты ж теперь тоже, как я, советский одинокий мужчина, то есть сом.
— По бабам можно, если без чрезмерного усердия. Главное, чтобы не бухали. Ни капли. И выспались. Бабы бабами, а тренировки по расписанию! — ослабил поводок Димидко.
— Врежем по коктейлю! — радостно оскалился Погосян, поймал укоризненный взгляд тренера и уточнил: — По молочному! Тут есть одно кафе для спортсменов, какие там телочки!
Он мечтательно закатил глаза, и Микроб сыронизировал в свойственной ему манере:
— Мика, ты, когда заматереешь, превратишься в Колесо.
— Че это? — не понял Мика. — У меня в роду жирных нет.
Зато понял Колесо:
— Был просто Поласкун. Станешь Верховным Поласкуном вместо меня. — Кореец приобнял его. — Пойдешь с нами по бабам?
— Я больше по девушкам. — Погосян отодвинулся от него. — Бабы для меня староваты. Это ты по всяким сожихам… — Он еще отодвинулся и добавил: — Сом!
Колесо швырнул в него шапкой. Не докинул. Скатал снежок и припечатал к черной куртке Погосяна.
— Матвеич, а ты пойдешь? — не унимался Колесо.
— Я старый. Устаю быстро. Мне лень.
— Ну а ты, Хотеев? — Колесо обнял теперь Микроба, тот убрал его руку.
— Нет.
— Че-то фамилия у тебя ни фига не говорящая, — вздохнул Колесо.
— У него, может, девушка появилась, — вступился за приятеля Клыков.
Надо отдать должное его силе воли, он держался и в телефон больше не тупил.
Погосян аж замер от удивления.
— Ого! А почему я не знаю про девушку?
— Потому что Поласкун, — улыбнулся Клык.
Мика пристал к Микробу.
— Какая она? Сиськи, там, о-го? — Он изобразил два арбуза напротив груди. — Нет? Жопа? Тоже нет?
— Отвали, — отмахнулся Микроб, который наличие девушки не отрицал.
— Неужели крокодил? Стыдная, с прыщами, и ногами, как у пианино? Потому ты ее и скрываешь?
Микроб улыбнулся так, что стало ясно: Погосян ошибается, у него там миниатюрная гимнасточка.
— А подруги у нее есть? — не сбавлял натиск Погосян. — Или… — Он посмотрел на меня таким бархатным взором, что захотелось подвинуться. — Давай пойдем в кафе, а ты пригласишь Дарину, а?
Мечтательно улыбаясь, Микроб прочитал сообщение и сказал:
— Лера сейчас в том самом спортивном кафе. С подругой. Обе не против, если мы к ним присоединимся.
— А, ясно. Ты ее здесь и подцепил, да? В спорткомплексе… А пойдем к ним?
Клыков остолбенел, щеки его вспыхнули.
— Я домой.
— Вали, — махнул рукой Погосян. — На тебя все равно не хватит. Саня, так позовешь Дарину? Уж очень она на душу легла.
Мы втроем остановились, сказали Санычу, что идем в спорт-бар, и Димидко напомнил:
— Не забудьте глянуть, кого выбрали президентом футбольного союза. Вроде ожидается от него сенсационное заявление.
Мне не очень-то верилось в информативность заявления: до того два раза отчитывались, что ведутся переговоры с Западом об участии СССР в еврокубках, и скорее да, чем нет. Договорятся политики — поедем, нет… Жаль, конечно, но когда-нибудь это все равно случится.
Погосян опять пристал:
— Саня, так как насчет Дарины?
Я усмехнулся.
— Во-первых, Дарина — хорошая девочка, а не какая-то там…
Он скривился так искренне, что я чуть не поверил, что обидел его.
— Вай, ну что ты сразу так! Может, я вообще женюсь, а?
— Хе! — выдохнул Микроб. — Спасибо за лапшу, дома сварю.
— Не, ну правда, — канючил Погосян, не давая ничего сказать, — ну позови ее, а дальше мы сами разберемся.
— Во-вторых, — сказал я назидательным тоном, — она профессиональный боец, и если у вас случится роман, а ты ей изменишь, она тебе башку свернет, как цыпленку. Ну а если пожалеет и в живых оставит, тобой заинтересуется генерал Вавилов.
— Да пофиг! Я не буду ее обижать. Ну напиши ей!
— Ладно. Но я тебя предупредил.
Я достал телефон, нашел ее и написал:
«Дарина, спасибо тебе огромное за поддержку нашей команды! Мы с парнями идем в спорт-бар…»
— Как бар называется? — спросил я у Микроба.
— «Чемпион».
«…„Чемпион“ отметить победу»,
— Продолжил я писать.
«Приходи. Будем тебе рады».
— Сделано, — отчитался я. — Но я тебя предупреждал!
Погосян аж затанцевал от счастья.
— Спасибо, брат!
Бар находился недалеко от спорткомплекса и больше напоминал качалку: затемненные стекла, красные буквы названия и огромный рекламный баннер: красавец-спортсмен в белой майке с серпом и молотом и комсомолка в короткой синей юбке.
Подумалось о том, что в этом Союзе молодежь не грузят организациями, никто никуда никого не тащит на буксире, просто сделали систему поощрений, ограничили количество мест, и дети поняли: в системе быть выгодно, как и выгодно быть хорошими, тут тебе и подарки на Новый год, и бесплатные билеты в кино, и экскурсии в другие города, и лагерь у моря. Не вступил в комсомол — не поступил в университет, лишился перспективы. В итоге за право стать частью системы разворачивалась конкурентная борьба.
Может, оно и нехорошо — заменять идеологию выгодой, но невозможно победить внутренних демонов. Они все равно вылезут в виде доносов, клеветы, лизоблюдства. А если не можешь победить — надо возглавить. Как показала история, ничем не подкрепленная вера — в Бога ли, в светлое будущее — если и работает, то недолго. Человек будет притворяться, но делать черные дела. В этом обществе тоже притворялись, но — чтобы получить бонусы, потому что жизнь вне системы трудна и опасна. Зато получили путевку в жизнь честные ответственные люди, которым в прежней реальности было ой как тяжело.