Говорить о том, что я могу себя лечить не стоит. Не за день восстановлюсь, конечно, но точно быстрее, чем за месяц.
Глава 18Еще прячется по углам недобитый враг
Домой я ехал вместе со всеми в поезде — медики посчитали, что это мне не повредит. Ближе к полуночи закончилось действие обездоливающего, а таблетки ни фига не помогали, и я на стену лез. Естественно, поспать не получилось, какой тут сон, когда полка узкая, долбанный бандаж мешает и давит на отекшую кожу.
Но еще больше мешали мысли, что скоро следующий матч, а я не в строю. Как парни справятся? Не станет ли мое отсутствие фатальным для команды? Понятно, что даже если сольют все матчи, шансы на чемпионство никуда не денутся, но как бы не посыпалась команда, не пал моральный дух. Хорошо хоть после седьмого тура мы застолбили первое место.
Микроб читал новости, и его лицо, подсвеченное экраном, казалось мертвенным. На верхней полке дрыгался и храпел Погосян. Клык его пинал, чтобы не мешал.
— Прикинь, что пишут! — прошептал Микроб.
С верхней полки свесился Клык, навостривший уши.
— Ну?
— Что у Нерушимого нашего оскольчатый перелом, и он в больничке на вытяжке.
— Вот суки, — сказал Клык и спрятался.
— Подавать жалобу? — спросил Микроб у меня. — Сведения-то недостоверные.
— Подавай, — согласился я, и поинтересовался: — Что там в турнире? Наступают нам на пятки?
— В одном очке всего от нас «Днепр-2», в двух — одесский СКА, но у них матч в запасе.
— Как там «Динамо-2»? — крикнул из соседнего купе Матвеич. — Порадуй, Федя, скажи, что пролетели!
— Не-а, — покачал головой Микроб. — Дома 1:0 обыграли гродненский «Химик». Идут ни шатко ни валко. Сейчас на одиннадцатом месте, три победы, три поражения. Разница мячей тоже ровная — 7–7.
— В этом весь Кирюхин, — проворчал Колесо. — Ни рыба, ни мясо, осторожничает и гасит инициативу в корне. Помяните мое слово, они еще в подвал залетят, когда все поймут, что там от «Динамо» только имя, а все остальное — от Кири.
— Кстати! — воскликнул Матвеич. — А как там наше родное «Динамо» в вышке?
— Киевское? — встрепенулся кто-то в вагоне.
— Московское! — рявкнул Матвеич.
— Так себе московское, говно а не команда, — с характерным фрикативным «г» ответил мужик. — В подвале сидят. То ли дело киевляне! Сегодня бышовецкий ЦСКА дернули 3:0!
— И слили спартачам, — откликнулся Микроб. — Но Киев силен в этом сезоне, да, все шансы на чемпионство.
А я подумал, что мне надо побыстрее вернуться в строй, к игре с командой Кирюхина так точно, а если пойдут слухи, что я серьезно поломался, потом долго объяснять, как мне удалось так быстро выздороветь.
Вот только не насобирают ли наши полную корзину за это время? Не должны, им теперь главное — к воротам никого не пускать, а когда вернусь, наверстаем.
— Подал жалобу, — отчитался Микроб.
Я закрыл глаза, пытаясь разжечь внутреннее солнце. Интересно, как быстро получится зарастить кость? За неделю? За две? Вряд ли за день.
Боль отвлекала, и получалось не очень. Солнце только начинало разгораться и тут же гасло. И вот наконец удалось его удержать. Сперва маленький светящийся шар, заполняющий тело теплом. Вот он больше, еще больше. Тянутся золотые лучики в стороны, направляю их по венам и артериям — к ноющей ключице, которую внутренний взор видит темной, почти черной. Коснуться черноты лучом …
Круги перед глазами. Больно, блин! Как кипятком плеснули.
Ладно, буду знать, что больно, и теперь точно удержу.
В этот раз разжечь солнце получилось быстрее, но только пошли лучи, как Микроб выругался и отвлек.
— Прикинь, деза пошла гулять по сети.
— Какая? — насторожился я.
— Что ты в больнице на вытяжке, а значит хана нашей команде. Ну не сволочи?
— Подай еще жалобу, — посоветовал я. — Спроси у Саныча, куда написать опровержение.
— Так он уже дрыхнет.
— Значит, утром, — сказал я. — Спи давай, мне-то пофиг, а вот ты завтра будешь вареный на тренировке.
Мне нужно было, чтобы никто не отвлекал, не мешал концентрироваться. К счастью, Микроб послушался, выключил телефон, перевернулся набок, поворочался немного и затих. Все, тишина, лишь равномерный перестук колес, теперь можно пробовать лечиться.
Это оказалось сложнее, чем думалось поначалу. Было больно, очень больно, я три раза начинал заживлять трещину и каждый раз прерывался. Лишь с четвертого раза получилось скользнуть лучом по кости, но иссякли силы, и меня так вырубило, что, когда поезд прибыл в Михайловск, еле встал.
Потом — поездка домой на такси, хотя идти было близко. Не принимая душа и не раздеваясь, я упал на кровать, заснул и не слышал, как все ушли на тренировку.
Проснулся в одиннадцать, проверил сообщения: Димидко велел прийти в санчасть к Дарине на массаж. Нет, сперва попытаюсь поработать с внутренней энергией.
В этот раз почти получилось подлечиться, чернота сменила цвет на темно-коричневый, тогда как здоровые ткани были золотистыми или зелеными, и пропала боль.
Черт! Думал, проще будет. А так и правда могу выпасть на целый месяц.
Упрямство подначивало попытаться еще раз, но усердствовать я не стал, чтобы снова не истощиться. Вышел на улицу, сделал несколько шагов, выругался и вызвал такси — каждый шаг по-прежнему отзывался болью. Но больше мешало не это, а осознание, что я по своей тупости подвел команду.
Когда прибыл на стадион, команда отрабатывала пасы, а Димидко бил по воротам, на которых стоял Васенцов. Выглядел парень по-прежнему потерянным. Отвык он от ответственности. Впрочем, нет, не отвык. Васенцов был запасным и в прежние времена.
Димидко приветственно помахал мне и кивнул на основное здание спорткомплекса. Топая туда, я поглядывал на экран телефона. Почему-то очень хотелось, чтобы написала Лиза, но — «кто придет на память, тот на помощь не придет».
Дарина ждала в медицинском кабинете, поднялась из-за стола, поправляя бело-зеленый медицинский костюм.
— Привет, Саша. Ты как?
Произнесла она это таким голосом, что меня будто бы теплом обдало. И как в одном человеке уживается тяга к кровавым единоборствам и такое всеобъемлющее сострадание?
— Живой, — улыбнулся я, усаживаясь на стул.
Она захлопотала, расстелила на массажном столе полотенце, расставила баночки с каким-то мазями и притирками.
— Готово, пациент, — сказала она, немного смутившись. — Раздевайтесь!
— Я бы с ра… в общем, разделся, но не могу поднять руку.
Дарина озадаченно посмотрела, прикидывая, как освободить меня от одежды.
— Рубашка у тебя есть? Ну, чтобы с пуговицами спереди или на молнии? Потому что с футболкой будет тяжело. Сейчас-то я помогу, а сам…
Она подошла, постояла немного и принялась снимать с меня бандаж.
До чего же отвратительно ощущение беспомощности! Это что же, меня Клыков теперь раздевать будет? И снова на ум пришла Лиза, заполнила образовавшуюся пустоту, но я отмахнулся от назойливой мысли.
Дверь распахнулась, когда Дарина стягивала с меня футболку. Увидев гостя, она отступила на шаг. Я повернул голову.
К нам пожаловал Лев Витаутович. С нами в Саратов он не поехал — видимо, у него были какие-то свои бээровские дела. Зардевшись, девушка отступила от меня на шаг.
— Ну ты дал стране огня, — сказал Витаутович с порога и спросил у Дарины: — Сколько ему нужно времени на восстановление?
— Надо смотреть по динамике, — ответила она. — Месяца два. Может, меньше.
— Меньше, — сказал я с уверенностью.
Витаутович внимательно на меня посмотрел и кивнул. Интересно, в силах ли он ускорить регенерацию? И вообще, какой у него дар? Нужно будет поговорить об этом серьезно: что могут одаренные и самородки, у человека пробуждается определенный дар, или из зародыша можно развить то, что хочется. Вопросы, конечно, нужно задавать, когда не будет лишних ушей.
— Я надеюсь, — уронил Витаутович.
Тирликас окинул взглядом кабинет и обратился к Дарине:
— Если нужны какие-то медикаменты, пиши запрос. И рекомендации по питанию дай нашему орлу. Бывайте.
Он приложил два пальца к виску и вышел. Я улегся на кушетку. Прижал подбородок к груди, силясь рассмотреть ключицу. Отек немного спал, вчера было намного хуже, как будто воздуха под кожу накачали.
— А можно массаж-то? — спросил я с сомнением.
— Мять, конечно, нельзя, — сказала Дарина, становясь у изголовья. — Так, погладить, ускорить обменные процессы.
Прохладные пальцы коснулись кожи, скользнули ниже, огладили плечи.
— Нужно разогнать кровь, помочь уйти продуктам распада, — объясняла она, поглаживая меня.
Молодой растущий организм начал реагировать на женские прикосновения, и я стал думать о гадостях. О Кирюхине, замшелом пне, который выгнал нас из «Динамо-2». О договорняках. И вместо рьяного бойца заворочался гнев, разгорелось солнышко. Удивительное дело, руки Дарины будто бы притягивали лучи, разливали по ключице золотистый свет. И тяжесть вместе с ноющей болью уходили.
От удивления я распахнул глаза. Она что же, тоже самородок? Или просто моей силе так проще найти точку приложения? Спрашивать об этом я не стал. Вдруг ошибаюсь? Правильнее у Витаутовича уточнить.
Когда мы уже закончили и Дарина меня одевала, в кабинет заглянул Погосян, и его перекосило. Но он нашел в себе силы подавить необоснованную ревность.
— Рина, ты это, на обед идешь? — Он посмотрел на меня. — А на твоем месте я бы поторопился, тебя там ждут.
— Лев Витаутович? — спросил я.
— Увидишь. — Мика лукаво прищурился. — Так что, Рина, долго тебе еще?
— Да все, — улыбнулась она ему, как мне показалось, теплее, чем обычно, и отошла. — Поухаживай за другом.
Погосян не смог от такого отказаться — лучше он поможет мне оденься, чем это сделает его возлюбленная. Дарина отошла от меня и потешалась с его неловкости.
— Н-да, Мика, — резюмировала она. — Одевать ты точно не умеешь.
— Зато раздеваю отлично! — белозубо парировал он.