Синяя рубашка постучал в дверь безо всякой таблички.
— Товарищ Ахметзанов! Капитан Баринов.
— Входите, — ответили зычным басом, и мы втроем вошли в просторный кабинет, где за огромным лаковым столом на огромном кресле-троне сидел Ахметзянов.
Он никак не вписывался в образ генерала и скорее напоминал седого льва: массивный лоб, крупный нос, седая грива чуть ли не до плеч и бурые кустистые брови. Рядом пустовало компьютерное кресло, не вписывающееся в интерьер в стиле а-ля семидесятые — видимо, место секретаря.
Я сглотнул слюну и онемел, когда он одарил меня взглядом — как насекомое иголкой пригвоздил, а потом его карие в зеленую точку глаза потеплели.
— Меня зовут Олег Самирович. Присаживайтесь, Александр.
— Здравствуйте.
Я глянул на ввинченное в столешницу кольцо, на табурет, вмурованный в пол, и меня перекосило от еще свежих воспоминаний.
Генерал приподнял уголки губ, встал — да в нем два метра точно есть! Плечищи — во, руки — ковши экскаватора! — и вытащил секретарское кресло, катнул мне.
— Понимаю ваше замешательство, Александр. Держите, так должно быть комфортнее, все-таки вы мой гость, а не подозреваемый.
Он говорил вроде бы мягко, но в его словах читалась сила спящего вулкана. Генерал посмотрел на моих сопровождающих, изгоняя их взглядом.
— Спасибо, коллеги, можете быть свободны.
Голос у него был глубокий, мурлыкающий, богатый обертонами и добавлял сходство со львом.
Когда «коллеги» удалились, я расположился в кресле, инстинктивно глянул на наручные часы: до начала матча осталось тридцать минут.
— Александр, — проговорил Ахметзянов и взял паузу.
Я ощутил касание к своему разуму и подумал о том, что из-за него «Титан» может проиграть, причем второй матч подряд.
Скрывать то, что он телепат, генерал не стал.
— Прошу прощения, что оторвал от дела. Меня не проинформировали о том, что у вас настолько важная игра.
— Давайте перейдем к делу, — сказал я и подумал о том, что это ложь — все он отлично знает, просто делает, как ему удобно. — У вас, наверное, каждая минута на счету.
— От имени всего советского народа хочу выразить вам благодарность. Если бы не ваша решительность, заговор не удалось бы раскрыть так быстро, и пострадало бы много ни в чем не повинных людей.
Я от удивления вскинул бровь. Откуда он обо всем знает? Семерка меня слила?! Мы ж договорились, что все лавры достаются ей, а я тихонько себе играю и ни во что не вме…
Опять касание к разуму, и я прервал мысленный поток.
— О, понять, что вы применили дар при побеге, было несложно, — улыбнулся генерал, — если знать, где искать. В СИЗО везде камеры. Смотрим запись, сопоставляем с показаниями потерпевших сотрудников и получаем много странного. Телепатия? Суггестия?
Скрипнув зубами, я понял, что отпираться бессмысленно.
— Простой гипноз.
— Не буду спрашивать, откуда информация о готовящемся покушении на Юлию Брайшиц.
— Ничего сверхъестественного: помог человеку, он помог мне.
— Верю, — кивнул он и сплел пальцы в замок. — Известно ли вам, что одаренные не допускаются до соревнований, поскольку имеют преимущество перед обычными людьми?
— Я не использую способности против противника, все честно.
И без того паскудное настроение рухнуло в красную зону. Неужели это конец моей спортивной карьеры? И что дальше? Вербовать меня начнет? Но он должен понимать, что незаинтересованный сотрудник никогда не будет выполнять свои обязанности хорошо.
— И снова верю, — опять улыбнулся генерал и перешел на «ты». — Потрудился посмотреть некоторые твои матчи. Ты честный молодой человек, как, впрочем, и все такие же, как ты.
— К слову о таких же, как я. Ответьте на вопрос честно: что произошло с Тирликасом Львом Витаутовичем?
— Для того, чтобы получить от него нужные сведения, использовались сильные психотропные вещества, — не стал лукавить Ахметзанов, — у него расстройство когнитивных функций. Надеюсь, обратимое. Он находится на реабилитации. Вы с ним увидитесь в суде.
— Спасибо. — Я решил действовать прямо и сказал: — Я рассчитывал построить спортивную карьеру, всю жизнь мечтал. Это для меня главное. И если вы пригласили меня сказать, что моя карьера закончилась, это не принесет мне радости и желания сотрудничать и спасать страну. Мне не очень интересно кого-то спасать, когда я потеряю мечту.
— Хм, какой смелый молодой человек, сразу перешел к торгу. Что ж, буду с тобой честен: Родина заинтересована в таких, как ты, а сейчас — особенно. Время показало, что именно вы — будущее страны. Открытые, честные… патологически честные.
Он снова взял паузу, и я ощутил прикосновение к сознанию, стал думать о своей мечте, о том, что люблю СССР и рад быть полезным государству, но — как человек, который находится на своем месте, а мое место — с «Титаном».
Глава 23Вне игры
Генерал-лев молчал, будто издеваясь, и мне казалось, он меня мысленно ощупывает, встряхивает, выворачивает карманы моей души.
— Молодой дар, когда он в неактивной фазе, невозможно зафиксировать энцефалограммой. Ты это, наверное, знаешь, потому никто не догадался, кто ты есть на самом деле. К твоему счастью. А Тирликас о тебе не доложил. Так что о том, чтобы ты заканчивал карьеру, вопрос не стоит, даже скорее наоборот: ты должен играть в Чемпионате Европы. Причем чем раньше, тем лучше.
— Это, конечно, хорошо, но я не пойму, куда вы клоните.
На самом деле я понимал, но нужно было, чтобы он озвучил намерения.
— Нам нужно окно в Европу. Они попытаются завербовать кого-то из молодых и горячих, и хорошо, если это будешь ты. Создадим тебе легенду гонимого режимом, и они сразу на тебя выйдут. На днях ты получишь выгодное предложение. Не отказывайся от него.
— Что за предложение? — насторожился я.
— Ты поймешь. Все двери перед тобой открыты, Александр. И окна, и двери. — Он тяжело вздохнул. — Не лишай себя шанса. Второго может не быть.
Мне показалось, или в его голосе прозвучала угроза?
— Повестки на суд тебе выпишем. Первое слушание девятнадцатого апреля…
Я мысленно выругался — опять во время матча! — он аж поморщился от моих эмоций.
— В начале дня. Ты должен успеть на свой футбол, — проговорил генерал с неким пренебрежением. — Уж извини, дело государственной важности, под тебя подстраиваться никто не будет. Все, разговор окончен. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Я глянул на часы: через десять минут начнется игра. Как бы я ни выпрыгивал из штанов, мне никак не успеть добраться до Михайловска. Ну, нет у меня телепорта!
— До свидания, Олег Самирович! — проговорил я.
В коридоре меня ждал белая рубашка, проводил к выходу и пожелал хорошего вечера.
Хорошего, блин, вечера! Чтоб вам! Как издеваются! Если наши опять продуют, вашими усилиями вечер будет наилучшим! Хрена вам, а не сотрудничество.
Во мне говорил юношеский максимализм, опыт советовал договариваться с большими людьми, а не лезть на рога. Что за долбанное предложение он мне хочет сделать? Протащить «Титан» в вышку? Вот уж вряд ли. Чует мое сердце подвох.
Как и в нашем мире, в метро тут был вай-фай и уже на станции я нашел прямую трансляцию матча, вошел в электричку. С экрана телефона смотреть было жутко неудобно: выбегающие на поле футболисты напоминали точки, и если наших бело-серебряных еще было видно на поле, то желто-зеленые игроки «Кубани» сливались с фоном, а уж крошечный мяч поди рассмотри!
Прозвучал свисток, игра началась. «Ребята, не подведите», — подумал я, надевая наушники. Разобрать бы хоть что-то на маленьком экране! В экспрессе вроде плазма была в вагоне, можно поднять восстание, чтобы включили трансляцию матча, думаю, михайловцы будут за.
Точки задвигались по полю, и все, что говорил генерал, на время выветрилось из головы. И душой, и сердцем я был с «Титаном». А особенно волновало меня, как себя поведет Левашов, ведь по сути сегодня решится, быть ли ему в основном составе.
С самого начала игра не задалась. Причем, что обидно, Сан Саныч всё правильно говорил в тренерской — так всё на поле и было.
За одним исключением: у наших не получалось двое на одного. То опаздывал крайний защитник, Бурак, не пробегал свой кросс, не оттягивал внимание на себя. То полузащитник, Левашов или Клыков, бросивший центр и сместившийся на край, вдруг терял мяч и останавливался в растерянности. И его опять же не успевал подстраховать защитник.
Такое ощущение было, что наши крайки бегали с гирями на ногах. Нет, скорость давали, но только на большой дистанции, медленно и упорно разогнавшись. А взрывной, с места, практически ни у кого не было. Даже Микроба будто кто-то проклял. И получалось, что все время их пятеро, а нас — четверо. А то и трое. И они разыгрывают, а наши только и могут, что выбрасываться на мяч и снова возвращаться назад. Игра без мяча в ногах, без атаки — она очень напряжна и для физики, и для духа…
Черт! Я так увлекся, что чуть свою станцию не проехал! Выбрался из метро на вокзале, купил билет на экспресс, пока ждал его на перроне, смотрел в экран, матеря то генерала, то наших.
И тут Левашов, зараза, исполнил! Пошел в обводку, да так неудачно, что сам пробежал мимо кубанского полузащитника, да только один, без мяча. А мяч — точно в чужих ногах.
Я схватился руками за голову и воскликнул:
— Что ты творишь, дебил!
До меня дошло, что я ору вслух, да так громко, что старушка испуганно меня обошла по широкой дуге. Только сейчас заметил, что пассажиры на перроне уже устремились в михайловский экспресс, а я стою истуканом и жду чего-то.
Недолго думая я прыгнул в последний вагон, где народу собралось как-то слишком много. По ушам ударил голос футбольного комментатора — тут смотрели футбол! И я даже догадывался, какой матч! Обойдя женщину с сумками в ьамбуре, я втиснулся в вагон, встал справа под плазмой и жадно уставился в экран.
Пока занимал место, пропустил всего минуту, но вышло вдруг, что кубаноидов на нашей половине поля — полкоманды. А наших — всего трое: Матвеич, Думченко, Колесо. И как на уроке геометрии, расчерчивают чужие пасы нашу половину. Мяч в одну сторону — туда выкидывается наш. В одно касание обратно — и уже трое на одного…