Не игра, а позор, смотреть противно. Пятнадцать минут едем, а ничего не изменилось в лучшую сторону. Вот и пусть будет ничья. Я понимал, что не успеваю на игру. Но всей душой рвался туда, к своим, на ворота! Это как когда видишь, как наших бьют, а ничем не помочь. Честное слово, самому пропускать не так отвратно, хоть что-то делаешь, как-то участвуешь! А так — разве что ногти сгрызть по самые локти.
Где все? Где, собака такая, Левашов? А вон он, по-прежнему в середине, наблюдает за игрой и неспешной трусцой возвращается. Мол, вы мне пас, а уж я покажу! Димидко носится, руками машет, орет — без толку. Похоже, Димон решил, что лучше знает, как надо. Вот баран!
Уже и последний наш защитник, Колесо, лёг, преграждая путь мячу, чтобы просто выбить его — куда угодно! Хоть как! И двое кубанцев вышли на вратаря…
— Черти кривоногие! — проскрипел какой-то дед с ярким южнорусским «г»: — Тьфу! Глаза бы мои не глядели!
Мои бы — тоже. Я зажмурился, чтобы не видеть гол, который непременно будет. Тут Васенцов не спасет. Такое не спасается. Когда один на один — еще можно подрыгаться, попрыгать, сместиться вперед, перекрывая площадь ворот. А если их двое? Только чудо спасет, а Васенцов не волшебник, в отличие от меня.
Но комментатор все равно прокомментировал — красочно так, с чувством, что я почти воочию увидел гол — в раздевалку. Как раз за пять минут до конца тайма.
Хреновато…
Рядом со мной стояли парнишки, то ли школьники, то ли студенты — один толстый, другой длинный, ну точно хомяк и суслик из мультфильма.
— А чо там Нерушимый? — спросил хомяк суслика. — Где он? Неужто еще сидит?
— Да наши говорили, что на треньке его видели, а чего сейчас нет — хрен знает.
— Может, в вышку сманили, — тяжело вздохнул хомяк. — Без Нерушимого хана «Титану».
— Обидно будет, да-а, — протянул суслик. — Только в городе нормальная команда появилась!
Почему-то очень не хотелось, чтобы меня сейчас узнали, и я накинул капюшон толстовки на голову. Да, моей вины нет в этом проигрыше, но как объяснишь, почему я здесь, а не там?
Команды ушли на перерыв, и пассажиры загудели. В возмущенные возгласы вплелся скрежещущий голос бабки, требующей закрыть окно.
Представляю, как орал Саныч в тренерской, как брызгал слюной и вращал глазами. На второй тайм команда вышла встрепанная, будто пороли всех солдатским ремнем, пряжкой.
И сразу зашевелились! И замены прошли. Левашова Димидко убрал — сегодня не идет у него совсем, поставил вместо него Жеку. Наверное, Димон так плохо сыграл, потому что сильно напряжен, понимает, что карьера на кону, и вот, пролюбил свое место в основном составе.
Вместо Лабича вышел Игнат. Жека и Игнат — они больше атакующие. Ну и правильно. Проиграть один-ноль или три-ноль — особо никакой разницы, это потом аукнется. А вот если сравнять, так будет боевая ничья на характере.
И понеслась! Вышло точно, как на установке!
Васенцов ловит и тут же, как дискобол, бросает мяч вперед и наискось — к бровке посередине поля. А там уже не полузащитник, не Жека там! Там, как и положено, Бурак, наш краек.
Рванул с места, как наскипидаренный — и тут же в одно касание — пас чуть вперед, за линию вражеской полузащиты. А там как раз Жека. А он сместился в центр, и у него есть возможность катнуть направо, на «столба» Рябова, а он попер на защитников, ловко семеня и перепрыгивая, и подстраиваясь под мяч.
И двое — на него. Двое! То есть бровку освободили, и туда, проделав кросс через всё поле, влетел наш краек Бурак. И Жека, еще не видя его, катнул мяч вразрез, и Бурак успел! Чуть ли не на линии остановился, пропустил мимо себя игрока, несущегося спасать ворота, и откинул мяч в центр, к точке пенальти. А наш центр, Ряба наша, похоже, захотел снести в корзинку золотое яичко!
Не останавливаясь, когда не получил пас от Жеки, а продолжая двигаться вперед, Рябов лупанул со всей своей дурацкой силы по мячу, как будто пытаясь завалить вратаря вместе с мячом в ворота, словно пушечным ядром! А он устоял. Устоял, выбив мяч далеко в поле, и тут же крепким матерком погонял своих защитников.
И всё. Успокоилась игра.
А это опять, как Сан Саныч говорил не раз, это — класс. Класс — это когда моменты свои верные используешь. А не используешь верняк — нет класса!
Эх…
Хотя, думаю, ну был бы я в воротах — а все равно не факт, что выручил бы. Тут же не вратарь уже нужен — игрок передней линии. С финтами, с обводками и с ударами с обеих ног не во вратаря, а хоть бы чуть по углам. Чтобы спасти, нужно «Лучшего в мире» включать, а я не могу — еще неделя с последнего использования таланта не прошла.
И получается, что в проигрыше виноват буквально один Левашов, ну и немного Клыков. Да и то потому лишь, что не возвращался, не подстраховывал, не помогал защите. Паршиво, конечно: второй проигрыш подряд.
Расстроенные зрители, набившиеся в вагон, как селедки в бочку, начали разбредаться по другим вагонам, хотя ехать осталось минут семь.
— Не тянет «Титан» Первую лигу, — обреченно проговорил бородатый мужчина своему сыну лет четырнадцати. — Тут совсем другой уровень нужен, зря мы размечтались. Не бывает чудес.
Что же это получается? Мы реально слабее «Кубани» и «Таврии», не самых сильных в лиге? Вспомнились слова Димидко: «И есть у меня ощущение, что все решит личная техническая подготовка». Выходит, недостает нам той самой подготовки, и с «Титаном» мне не светит Чемпионат Европы, не говоря о чемпионате мира? Или просто наши пока не разыгрались, как забьют первый мяч, так и пойдет игра?
На улицу я вышел подавленный и злой. Правы суслик и хомяк — на мне все держится. Подумав немного, куда идти, я направился на стадион, хоть матч давно закончился и все наверняка разошлись.
Навстречу попадались болелы, и поникшие белые знамена напоминали флаги капитуляции. Город сдали врагу, потому что основная ударная сила не явилась на поле боя.
Меня, слава богу, не узнавали.
Давно стемнело. Вокруг стадиона болельщики, разбившись по компаниям, напивались с горя. Неподалеку скучал такой знакомый УАЗик ППС, но пока болелы не дебоширили, менты никого не трогали, милостиво позволяли заливать горе в общественном месте.
Еще и, мать их раэтак, девятнадцатого апреля, когда следующий матч, — первое заседание суда, где мне железно нужно быть. Надеюсь, успею к началу игры. Вот тогда сыграем! Включу «лучшего в мире», и плевать на откат!
Тренерская была предсказуемо закрыта. Я решил не идти домой, а немного размяться, выгнать негатив. Переоделся, вышел в манеж и увидел на стадионе грязного Левашова, остервенело набивающего мяч. Димон лупанул вперед, пробежался по полю, катнул мяч, сам его перехватил и ударил по пустым воротам, беззвучно шевеля губами.
Я молча выбежал, махнул руками — подавай мол. Он сделал точный пас, я вернул мяч, рванув вперед, принял от него, повел дальше. Остановился, представив противника, попытался дать пас пяточкой — мяч покатился куда-то вбок.
Плюнул на это дело и встал на ворота.
— Только со всей дури не бей, — предупредил я. — Я без разминки все-таки.
О проигрыше мы молчали. Левашов разбежался, ударил прямо — я поймал круглого, вернул. Удар в нижний правый угол. Крученка вверх — и снова я отбил.
— Черт тя дери! — выругался Димон. — Откуда ты знаешь, куда я ударю?
— Интуиция и реакция.
Несколько мячей я все-таки пропустил, чтобы окончательно не деморализовать Левашова.
В раздевалку мы отправились вместе. У меня один мяч под мышкой, у него — второй.
— Пойду в токари, — сказал он. — У меня хорошо получалось, да и нравилось. Руками у меня лучше выходит работать, чем ногами.
— Попустись, все ошибаются, — попытался его успокоить я.
Мы вошли в раздевалку, он принялся стягивать бутсы и сказал непривычно грамотно:
— Я ведь понимаю, что у каждого свой этот… свой предел. Я своего достиг. Все уже. Только тяну команду на дно. Не хочу, чтобы меня держали из жалости!
На самом деле Левашов был очень неплох и зря самоуничижался. Просто его игра зависела от настроения. Дай волю — всех порвет, но если что-то у него в голове не сошлось, будет косячить, как сегодня.
— Все ошибаются, — сказал я с нажимом.
— Да не трынди, — отмахнулся он и уставился в одну точку в пол.
— У тебя есть талант. А каждый, у кого он есть, по-любому спрашивает себя: могу ли я или говно ли я? Вот Быкова помнишь? Как думаешь, он задавал себя такой вопрос? Нет. Потому что бездарность.
Левашов игнорировал факты, сидел и раздувал ноздри, ненавидел себя, хотел нажраться и подраться. Не знаю даже, стоит ли его останавливать.
— В общем, не дури, Димон. На следующей тренировке покажи всем Кузькину мать! Я знаю, ты можешь.
— Хер я что могу! Воропай круче. Вот пусть он и играет. Экономия бюджета опять-таки.
Удалился он в полной уверенности, что пора завязывать с карьерой футболиста, и наутро не явился на тренировку. Мы не стали его дергать, думали, парень снял стресс и болеет после вечерней пьянки. А что угрожал уйти из футбола — так молодой, горячий. Остынет — вернется. Но и на следующий день он тоже не пришел, и всем стало ясно, что его намерения более чем серьезны.
А завтра уже девятнадцатое, матч с «Ростсельмашем», мне следовало явиться в суд, который начинался в десять утра. Экспресс из Москвы в Михайловск шел всего час, и я должен был успеть на игру.
Но были и хорошие новости: восемнадцатого мне наконец разблокировали счет и даже прислали длинное письмо с извинениями. А вечером впервые позвонили насчет выставленной на продажу машины.
Вот только Самойлов, директор завода, все еще находился под следствием, и проблема с зарплатами и премиями не решилась. Пока выигрышей у «Титана» не было, и вопрос о премиях не стоял, но как только он поднимется, до «титанов» дойдет, что мы на мели. На первое время моих сбережений хватит, а потом…
Основной состав дорос до больших гонораров, все это понимали и ценили свой труд. Если мы потеряем Воропая, Рябова, Погосяна или того же Матвеича — хоть кого из них, считай команды нет. За Микроба и Клыкова можно не переживать, они идейные, скорее всего останутся. А остальные не настолько интересны конкурентам, чтобы их переманивать.