Нерушимый 7 — страница 36 из 58

— На вас вся надежда. Держите меня в курсе. Отбой.

Если у Льва Витаутовича и были соображения насчет покушения, по телефону, понятное дело, ими делиться он не стал.

Я собрался слезать с кушетки, но Агеев положил мне руку на грудь.

— Я понимаю, что ты спортсмен, боец и молодец, но, пожалуйста, будь благоразумным. Сделаем МРТ, убедимся, что нет опасности для жизни, тогда и геройствуй. Ну или такие доводы: тебе хочется торчать в очереди? Если пришел на своих двоих, значит, будь добр, — вот очередь.

— Хороший довод, — кивнул я. — Побуду потерпевшим.

Агеев сунул мне белый медицинский лоток.

— Лучше бы не понадобился, но вдруг.

С кушетки меня переложили на каталку, и санитар повез ее в неврологию. Эх, прокачусь с ветерком! Минуя сидящих в коридоре травмированных людей, молодых и старых, преимущественно мужчин, меня закатили в кабинет функциональной диагностики.

Пришла пора перемещаться на МРТ, я сел на кушетке, мир перевернулся и закружился, меня вывернуло. Спасибо, Лева Агеев.

Врач-функционалист (или как он называется?) протянул мне бутылку воды, посмотрел оценивающе — как просканировал взглядом. Подошел, оттянул веки, посветил в глаза фонариком, похожим на лазерный.

— Спасибо, — хрипнул я, напившись.

— Погоди-ка. Посиди пока так, рефлексы проверю. Он тюкнул молоточком по коленкам, кивнул дернувшимся ногам.

Словно инсультный дед, с помощью санитара я добрался до кушетки МРТ, встал на четвереньки, лег на бок, перевернулся. Все разумные мысли улетучились, осталась единственная: как бы причинить себе поменьше дискомфорта.

Я закрыл глаза, чувствуя себя текстом, который будут сканировать. Мерное жужжание убаюкивало, даже головная боль чуть утихла. Я полежал-помедитировал под это жужжание, пытаясь найти причину, почему еще жив, ничего не успел понять, в реальность меня вернул голос хозяина кабинета:

— Все. Можешь подниматься.

Так, главное сделать это медленно, а то только в голове все более-менее успокоилось. Сперва на локти подняться, потом сесть.

Функционалист уселся за компьютер, где было объемное изображение моей головы.

— Что там? — спросил я.

Врач принялся печатать заключение, озвучивая то, что не вписывалось в норму:

— Ушиб мягких тканей головы в затылочной области, небольшая гематома в височной области, вероятно в результате удара тупым предметом. Попросту говоря — шишка. Больше патологий не вижу. Легко отделался. По всем признакам — сотрясение мозга. Отлежишься, пропьешь, что я тебе назначу — будешь как новенький. За больничным пойдешь к участковому терапевту, а еще лучше вызвать его на дом. Три дня — строгий постельный режим. В течение двух недель противопоказан тяжелый физический труд.

Так, выходит, матч с «Локомотивом» накрывается медным тазом, за несколько дней мне никак не оправиться. Даже если Рина поможет, восстановление не проходит мгновенно, хотя… Да, на Рину вся надежда! Плюс я сам себя подлатаю. Нашим сейчас нельзя проигрывать, нужно подвинуть «Ростсельмаш» со второй позиции на третью. На первом месте турнирной таблицы прочно обосновалось «Торпедо», рвущееся обратно в вышку, его нам точно не сдвинуть с места.

— Мне — домой? — удивился я.

— Если состояние ухудшится и будет непрерывно тошнить при не купируемой лекарствами головной боли — срочно вызвать «скорую помощь».

Он распечатал заключение, отдал мне.

— Можно идти? — спросил я.

Врач кивнул и крикнул:

— Следующий.

Пока я медленно и плавно шагал к двери, в кабинет вошел паренек с разбитой головой, откуда натекло столько крови, словно кабана зарезали.

В коридоре меня ждала целая группа поддержки: Микроб с Погосяном, Клык, Димидко с Колесом и Матвеичем. Тирликас и два мента, одетых по гражданке, которым надо было меня опросить в отделении. Я как представил, что надо сейчас трястись на дачу показаний, так аж затошнило. Но откладывать на завтра было нельзя.

Милиционеры, мужчины средних лет, один смуглый и похожий на армянина, второй лобастый с ленинским прищуром, направились ко мне. И одновременно подошел Тирликас, недобро поглядывая на тех, кто нам мешает.

Менты представились, пригласили меня в отделение. Нас окружили «Титаны», я ответил всем, потрясая медицинским заключением:

— Сотрясение мозга. Легко отделался. Кто на меня напал, не знаю. — Я поймал взгляд Димидко и ответил на незаданный вопрос: — Двадцать восьмого вряд ли вернусь в строй, хотя постараюсь.

Я потер горло и сказал, взглядом указывая Тирликасу на выход.

— Где тут туалет? Тошнит что-то.

— Я провожу, — сообразил Лев Витаутович, разгоняя взглядом всех, кто бы нам мешал перекинуться парой слов.

— Вон там я видел, — затараторил Погосян, игнорирующий намеки и увязавшийся за нами.

А вот Микроб не только понял намек, но и сообразил, что это как-то касается одаренных, и лучше не лезть. Он взял Мику за руку и пробормотал:

— Он сам справится, держать ему ничего не надо.

Я выпрямил спину и зашагал в сторону выхода. Хоть это и необязательно, Тирликас придерживал меня за плечо — иначе как объяснить то, что мы уединились? А так — шатает парня, надо подстраховать. Вот только если там одна кабинка без перегородок, тогда придется нам разговор отложить.

Но нет, туалет оказался просторным, с тремя кабинками, приличным и чистым, если не считать пятен крови на белой плитке.

— Бред какой-то, — сказал я. — Почему я еще живой? На мне у заговорщиков вышел прокол? Не верится. Вы говорили, что обо мне не знают, а выходит — знают? Вы подключили своих, чтобы работали в связке с ментами?

— Все под контролем, — проворчал он. — Ничего не понимаю. Это и правда напоминает ограбление или месть кого-то обиженного. Есть такие?

— Вратарь-киевлянин, вместо которого…

— Вовка Пинчук? — уточнил Лев Витаутович, потирая подбородок. — Проработаем. И Акинфеева проработаем, как ни крути, ты для него угроза. Но исключать наших недругов я бы не стал, и если это они, круг подозреваемых сужается. Дама эта, с которой у тебя суд… Может, она наняла дворового гопника. Глупо, но она умом не блещет.

— Может, и она, — кивнул я. — Есть ли камеры во дворе, чтобы глянуть, кто входил-выходил?

— Есть, но, если это наши клиенты, ты ж понимаешь, они позаботились о том, чтобы никто ничего не увидел. С этим уже работают…

— Это не профи. Были бы профи, я б с тобой не разговаривал…

В туалет вошел старик с перебинтованной головой, и мы замолчали. Я отправился в кабинку расставаться с остатками деликатесов. Удивительно, но, когда прочистил желудок, полегчало. В участок не хотелось до тошноты, но было ясно, что без этого никак. Мне бы сейчас прилечь и пролечиться своим способом…

Но ничего, успеется, полночи впереди.

Когда я вышел из туалета, менты уже ждали меня. Поймав вопросительный взгляд Микроба, я пожал плечами и сказал:

— Дома поговорим.

— Готов, — сказал я милиционерам. — Только, пожалуйста, давайте поедем медленно.

В двенадцать ночи мы прибыли в отделение, где в кабинете ждала уставшая женщина средних лет, с серой незапоминающейся внешностью. Сначала я подумал, что это следователь, которая будет вести мое дело, но, сосредоточившись на ее желаниях, я услышал белый шум и понял, что — не просто следователь. Одаренная.

Меня сразу же передали этой женщине, Нине Павловне, якобы сотруднице КГБ, которая подробно меня опросила, я перечислил похищенное, сделав акцент на часах, и только потом она достала из ящика мой телефон и подвинула ко мне, сказав:

— Нашли в мусорном контейнере, отпечатков пальцев на нем нет. Грабители посчитали, что слишком приметный аппарат, себе дороже пытаться его продать. или просто знали, что так их легко отследить. Сумка с вещами так и не нашлась, как и деньги с банковской карточкой. Блокировать ее мы не стали, вдруг преступник решит снять деньги. Надежды на это мало, но все же.

Про покушения на одаренных мы с ней не разговаривали, вели себя так, словно никто ничего об этом не знал. И лишь после того, как я ознакомился с протоколом и подписал его, она карандашом вывела на стикере: «Зайду к тебе завтра в 12.00. Все обсудим».

Вот, значит, как. Тирликас решил, что моя жизнь важнее, и больше не стоит скрывать, что я одаренный. Или нет? Или Нина и раньше все обо мне знала? Все ответы я получу завтра. Я спросил:

— Нина, как думаете, может быть такое, что это просто гопники?

— Я бы очень этому обрадовалась, — вздохнула она, разрывая стикер на мелкие кусочки.

Забрав телефон, я неспешно направился к выходу, рассчитывая вызвать такси. И в голову пришла дурацкая мысль, что, может, это и правда ограбление: кто-то предположил, что у меня на карте целое состояние, и уже нашел способ вывести деньги. Мало хакеров в Союзе, что ли?.. Но здравый смысл сказал, что это бред.

На улице я привалился к стене ментовки, огляделся, но дома на той стороне улицы видел размыто. Надо в первую очередь подлатать зрительную зону в коре головного мозга, она как раз в затылочной области.

— Тебя подбросить домой? — спросил лукавый опер из тех, что были в больнице, затушил окурок и кивнул на хаммерогазель.

— Было бы… — собрался согласиться я, но заметил, как зажгла фары тарантайка Тирликаса, припаркованная у тротуара на той стороне дороги. — Нет, спасибо. За мной, вон, экипаж.

Лев Витаутович развернулся и подъехал прямо ко мне, я переместился к машине и разлегся на заднем сиденье.

— Никаких предположений, — поглядывая в зеркало заднего вида, констатировал он. — Завтра к утру что-нибудь прояснится. Или не прояснится ничего.

— Плохо, что игру с «Локо» пропускаю. Хочется верить, что только одну.

— Ребята справятся, — сказал Лев Витаутович. — К «Кардиффу» придешь в себя, это главное.

Я скривился.

— То — просто товарищеский матч, «Титану» важно выйти в вышку, потому нельзя проигрывать, это критично!

— Ну, себе-то ты место в сборной обеспечил… Хотя когда вы думали только о себе? О стране, о друзьях, о ком угодно.