Нерусская Русь — страница 14 из 23

Нельзя иметь трещину в обшивке, чтобы туда не лилось все подряд из океана.

Олег Широкий

Господство сословия компрадоров

Политика всего императорского периода нашей истории сложилась как компрадорская. В сфере организации государственной и общественной жизни – как абсолютное господство «русских европейцев». В сфере внутренней политики – как привилегированное положение иностранцев, причем именно европейцев. В сфере культуры – как господство всего иноземного. В международной политике – как упорное подчинение интересов России интересам Европы.

Умная женщина Екатерина II обманула надежды Фридриха Прусского – не стала орудием его подчинения России интересам Пруссии. Она называла себя «русской государыней», старалась избавиться от сильного немецкого акцента, а как-то спросила основателя Одессы, самозванного маркиза де Рибаса, стал ли он окончательно русским? Торжество «русской партии»?

Но дворянство имело свои политические и экономические интересы, оно легко предавало национальные интересы всякий раз, когда ему становилось это нужно. Например, когда дворянам становилась выгодна проанглийская политика, а правительство от нее отходило.

За убийством Павла I Петровича очень прозрачно маячат и дела британской разведки, и интересы тех, кто вел с Британией самую активную торговлю.

Что характерно, заговорщикам «пришлось» сначала договориться с наследником престола, причем «великий князь Александр не соглашался ни на что, не потребовав от меня предварительно клятвенного обещания, что не станут покушаться на жизнь его отца; я дал ему слово: я не был настолько лишен смысла, чтобы внутренне взять на себя обязательство исполнить вещь невозможную, но надо было успокоить щепетильность моего будущего государя, и я обнадежил его намерения, хотя был убежден, что они не исполнятся»[97].

По воспоминаниям князя А. Чарторыйского, Александр даже подписал некий секретный манифест, в котором признавал необходимость переворота и обязывался не преследовать заговорщиков. Ну что сказать? Хороший, уважительный сын; папу убивать не хотел, но неизбежность заговора понимал. Самодержавие ведь ограничено удавкой.

На волоске висела и жизнь самого Александра, когда по Тильзитскому миру 1807 года Россия разрывала дипломатические отношения с Британией и должна была примкнуть к континентальной блокаде.

Считается, что это привело к экономической катастофе, – ведь объемы внешней торговли упали в 4–5 раз[98]. Например, в 1809 году сахара из-за границы было привезено всего 102 тысяч пудов, что почти в 5 раз меньше его годовой потребности.

Но вот какая интересная деталь: собственное производство сахара в России с 1801 по 1805 год составляло всего 200 пудов, то есть менее 0,04 % годовой потребности. А в 1809-м произвели уже до 1 тысячи пудов, то есть 0,2 % годовой потребности.

Может, и дальше имело смысл развивать собственное производство?

Ведь континентальная блокада – разорение, только если ничего не делать и оставаться экономическим сателлитом Британии. Если клянчить деньги за границей и упорно не зарабатывать их самим.

Но это вовсе не разорение, если поставить себе цель развивать собственную экономику. Тем более Россия не нуждается во ввозе основных видов сырья, она их сама вывозит.

Правда, развивать экономику – это путь обуржуазивания страны. Путь, просто опасный для дворянства, которое хотело одного: не заниматься хозяйством, но получать доход от имений, не затрачивая никакого труда. Если выращивать сахарную свеклу и строить сахарные заводы, доходы явно увеличатся… Но тогда появятся всякие неизящные, грубые купцы и могут оттеснить прилизанных дармоедов от пирога.

Дворянство хотело сохранения феодальной системы, а торговля с Британией помогала им получать доходы, не ударяя палец о палец. Естественно, континентальную блокаду ненавидели все, кто входил тогда в «хорошее общество», в ту «нацию», которую угнетал злодей Павел I и которая убила его.

Так что не была бы континентальная блокада катастрофой при наличии политической воли к экономической самостоятельности и стремлению развивать страну. Хуже всех от нее было дворянам, причем именно тем, которые владели землей и крепостными. 1–2 % всего российского населения. Эти же деятели писали друг другу порой: «Война принесла нам много вреда, а мир окончательно разорит нас… Такого условия не было ни в одном договоре от сотворения мира…»[99]

Уже весной 1807 года Александру докладывают, что в Петербурге готовится заговор типа того же, который унес жизнь Павла I. На полях депеши Александр I, все же умный и храбрый человек, написал: «Вот депеша, которую мне прислал Алопеус. Речь идет не более и не менее как о попытке отправить меня в другой мир. Ваш Александр»[100].

А новый заговор составили ближайшие к Александру царедворцы из «негласного комитета», он же «Комитет общественной славы». Молодые и полные энтузиазма друзья нового императора – Виктор Кочубей, Николай Новосильцев, Павел Строганов, Адам Чарторыйский очень огорчались: император не спешил приступить к реформам, которые они готовили. «Друзья императора» были не правы: венценосец делал очень многое – например, начал постепенное раскрепощение крестьян, введя указ о вольных хлебопашцах от 20 февраля 1803 года.

Во многом это была проверка: выяснение, насколько дворянство готово отпускать своих крепостных за выкуп вместе с землей. Практическая реализация указа шла медленно… За все время его действия «вольными хлебопашцами» стали всего 1,5 % крепостных, положения Указа легли в основу знаменитой реформы 1861 года…

Но виновен ли тут Александр? Сам он уверял, что «если бы цивилизация была более развитой, я бы прекратил крепостное право, даже если это бы мне стоило головы».

Николай I создал ни много ни мало 6 крестьянских комитетов, которые заседали большую часть его правления… Правительство хотело раскрепощения большей части своих подданных, но ограничено было… все той же удавкой, никуда от этого не денешься. Граф Нессельроде в 1843 году говорил о программе очередного Крестьянского комитета, что освобождение крестьян приведет к гибели дворянства, а сами крестьяне не станут жить лучше, но начнут все больше наглеть и все чаще бунтовать.

Тем больше чести Николаю, что он все же освободил БОЛЬШУЮ часть крепостных: их доля в населении России, по разным оценкам, сократилась с 57–58 % в 1811–1817 годах до 35–45 % в 1857–1858 годах.

Государство при Екатерине совершенно отстранилось от контроля за отношениями помещика и крепостных… теперь оно внимательно следит, чтобы права крестьян не нарушались. К концу царствования Николая I под арестом находилось около 200 помещичьих имений.

Но и сверхмедленное раскрепощение при Николае, и условия вроде бы раскрепощения 1861 года показывают: пренебречь интересами дворянства правительство не может. Никак не может, и все тут.

В начале же XIX века Александру чуть не стоила головы приостановка торговли с Британией, потому что в конце 1807 года созрел очередной заговор. Денежки – британские, как и раньше, исполнители – «молодые друзья» императора почти в полном составе, кроме Чарторыйского. Идеология: надо проводить реформы, а он не проводит!

Император раскрыл заговор, разогнал «негласный комитет» уже окончательно, а к себе приблизил Аракчеева…

Но и в войне с Наполеоном очень много неясного. Насколько вообще России нужна была эта нелепая война? Не расплачивались ли россияне своей кровью за дела большой европейской политики? Например, за подавление Англией своего старинного врага? Есть у некоторых историков и такое мнение о событиях.

Вот что известно совершенно точно – Александр Павлович вполне мог покончить с Наполеоном еще в 1806–1807 годах.

А Наполеон в 1807 году, разгромив Пруссию, не пошел в Россию потому, что хотя и выиграл несколько сражений, но вовсе не победил Россию. Он знал, что в России указом от 12 декабря 1806 года создается «временное ополчение или милиция» из дворян, купцов, мещан, казаков, государственных крестьян численностью 612 тысяч человек.

Эта армия, в два раза многочисленнее всех остальных вооруженных сил России, создана из добровольцев. Она уже собрана на сборные пункты, получает обмундирование и продовольствие, ее вооружают и обучают.

Стоит Наполеону перейти Неман, и он будет иметь дело еще и с этой армией – с русской армией патриотов, по духу близкой к французской армии образца 1792 года.

Стоит Александру I Павловичу двинуть даже не все ополчение, а его половину или треть в Европу, несдобровать Наполеону. То, что произошло только в 1813–1814 годах, после сгоревшей Москвы, было совершенно реально в 1807-м и притом в режиме наступательной войны.

Наполеон не решился идти в Россию… Его и летом 1812 года фактически ловко заманили перспективой генерального сражения, которое сразу все решит.

Но и Александр не решился бросить на Наполеона громадную армию, состоящую не из бритых обученных солдат, а из бородатых мужиков. Ведь тогда он привел бы в движение вооруженную народную Россию, Россию туземцев. Солдаты регулярной армии – это все же как бы низовой слой русских европейцев, но уж ополченцы – чистой воды русские туземцы. Они разобьют Наполеона, и с этим-то опытом, с заряженными ружьями пойдут назад… И против кого направятся тогда сотни тысяч остро отточенных штыков?

Александру ведь не раз доносили об «опасных настроениях» части ополченцев. В своем письме Александру Федор Ростопчин рассказывал, какие упорные слухи ползут – якобы Наполеон идет принести волю простонародью России.

В России действительно не раз арестовывали агентов Директории и Конвента, распространявших листовки и слухи. За 1801–1806 годы произошло 45 крестьянских бунтов – часть из них явно не без участия французских агитаторов.

Есть, конечно, очень простой способ раз и навсегда избавиться от страха французских агитаторов и потом разбить Наполеона так, чтобы ему мало не показалось… Для этого следовало самому раскрепостить мужиков. Но Александр знал – даже скромная попытка… нет, не обидеть дворян… попытка заставить их поднять задницы и заняться управлением своим же собственным имуществом, чуть не привела к его свержению и, скорее всего, к убийству. Дворяне хотят не просто иметь поместья – они хотят ничем не заниматься при этом. Хотят сидеть и ничего не делать, денежки чтоб сами собой капали.

Попытаться раскрепостить крестьян, даже если оставить у дворян всю землю, для Александра значило почти обязательно погибнуть и, скорее всего, ввергнуть страну в огонь гражданской войны.

Вот потому и Александр повел в Европу только 120 тысяч солдат против 300–350 тысяч у Наполеона. Официальные историки всегда объясняли, что французы практически всегда имели громадное численное превосходство потому, что русская армия была оттянута для очередной войны с Османской империей[101]. Но это не так.

Даже разгромив и оккупировав Пруссию, разбив русскую армию, Наполеон в ходе переговоров вытирает ноги о пруссаков и отменно вежлив с Александром. Его поведение ясно показывает: Россию-то он вовсе не считает побежденной стороной. Между прочим: она и не была побежденной. Наполеон разгромил «заграничную амию» – те части, которые Россия ввела в Европу. Но ее силы далеко не исчерпаны.

Не менее интересные события разворачиваются после полной капитуляции Франции. Не то удивительно, что слетаются толпы дипломатов со всех стран, делить результаты победы. Не то странно, что все они пытались елико возможно преувеличить роль своих армий и государств, оттянув на себя как можно больше русской славы… Неудивительно и то, что Франция стремилась как можно меньше потерять вследствие поражения. Но поражает, как легко Россия соглашалась отдавать, отдавать и отдавать.

Почему?!

Во-первых, потому, что русским дипломатам и сановникам нравилось приобретать собственность во Франции. Как сейчас сказали бы, недвижимость. А когда им давали для этого и возможности, и необходимые ссуды, это считалось не сказочной мерзостью, а приобщением к цивилизованной жизни.

Во-вторых, сановники Российской империи разной мерой мерили достижения своей страны и армий Европы. Самые масштабные операции русской армии оценивались ими наравне с несравненно меньшими достижениями иностранцев.

В результате место Российской империи в политике 1815–1830 годов совершенно не соответствовало ее роли в Наполеоновских войнах. А после событий 1830–1831 годов фактически вся Европа окончательно стала считать Россию международным изгоем. Эти события в России до сих пор называют польским восстанием 1830 года, а в Европе – Русско-польской войной. Опять двойной счет – все, что делал с Польшей Наполеон, ему простилось на сто рядов. А Российской империи – нельзя.

Европейцы в России

Есть два потрясающих примера того, как Россия бесследно поглощала и ассимилировала даже очень большие группы пришедших в нее иноземцев. Первый пример – это поляки. До трети русской аристократии имеет в числе своих предков и поляков. Помимо сосланных, в Сибири и по всей России жило множество поляков, которые ехали для получения работы, на службу или по своим предпринимательским делам. Но все эти поляки бесследно растворились в России. Даже если семья и помнит о польских предках, это уже ничего не меняет. Так, внук поляка Достоевский становился страшным врагом Польши и выводил в своих сочинениях самые зловещие образы коварных и подлых поляков.

Второй пример – это французы. Казалось бы, галломания была поветрием всего нашего образованного слоя. Еще в начале XX века на французов только что не молились, французский был официальным языком светского общения!

Но и французы растворились бесследно, хотя до сих пор в России живут люди с фамилиями Машанов или Машеров, Берту, Савари, Симон и так далее. Есть даже Жари – то ли фамилия, то ли предок семьи так выговаривал слово «жрать».

Часто семейная память уже не сохранила, кто именно был этим предком-французом. Но большая часть из россиян с такими фамилиями – потомки солдат Великой Армии Наполеона.

К декабрю 1812 года, когда исход остатков Великой Армии из России завершился, в стране осталось 216 тысяч бедолаг – до 40 % всех приведенных в Россию Наполеоном.

Подыхая от голода, трясясь от холода в обрывках летнего обмундирования, французы разбредались по России и постепенно, по одиночке или группами, сдавались в плен. Не обязательно военнослужащим или партизанам!

«Мон шер ами»… мой дорогой друг… Так обращались к русским людям эти французы, прибиваясь ко всем, кто мог пустить в тепло. Они согласны были делать все, что угодно – только покормите хоть чем-нибудь. Они обогатили русский язык словом «шеромыжник» или «шаромыжник», и слово это – далеко не комплимент.

У правительства это полчище вчерашних врагов вызывало даже некоторое опасение: в 1813 году регулярная армия и ополчение, до 3 млн людей, пошли в зарубежный поход. Почти все вооруженные и обученные мужчины! А в самой стране – до 200 тысяч здоровенных мужиков с опытом участия в войне! Но шаромыжники вели себя на удивление тихо, никаких неприятностей от них не было.

Из этого полчища по крайней мере половина навсегда осталась в России. И растворились без следа! Последний ветеран Великой Армии, ровесник Наполеона, Жан-Батист Савен (1769–1894) умер в Саратове в возрасте 125 лет. Он зарабатывал на жизнь, преподавая французский язык и фехтование в гимназии, потом стал владельцем художественной мастерской. Крупные черты лица, длинная белая борода, спокойное поведение… местные жители принимали его за татарина, причем Савен отвечал татарам по-татарски – этот язык он тоже выучил.

Кто он, помнили – на его могиле поставили памятник с надписями по-русски и по-французски: «Последнему ветерану Великой Армии».

Но помимо генетических потомков французские ветераны Наполеона оставили о себе в основном множество анекдотов… Например, вот такой…

…Поместье небогатых дворян Арнольдов находилось в Могилевской губернии. Нанять своим детям французского гувернера они никак не могли: стоил он не меньше 1 тысячи рублей в год. А тут по губернии пошли целые толпы готовых «гувернеров»! Крестьяне и казаки продавали шаромыжников за рубль или даже за полтинник.

Вот такого проданного за полтинник мосье Гражана и сделали гувернером маленького Юрия Арнольда, который вырос в серьезного экономиста и публициста.

Гражан, барабанщик в одном из полков Великой Армии, воевать начал еще в 1792 году. Зимой 1812/13 года за тепло и пищу он был готов делать все, что угодно. К 8-летнему воспитаннику Гражан, похоже, искренне привязался: примерно 35 лет, он никогда не имел жены и детей, вся жизнь прошла в походах и войнах. Мальчик был в восторге от такого дядьки! С утра до вечера Гражан мог рассказывать байки о походах и странах, в которых побывал, учил плавать, жечь костры, разбивать палатку, выбивать на барабане воинские команды! Мальчик обожал дядьку и очень плакал, когда тот в 1818-м уехал на родину, в свою «прекрасную Францию».

Вот только папенька и маменька относились к отъезду Гражана более сдержанно и особо его не удерживали… потому что французский, которому учил Гражан, был жуткой и грубой смесью языков, солдатским арго. Позже Юра Арнольд поступил в дворянский пансион в Москве, и оказалось, что произносимые им фразы при переводе на русский прозвучат примерно как «Жрать, засранцы!» или «Ползет, как беременная вошь по дерьму». Перепуганные воспитатели срочно переучивали мальчика Юру и ругали Гражана. Но француз, конечно, не виноват… он учил воспитанника, чему умел и как умел. Какова его судьба, я не знаю.

Но французы в России практически полностью ассимилировались! В точности, как ассимилировались в Германии западные славяне, французские протестанты XVII века, русская эмиграция начала XX века в странах Европы…

Причина этого в том, что для сохранения в России французов как этноса не было создано никаких специальных мер.

А вот к тому, чтобы не ассимилировались немцы, как раз и были приняты специальные меры.

Немецкие заповедники

«Трофейные немцы» Прибалтики составляют не более 10 % всех «русских немцев». Они ассимилировались намного медленнее, чем можно было этого ожидать, – ведь для них не было никакой необходимости овладевать русским языком. Гимназии – на немецком, и даже в Дерптском-Юрьевском-Тартуском университетах преподавание велось на немецком. Кстати, для русской верхушки, с детства знавшей немецкий и французский не хуже русского, это не составляло проблемы. Отсекались от образования в Дерпте русские простолюдины, но отнюдь не немецкие простолюдины из той же Прибалтики… Да и из самой коренной Германии.

Город же говорил на нескольких языках, и еще между мировыми войнами, в 1920–1930-е годы, знание «всех трех местных языков» – русского, немецкого и латышского было совершенно обязательно для любого продавца или официанта в Риге.

Насколько остзейские немцы веками сохранялись как особая группа населения и как они верили в свое право владеть Прибалтикой, говорит хотя бы их попытка в 1918 году создать в Прибалтике особое Балтийское герцогство…

По договору в Брест-Литовске между РСФСР и Германией, Австро-Венгрией, Турцией и Болгарией Советская Россия уступала Германии территорию Эстонии, Латвии и Литвы и признавала независимость Польши, Финляндии и Украинской Народной Республики. 22 марта 1918 года Рейхстаг большинством голосов одобрил заключение Брестского мирного договора с РСФСР.

Но у немцев Прибалтики не было уверенности в том, что оккупация «Остзейского района» Германией продлится вечно. 8 марта 1918 года в Митаве, бывшей столице Курляндского герцогства, Курляндский ландтаг (80 делегатов, главным образом прибалтийско-немецкие бароны и верхушка бюргерства) вынес решение: провозгласить независимое Курляндское герцогство под скипетром германского императора и прусского короля. 15 марта Вильгельм II подписал акт о признании Курляндского герцогства самостоятельным государством.

Получилось? Успех надо развивать. 12 апреля в Риге, на объединенном ландесрате Лифляндии, Эстляндии, г. Рига и о. Эзель, голосами 58 делегатов было объявлено о создании Балтийского герцогства. Этим актом Эстония и Латвия отделялись от России и провозглашались отдельным государством… Своего рода новым изданием то ли Ливонского ордена, то ли Курляндии времен Бирона. Курляндское герцогство входило в новое, Балтийское.

Правителем Балтийского герцогства стал Генрих Гогенцоллерн, брат Вильгельма II. То есть возникла персональная династическая уния Балтийского герцогства с Пруссией. Герцогство существовало в основном на бумаге, потому что против него были все: и местные национальные силы Эстонии и Латвии, и Советская Россия, и белогвардейцы, и государства Антанты[102]. Но сама попытка какова!

Конечно, как только в Германии началась революция, все особые отношения Германии с Балтийским герцогством кончились. Сами же германские оккупационные войска согласились с провозглашением Эстонской Республики 11 ноября 1918 года в Ревеле и Латвийской республики 18 ноября 1918 года в Риге. Тем самым Балтийское герцогство как государственное образование прекратило даже формальное существование.

Но и после этого командующий 12-й пехотной дивизией уроженец Восточной Пруссии Рюдигер Граф фон дер Гольц (1865–1946) проводил самостоятельную политику. В апреле 1918 года его войска участвовали в Финской гражданской войне на стороне Маннергейма[103].

А потому он начал вербовать добровольцев – фрайкор. Он создал войско из трех частей: «Железной дивизии», куда брали немцев, латышских частей и русской добровольческой армии князя Ливена.

До какой степени в Прибалтике все перемешалось, говорит такой факт: уроженца Ревеля-Таллина, сына немца и эстонки (а впоследствии одного из ведущих нацистов), Альфреда Розенберга, в Железную дивизию не приняли как «русского».

Войска фон дер Гольца по особому соглашению, заключенному между представителем Германской империи и Временным Правительством Латвии в Риге 29 декабря 1918 года, воевали на стороне латышей. Латышское правительство заявило, что если русский или немецкий доброволец хотя бы 4 недели провоюет в составе фрайкора, он получает право на латышское гражданство и надел земли.

Фрайкор фон дер Гольца выбил красных из Латвии, после чего 16 апреля 1919 года сместил латышское правительство Ульманиса: оно было союзником Антанты. Свергнутое временное правительство Ульманиса переехало на пароход «Саратов», который под охраной английских военных стоял в Лиепайском порту. Под охраной британской и французской военных эскадр судно вышло на рейд и ближайшие два месяца провело в море.

В освобожденной 22 мая 1919 года Риге фон дер Гольц поставил другое правительство, А. Ниедре – латышское, но прогерманское. 23 июня эстонские и латышские полки, пришедшие на помощь Ульманису, разбили под Цесисом отряды ландсвера и Железной дивизии. 27 июня 1919 года временное правительство Ульманиса возобновило свою деятельность в Лиепае, а 29 июня эстонская армия взяла Ригу. Правительство Ниедре выехало в Восточную Пруссию, а немцы после этого ничего не получили – ни земли, ни гражданства[104].

История прибалтийских немцев фактически окончилась еще до Второй мировой: после Пакта Молотова – Риббентропа 1939 года Германия предложила им выехать «домой». Все понимали, к чему идет дело, и не задерживались. Немногочисленные оставшиеся в Прибалтике немцы или ушли с войсками вермахта, или были поголовно вырезаны после наступления Красной Армии. Резали их и красноармейцы, и представители местных народов.

А в Пскове и Новгороде немецкую диаспору поголовно депортировали, немецкие кладбища запахали, немецкие районы сначала заселили русскими, потом стерли с лица земли.

Как всегда – если вопросы не решаются разумно и вовремя, их решают поздно и жестоко. Превращение Прибалтики в немецкий заповедник внутри Российской империи самим немцам ничего хорошего не принесло: они оказались пережитком Ливонского ордена, само их существование будило не лучшие воспоминания.

В Российской же империи даже крестьянские переселенцы из Германии имели особые права. Было их много – в 1913 году в Российской империи жило до 2 млн таких немецких крестьян-колонистов, потомков переселенцев времен Екатерины (по ее Манифесту от 4 декабря 1762 года) и Александра (по его Манифесту 1804 года).

Они так и прожили полтора столетия, сохраняя свою веру и свои обычаи, свой язык, все больше отличавшийся от языка самой Германии. Гумбольдту, посетившему Россию в начале XIX века, немцы-колонисты рассказывали, что в России можно жить и не зная русского языка, почти не вступая в контакты с русскими. Эдакий германский заповедник.

К тому же русские переселенцы в Сибирь, на Дальний Восток или в Среднюю Азию не получали и 10 % тех льгот и помощи от казны. Немецким же колонистам отводились и хорошие земли, и давались большие ссуды. Часто даже оплачивались их долги в Германии, чтобы они могли уехать. В конце XIX века последнюю волну немецких колонистов размещали на Волыни, а с Волыни русины уезжали в Сибирь. Описывая добротный дом помещика Собакевича, Гоголь сравнивает его с жилищами немецких колонистов… Впечатляет!

Единственное исключение – льготы и ссуды русским крестьянам при переселении в Сибирь при Столыпине, в 1905–1907 годах. Но и эти ссуды заметно меньше «немецких». И долгов крестьян никто не гасил.

Поступая на службу, немец из простонародья имел хотя бы то преимущество, что знал немецкий язык: это ведь было признаком принадлежности к верхушке общества. Дискриминация русского простонародья, не учившего немецкий с детства, очевидна.

Эти немецкие заповедники поразительно напоминают и Касимовское ханство, и особое положение золотоордынских татар в Московии. Московия хотела включить в себя побольше татар. Татары не боялись ехать на Русь, где были привилегированным населением. Заменив Московию на Российскую империю, а татар на немцев, получаем то же самое.

Привилегированное сословие немцев

Плохо не то, что немцев в Российской империи много, а то, что для них существуют какие-то особые условия жизни. Плохо, что они привилегированы.

Немцы казались более лояльны по той же причине, по которой казались «лучше» для Анны. Очень откровенно объяснил это Николай:

– Русские дворяне служат России, а немцы служат мне!

Сохранилась почти анекдотическая история, что генерал А.П. Ермолов на вопрос императора, как его наградить (по одной версии, Александр, по другой – Николай), ответил:

– Сделайте меня немцем, Ваше Величество![105]

Уже в начале Первой мировой оказалось, что до четверти всех офицеров Российской империи – немцы. Из 16 командующих армиями 7 были немцы, один – голландец, один – болгарин, двое – крещеные поляки[106].

Сами же немцы, особенно обрусевшие, писали о немецком засилье очень откровенно. Уж они знали проблему «изнутри» и в то же время были русскими патриотами.

Филипп Вигель, друживший с Пушкиным, в 1844 году выпустил работу «Россия, захваченная немцами». Очень ядовит он в своих оценках и в знаменитых, ставших библиографической редкостью «Записках»[107].

Известный писатель и публицист, в прошлом офицер, М.К. Лемке писал, что ненависть к немцам, управляющим имениями, предпринимателям, таится в народе и «то росла, то проявлялась», и что народ если приветствовал войну 1914 года, то только по этой причине[108].

У «русской партии» были свои, порой очень яркие лидеры! По заслугам знаменитый и очень популярный у русских генерал М.Д. Скобелев говорил сербским студентам в Париже в феврале 1882 года: «Я должен сказать вам, признаться перед вами, почему Россия не всегда стоит на высоте своих патриотических обязанностей и своей славянской роли в частности. Это потому, что как внутри, так и извне ей приходится вести борьбу с чужеземным влиянием.

Мы не хозяева в своем собственном доме. Да! Чужеземец у нас везде. Рука его проглядывает во всем. Мы игрушки его политики, жертвы его интриг, рабы его силы… Его бесчисленные и роковые влияния до такой степени властвуют над нами и парализуют нас, что если, как я надеюсь, нам удастся когда-нибудь избавиться от них, то не иначе как с оружием в руках.

И если вы желаете узнать от меня, кто этот чужеземец, этот пролаз, этот интриган, этот столь опасный враг русских и славян, то я вам назову его. Это виновник «Drang nach Osten!» – вы все его знаете! – это немец! Повторяю вам и прошу не забывать, наш враг – немец!

Борьба между славянами и тевтонами неизбежна… Она даже близка… Это будет продолжительная, кровопролитная, страшная борьба, но что касается меня, то я убежден, что в конце концов победят славяне»[109].

Спустя считаные месяцы после этого выступления генерал Скобелев умер в Москве при весьма странных обстоятельствах. Есть сведения, что последние дни был он взволнован, удручен чем-то, прятал у знакомых какие-то документы, говорил, что «сделался неблагонадежен»…

Умер он в гостинице «Англия», в номере некой девицы легкого поведения, – даже имя ее точно не известно. Шарлотта, Элеонора, Роза, Ванда… Называли разные имена. Откуда она? Вроде из Австро-Венгрии… вроде говорила по-немецки…

Собственно говоря, причина смерти так и осталась неизвестной. В постели девки нашли труп – и все тут! Все понимали, что смерть насильственная, дело очень нечисто… самоубийство? Но тогда из-за чего? Говорили и о «связах с нигилистами», что ни в какие ворота не лезет. Писали даже о том, что Скобелев хотел арестовать царя и заставить его подписать конституцию; его отравили полицейские агенты. Говорили и о том, что Скобелев хотел скинуть «немецкую династию» и стать царем.

Но большинство склонялись к тому, что слишком Скобелев мешал немцам в России – уже как знамя русского национализма; мешал он и Германской империи… Ведь Скобелев препятствовал германской политике в отношении Франции, клал весь свой колоссальный авторитет на то, чтобы максимально сблизиться с ней в противовес новорожденной Германской империи.

Естественно, не колонисты из Повольжья и не ремесленники из Ревеля «убрали» «слишком независимого» генерала. Но были ведь очень влиятельные круги русских немцев, и притом тесно связанные с Германией… Назывались даже конкретные исполнители преступления, конкретные детали: типа исчезновение выкраденного агентами Бисмарка плана войны с Германией…

Князь Н. Мещерский писал К.П. Победоносцеву в 1887 году: «Со дня на день Германия могла наброситься на Францию, раздавить ее. Но вдруг благодаря смелому шагу Скобелева сказалась впервые общность интересов Франции и России, неожиданно для всех и к ужасу Бисмарка. Ни Россия, ни Франция не были уже изолированы. Скобелев пал жертвою своих убеждений, и русские люди в этом не сомневаются. Пали еще многие, но дело было сделано»[110].

Что это? Болтовня, игра в политику или действительно шла тайная война?

Примерно в то же время, в 1886 году, император Александр III Александрович писал тому же Победоносцеву: «Есть господа, которые думают, что они одни Русские, и никто более. Уже не воображают ли они, что я Немец или Чухонец? Легко им с их балаганным патриотизмом, когда они ни за что не отвечают. Но я не дам в обиду Россию»[111].

Царь как будто оправдывается. Царь, основавший Русский музей, стремившийся «русифицировать» жизнь Российской империи… порой в забавных формах, вводя в армии шапки вместо фуражек и кушаки вместо ремней… Но ведь пытавшийся! Видимо, проблема «русскости» императоров все же была, и проблема достаточно серьезная.

В международной политике

Компрадорство правящего класса дорого обходилось России весь XIX век. Страх перед мнением «передовых стран» помешал довести до конца активную политику в Греции, начатую еще при Екатерине II и Павле I: предполагалось оторвать единоверных греков от Турции, и если не включить в состав Империи (хотя почему бы и нет?), то уж по крайней мере создать независимое государство под протекторатом Российской империи.

План этот уже выполнялся по частям: скажем, в 1798 году на Ионическом архипелаге «республика семи соединенных островов» жила под протекторатом России до 1807 года.

Договор 1798 года гарантировал права Дунайским княжествам: Валахии и Молдавии, а в 1812 году возникло автономное княжество Сербия. Эти государства возникали внутри Турецкой империи, имели неполный суверенитет, но гарантом их прав была Российская империя.

Греческое восстание 1821 года было подготовлено и организовано тайным обществом «гетеристов», а центром «гетеристов» была Одесса.

Когда адъютант Александра I, генерал русской службы Александр Ипсиланти весной 1821 года вторгся в Дунайские княжества и провозгласил начало войны за независимость Греции, все русское общество ждало помощи грекам. Война с Турцией заранее была популярна, грекам сочувствовали, готовы были их любить. Казалось бы – вот оно, плод созрел.

И вот тут начинается самое загадочное!

Александр I не только не оказал помощи грекам, но в официальном послании к турецкому правительству осудил восстание, а Ипсиланти исключил из русской службы.

Сохранились сведения о том, что австрийский канцлер Меттерних уверял: якобы помощь грекам станет моральной поддержкой бунтовщиков и в Европе! И что «пушечный выстрел, сделанный по туркам, перевернет вверх дном всю Европу». Что это? Предупреждение или угроза? Историки спорят до сих пор.

В ответ на восстание турки начали резню православных. 74-летний константинопольский патриарх Григорий и три православных греческих митрополита повешены в первый день Пасхи, больше 20 тысяч греков и славян вырезаны на острове Хиосе, практически полностью обезлюдел квартал Фанария в Константинополе.

Русский посланник в Константинополе Г.А. Строганов направил три ноты, требуя прекратить резню, а не получив ответа, заявил о разрыве дипломатических отношений с Турцией, и русское посольство выехало из Константинополя.

Все ждут, что уж после резни, после гибели священников Российская империя начнет военные действия. Но Александр и теперь отделался писанием бумажных протестов.

О причинах спорят до сих пор, но вот факты: в 1823 году глава внешней политики Британии лорд Каннинг писал лорду Странгфорсу: «Россия покидает свой передовой пост. Англия должна воспользоваться этим и занять ее место, тем более что человечество этого требует». В 1823 году Британия официально признала за греками права воюющей стороны, то есть признала их не повстанцами, а народом, ведущим национальную войну.

Лорда Байрона, умершего в 1824 году от лихорадки, в России до сих пор принято изображать эдаким одиноким и непонятым. Якобы от мятежного лорда отступился свет, он действовал вопреки всему обществу… Не может быть ничего более неверного! Байрон постоянно и нагло шокировал людей своего круга… Это факт. Но речь Байрона в пользу греков – одна из самых популярных за всю историю британского парламента.

Лорд Байрон ехал в Грецию в числе более чем 3000 британских добровольцев. Ехал в страну, которую правительство его страны официально признало союзником. Какое уж тут одиночество…

Николай I был куда решительнее брата, но драгоценное время упущено, поезд уже ушел без России. Мы – только одни из европейцев, помогающих христианам, и главные роли не наши.

6 июля 1827 года три великие державы подписали Лондонский договор о признании автономии Греции и прекращении резни: Российская, Британская и Французская империи.

В октябре 1827 года русско-английско-французская эскадра уничтожила турецко-египетский флот у Наварина (Пелопоннес), французы ввели десант в Морею, резня почти прекратилась. Тогда же, в 1827 году, правителем Греции избран прорусский граф Иоанн Каподистрия – товарищ министра иностранных дел в России.

В 1830 году, после Русско-турецкой войны 1927–1829 годов, Греция получила независимость, но была обязана ею уже не одной Российской империи, а нескольким европейским державам.

В 1832 году лондонская конференция европейских держав постановила объявить Грецию королевством и предложила корону Отто Баварскому.

Потомки Отто правили Грецией до 1939 года. Но «русское политическое влияние в Греции, получившей свободу вследствие русско-турецкой войны, рухнуло быстро и безвозвратно»[112].

Еще в 1823 году у англичан не было сомнений – Российская империя – гарант независимости греков, передовой пост Европы на Востоке. А в 1841 году уже конвенция пяти великих держав и Турции поддерживала «целостность и независимость Оттоманской империи в интересах упрочения европейского мира». После этой конвенции Российская империя окончательно потеряла свое преобладающее влияние на Турцию. Теперь эту роль играла Англия.

Одна из пропагандистских фраз 1914 года: «Водрузим крест на Айе-Софии, сбросим с ее купола полумесяц!» Что ж! Захватив Константинополь в XV веке, мусульмане переделали в мечеть Софийский православный собор древней Византии, построенный в VI веке. Достойная задача – восстановить историческую справедливость, утвердить символ христианской цивилизации в ее старых землях.

…Только осмелюсь напомнить – в 1821 году сделать это было гораздо легче, чем в 1914 году. И соотношение сил двух империй было другим, и Европа относилась к Российской империи иначе.

Крымская война

1853 год. Планируя очередную войну с Турцией, Николай I убежден: после того, как русская армия в 1848 году подавила восстание венгров и спасла целостность Австрийской империи, мы можем рассчитывать хотя бы на нейтралитет Австрии. Ничуть не бывало! Николай действует как романтик, а Франц-Иосиф заявляет, что сентиментальные воспоминания не могут мешать реальной политике.

Европейские державы вмешиваются в начавшуюся войну. И практически выигранная Крымская война удивительным образом превращается в провал и в поражение.

Так стоило ли ценой русской крови помогать Австрии? Может, пускай бы и развалилась, погружаясь в кровавый революционный хаос? Но в том-то и дело, что в России правила хорошего тона требуют как раз сентиментального отношения к Европе.

Русско-турецкая война

Русско-турецкая война 1878–1882 годов привела к новым победам русское оружие. Плевна и Шипка – названия не менее известные и славные, чем Прёйсиш-Эйлау и Бородино.

1878 год – русские войска громят турок, они готовы к взятию Константинополя. Но Константинополь не берут, результаты войны во много раз скромнее того, на что может рассчитывать Россия.

В огне этой войны родились Болгария и Королевство Сербия; Российская империя успешно окружала себя новыми дружественными государствами, обязанными ей своим рождением.

Но свои странности есть и в ней… К концу 1877 года деморализованные, разбитые наголову турки бежали при одном появлении русских войск. 23 декабря 1877 года русские войска вступили в Софию. 8 января российская армия без боя взяла Адрианополь. Буквально на плечах беспорядочно отступавших, практически бегущих турок русская конница вышла на берег Мраморного моря. Отряд М.Д. Скобелева занял местечко Сан-Стефано; сейчас это пригород разросшегося Константинополя (мусульмане называют этот город Стамбулом).

И вот первая странность: Александр II запрещает Скобелеву войти во вражескую столицу. Почему??! Христиане мечтали об этом с 1453 года – с того дня и часа, когда воющие, беснующиеся орды ворвались в город, когда жидкость, текущая из мусульман, кощунственно смешалась с человеческой кровью на древних камнях священного города Константина. Мечта может осуществиться прямо сейчас! Ангелы поют с высоты, весь христианский мир замер… вот сейчас… А император Александр II запрещает сделать последний шаг.

Первая странность: в этом же самом Сан-Стефано подписывается мирный договор. Даже этот мир не полностью дает все, что завоевывает Россия. Но и по этому договору христианские народы Турецкой империи получают независимость или по крайней мере автономию. До нашего времени день подписания Сан-Стефанского мирного договора в Болгарии отмечается как национальный праздник, день освобождения от нечистой власти турок, день восстановления болгарского государства. В православном богослужении в Болгарии до сих пор ежегодно поминают Александра II и всех русских воинов, павших в Русско-турецкой войне 1877–1878 годов: как павших за свободу Болгарии. Поставленные на грань уничтожения армяне получают шанс восстановить свое государство под патронажем христианского мира.

Странность вторая: Англия и Австро-Венгрия отказались признать условия Сан-Стефанского мира. Британия посылает свой флот – угрожает России войной. Германия бряцает оружием. По настоянию Германии и Австро-Венгрии летом 1878 года состоялся Берлинский конгресс с участием шести держав – Англии, Франции, Германии, Австро-Венгрии, России и, что самое «веселое», разбитой наголову Турции.

Россия оказалась в изоляции и была вынуждена пойти на очень большие уступки.

Западные державы категорически возражали против создания единого Болгарского государства и вообще сильного славянского государства на Балканах. Позже политику дробления государств и запутывания границ будут называть «балканизацией».

В результате «балканизации» Южная Болгария осталась под властью Турции; русским дипломатам с трудом удалось добиться включения в состав Болгарского государства княжеств София и Варна. Территория Сербии и Черногории была значительно урезана, часть южных славян осталась под турками. Армяне не получают своего государства, большая часть армян была вскоре вырезана. Современная Армянская Республика находится на землях бывшей Российской империи, это примерно 15 % территории исторической Армении.

Конгресс подтвердил право почти не воевавшей Австро-Венгрии оккупировать Боснию и Герцеговину. Англия подтвердила свое право оставить войска на оккупированном ею Кипре: она получила право на Кипр от правительства Турции – в обмен на «помощь» против Российской империи.

В докладе императору Александру глава русской делегации канцлер А.М. Горчаков написал: «Берлинский конгресс есть самая черная страница в моей служебной карьере». Рядом с этими словами император Александр сделал пометку своей рукой: «И в моей тоже». Тем не менее этот чудовищный договор они подписали.

Трудно описать возмущение и разочарование русского общества. В войне за освобождение славян и всех православных принимал участие будущий военный министр России А.А. Поливанов. Добровольцами на войну уехали знаменитые врачи Боткин, Гамалея, Пирогов и Склифософский, писатели Гаршин и Гиляровский. 60-летний Тургенев говорил, что, будь он моложе, непременно принял бы участие в войне. Ущербные итоги Берлинского конгресса всецело приписывались бездарной российской дипломатии.

…А ларчик открывается просто: готовясь к войне, 8 июля 1876 года Россия заключила секретное соглашение – «при личном свидании Александра II и Горчакова с Францем Иосифом и Андраши в Рейхштадтском замке»[113].

3 января 1877 года секретное соглашение, так называемая Будапештская конвенция между Российской и Австро-Венгерской империями стала развитием секретного Рейхштадтского соглашения[114].

В то время эти соглашения держались в строжайшем секрете. Конечно, о них знали дипломаты, и «один из русских дипломатов, участник Берлинского конгресса, и через 30 лет после событий недоуменно спрашивал: «Если Россия хотела остаться верной конвенции с Австрией, зачем же было забыть об этом при заключении Сан-Стефанского договора?» Естественно, Британия, Германия и Австрия на Берлинском конгрессе хотели выполнения Будапештской конвенции от 3 января 1877 года[115]. Удивления достойно – чего же император Александр и его верный Горчаков хотели после всего этого?!

Но общественность ни в России, ни на Балканах о договорах не знала и кляла непрофессионализм дипломатов, изменническую позицию Германии и Австро-Венгрии.

Позже «необходимость» подписания конвенции объясняли необходимостью заручиться нейтралитетом Австро-Венгрии… А цена нейтралитета была – недопущение усиления России, отказ от создания славянских государств под ее патронажем.

Естественно, европейские державы готовы были любой ценой предотвратить усиление России, ее выход к Средиземному морю через новых сателлитов. Ради этого они готовы были продлить турецкое владычество над несколькими миллионами славян, обречь на геноцид армянский народ[116].

Но ведь получается, и российская дипломатия – не на Берлинском конгрессе, а много раньше – запрограммировала очень странную войну. Такую, которая при любом результате не может дать ожидаемого результата.

Эта история проливает весьма неожиданный свет и на выступления М.Д. Скобелева, и на преждевременную смерть 38-летнего генерала.

От планов в Центральной Азии – к позору Русско-японской войны

Еще Николай Михайлович Пржевальский (1839–1888) провел четыре центральноазиатские экспедиции. Научный результат этих экспедиций неправдоподобно огромен. В Зоологическом музее в Петербурге и сегодня выставлены чучела лошади Пржевальского, дикого верблюда и медведя, собственноручно застреленных Николаем Михайловичем.

Пржевальский шел с сильными казачьими отрядами, пытался силой прорваться в столицу Тибета Лхасу. Все его экспедиции были одновременно и военными операциями.

Тибет официально был закрыт для всех, кроме паломников. Пытавшиеся прорваться части русской армии останавливали силой оружия. Но разведку Пржевальский провел, карты составил.

Еще один бурят, таинственнейшая личность, – Петр Алексеевич Бадмаев (??? – 1920), в 1893 году написал и подал императору Александру III памятную записку «О задачах русской политики на азиатском Востоке».

Если аналитик ошибается меньше, чем в 50 % прогнозов, – это великолепно. Если в 25 % случаев – он гений. Бадмаев не ошибался никогда. Вообще никогда. В числе прочего он предсказал падение Маньчжурской династии Цинь, которую и в России и в Европе считали «сидящей на престоле вечно». Бадмаев предвидел, что после революции Китай распадется, от него отделятся Монголия и Тибет. В 1911 году Синхайская революция прошла в точности по сценарию Бадмаева. Он предсказал ВСЁ и притом – за 18 лет до начала событий.

При Александре III строилась Транссибирская железная дорога. В момент подачи доклада императору дорога дошла до Челябинска. Тогда только планировалось довести ее до Тихого океана, до портов Владей Востоком и Дальний, а от Читы начать ветку на юг, в Китай – Трансманьчжурскую магистраль.

Бадмаев писал, что нужно от Иркутска или Читы бросить на юг железную дорогу к городу Ланчжоу-фу, соединяя Центр России не только с Тихоокеанским побережьем, но и с Тибетом.

«Для проведения своей азиатской политики, – писал Бадмаев, – надо как можно скорее сделать частью Российской империи весь Китай». Китайцы встретят русских с покорностью, а может быть, и с благодарностью: ведь русские не унижают китайцев, как это делают англичане и даже французы.

А захватив Тибет, перебрасывая в него войска по железной дороге, Россия всегда будет держать Британскую Индию под угрозой. Нельзя позволить, чтобы Англия захватила Тибет: тогда она грозно нависнет над Туркестаном и Маньчжурией, и к тому же сможет возбуждать весь буддийский мир против России».

Докладную Бадмаева внимательно изучали министры, император Александр наложил на письмо резолюцию: «Все это так ново, необычайно и фантастично, что с трудом верится в возможность успеха». Впрочем, скорее всего, Александр III Александрович просто физически не успел принять решений. Мог и принять, но заболел и скончался.

А работа продолжается! Бадмаев и еще один ученый бурят, Агван Доржиев, под видом паломников в 1898–1899 годах прибыли в столицу Тибета, запретную для европейцев Лхасу. Далай-лама XIII назначил Доржиева своим представителем в Петербурге и начал через него переговоры с русским правительством. Впрочем, в 1901 году Далай-лама отправляет еще одного своего представителя в Россию – уже тибетца. В ходе переговоров тут впервые появляется казачий подъесаул, калмык по национальности Н.Э. Уланов. Он прекрасно знает тибетский язык и подготовлен к работе в Тибете.

Этого-то Уланова в 1903 году и отправляют в Тибет с ответной миссией после еще одной докладной записки Бадмаева. Бадмаев пишет императору Николаю II: «Корень русской политики на Востоке лежит не в Китае, а именно в Тибете. Неужели истинно русский человек не поймет, сколь опасно допущение англичан в Тибет; японский вопрос – нуль по сравнению с тибетским».

Николай плохо умел слышать слова подданных, но на этот раз явно услышал!

Какое значение придается новой миссии, свидетельствует то, что Уланова и калмыцкого ламу Ульянова принимает лично Николай II. Подъесаула и рядового священника! Император прямо приказывает Уланову «разжечь тибетцев против англичан».

Вот что еще чрезвычайно интересно: император приказал хранить тайну о переговорах с Тибетом от собственного министра иностранных дел В.Н. Ламздорфа. Известен же Ламздорф из остзейских дворян был тремя качествами…

Во-первых, своей, как сейчас сказали бы, нетрадиционной сексуальной ориентацией. «Царь называет графа Ламздорфа «мадам», его любовника Савицкого повышает в придворных чинах. Ламздорф хвастается тем, что он 30 лет (!) провел в коридорах Министерства иностранных дел. Так как он педераст и мужчины для него девки, то он 30 лет провел как бы в борделе. Полезно и приятно!»[117]

Во-вторых, он известен как крайний консерватор и реакционер, упертый враг любых изменений.

В-третьих, «мадам Ламздорф» известен как крайний германофил. Среди всего прочего он пытался максимально сблизить разведывательные сети Германии и России.

Какое качество из этих трех заставляет Николая II хранить в тайне миссию в Тибет от собственного министра? Очень интересный вопрос, на который сегодня еще труднее ответить, чем было тогда.

Но как ни береглись, а в Британии узнали о русско-тибетских переговорах. Напомню, Тибет остается полунезависимым вассалом Китая. Ни Россия, ни Англия формально не имеют к нему ни малейшего отношения. Тем не менее, чтоб не достался России, англичане летом 1903 года вводят в Тибет войска.

Эта война, по словам самих британцев, «напоминала драку взрослого с ребенком»: карабины против кремневых и фитильных ружей, современная армия против неорганизованной толпы, сытые рослые люди против тибетцев, кормленных всю жизнь только ячменной болтушкой.

Но кто выиграл от этого, неясно: только прослышав о приближении англичан, Далай-лама вместе с представителем России Агваном Доржневым и свитой бежал в Монголию… Не сразу в Россию…

В 1904 году в Лхасу проник еще один бурят по происхождению и европейский ученый по своему месту в жизни, Гомочжаб Цэбэкович Цибиков (1873–1930). Он родился в кочевье, в забайкальских степях, и до двенадцати лет не говорил по-русски. Но окончил гимназию в Иркутске, потом университет в Петербурге…

Тибетское правительство категорически не допускало в свою страну европейцев, китайцы помогали тибетскому правительству оставаться в жесткой изоляции. Англичане засылали под видом паломников-буддистов своих шпионов с юга… Но индусы не имели европейского образования и шпионами были очень скверными. Например, они не умели фотографировать, а о том, что такое «миля», «азимут» и «масштаб», имели очень уж примерное представление.

Гомочжаб Цэбэкович умел и имел! Он привез описания и фотографии столицы Тибета, о которой европейцы в то время не имели ни малейшего представления. И такие сведения о дорогах, расстояниях и расположении городов и крепостей, каких еще никто не привозил.

Г.Ц. Цибиков вынашивал планы разделения Китая на несколько государств. «Япония обязательно использует ресурсы Китая для борьбы с Россией, – рассуждал Цибиков, – а ведь лет через 30–40 Китай проснется, использует европейскую технологию и науку для своего укрепления. Такой Китай при поддержке Японии станет угрожать России, поэтому надо его побыстрее расчленить».

Гомочжаб Цэбэкович предлагал создать на месте Китая такие государства:

1) Монголия с Внутренней Монголией, – своего рода Великую Монголию;

2) Мусульманское государство на месте Джунгарского ханства, завоеванного Китаем в 1756 году;

3) Тибет, включающий территории не только Тибетского автономного округа, но и Кама, Аннама и так далее. То есть своего рода Великий Тибет, который раньше никогда не существовал.

Все эти события происходят почти одновременно, все очень динамично, непросто! Все время кажется: вот сейчас начнется то, что подготавливал еще Пржевальский, начнут превращаться в акты политики идеи Бадмаева и Цибикова.

Но великосветские интриги властно толкали Российскую империю к войне именно с Японией за Корею – в лесные концессии Кореи великие князья вложили немалые капиталы. Ради защиты лесных концессий родственников императора Российская империя оккупировала Корею, вызывая бешеное сопротивление японцев – Япония считала Корею своей традиционной «зоной влияния».

Всякий раз, когда историки рассказывают о «принципиальной позиции Николая II», который не хотел или не мог отдать выходы к незамерзающим морям, поступиться русским присутствием на новой огромной территории, почти не заселенными земельными массивами Маньчжурии[118], стоит вспомнить о владельцах лесных концессий – великих князьях.

Классическая компрадорская ситуация: военное, экономическое и политическое могущество громадной империи задействовано для того, чтобы кучка высших сановников получала частные доходы и хранила их в зарубежных банках.

Чем это отличается от сбора дани, отводящего золотой ручеек в калиту одноименного князя? Или от «прихватизации» нефтяной и газовой трубы?

Тогда же вместо начала работы в Китае, вместо присоединения Центральной Азии 27 января 1904 года началась война с Японией. Этим был поставлен жирный крест на многолетних усилиях Пржевальского, Бадмаева, Цибикова, Доржнева…

Причем силы проводить свою политику в Центральной Азии очень даже были. К 1905 году, несмотря на продолжающуюся войну с Японией, Российская империя легко смогла убедить британцев: на самом деле Тибет им совершенно не нужен, пусть и дальше остается частью Китая. Очень уж боялись англичане и появления русской конницы на границах Индии, и даже любой словесной пропаганды. Они прекрасно понимали, что относятся к индусам по-свински, и чувствовали – при малейшей провокации весь Индийский субконтинент заполыхает! Этот маниакальный страх очень хорошо виден хотя бы в таком культовом произведении Киплинга, как «Ким»: главным подвигом матерого шпиона оказывается дискредитация русского агента, который мог бы взбунтовать индусов[119].

По Соглашению 1907 года о территориальной неприкосновенности Тибета британцы вывели войска, вошедшие в Тибет в 1904 году, а буряты-ламаисты, русские подданные, получили право ходить паломниками в Тибет.

Так грандиозные проекты присоединения Центральной Азии и Тибета сводятся, в конце концов, к Русско-японской войне, нужной только одной из придворных группировок. К тому же к проигранной войне! К тому же к войне, ставшей детонатором революции.

К тому же Портсмутский мир намного хуже и страшнее, чем можно было бы ожидать по итогам Русско-японской войны. Считается, что Россия была разбита наголову… Но это вовсе не так, Япония первая просила мира через посредничество американцев: именно Япония надрывала все силы в этой войне… Она почти надорвалась; если бы не начавшаяся в Российской империи революция, продолжайся военные действия еще с год, Япония вполне могла бы проиграть войну.

На фоне этого Россия по Портсмутскому миру уступала Японии арендные права на Ляодунский полуостров с Порт-Артуром и Дальним и отдавала Японии южную часть острова Сахалин.

Причина, по которой этот мир оказался такой странный, находится на грани скверного анекдота: глава российской делегации, довереннейшее лицо императора, граф Витте, принял от японцев неправдоподобную взятку. По одним данным, сто миллионов долларов, по другим – сто пятьдесят, а по третьим – даже двести миллионов.

Сколько именно – не так уж важно, право.

Миром были очень недовольны в Японии: многие японцы полагали, что могут претендовать по крайней мере на весь Дальний Восток, по крайней мере на весь Сахалин и Камчатку.

В России тоже были недовольным миром и прозвали Витте «Граф полусахалинский».

А самое главное – как всегда, Россия получила во много раз меньше возможного. Зря, оказывается, панически боялись британцы появления русской конницы на границах с Индией. Последний раз британцев пугали русской конницей в 1919 году: тогда Троцкого осенила очередная гениальная идея – послать в Индию Красную Армию для организации восстания против Британии. После чего, как и следовало ожидать, дальше слов не пошло. Все как всегда.

И еще важно, что в ходе Русско-японской войны выступила новая самостоятельная сила: интеллигенция. В ходе Русско-турецкой войны она еще поддерживала свою страну. Теперь эта новая компрадорская элита громко заявила о себе как самостоятельный субъект политики. Дворянство и примыкавшие к нему разночинцы в большинстве были патриотами. Интеллигенты же после японских побед посылали поздравительные телеграммы японскому императору.

Новая компрадорская элита

Правящий слой Российской империи всегда рос быстрее, чем население в целом. При Петре население уменьшилось на 25 или даже на 30 %, а число чиновников возросло в 6 раз. Со времен Петра ко временам Екатерины рост населения произошел в два раза, а число чиновников выросло минимум в три раза. С 1796 по 1857 год население выросло вдвое, а число чиновников – в шесть раз.

Многие из этих чиновников не становились дворянами, входя в сословие «разночинцев». Гимназии выпускали все новых образованных людей, те имели право стать чиновниками, но становились далеко не все… Росла численность сословия, которое барон Дубельт называл «прослойкой между дворянством и народом, лишенной к тому же присущего народу хорошего вкуса», а насмерть забытый потомками писатель Петр Дмитриевич Боборыкин – «интеллигенцией». Его литературные заслуги никто не помнит, а вот слово «интеллигенция» он ввел в обиход в 1860-е годы, когда издавал журнал «Библиотека для чтения». И это слово так понравилось новому сословию, что стало самоназванием.

По переписи 1897 года в Российской империи жил 125 640 021 житель[120] – в три с половиной раза больше, чем при Екатерине. Интеллигенция же в Российской империи насчитывала 870 тысяч человек. К 1917 году, всего за 20 лет, численность интеллигенции возросла в два раза и достигла полутора миллионов человек. Интеллигенция была в массе простонародного происхождения; среди сельских учителей число выходцев из крестьян и мещан к 1917 году по сравнению с 1880-м возросло в 6 раз и составило почти 60 % всех сельских учителей.

Новое сословие отличается и от дворян – и не обязательно бедностью: есть нищие дворяне и хорошо обеспеченные интеллигенты. Но это сословие законченных и безусловных «русских европейцев». Интеллигенты по-другому одеваются, живут в иначе организованных домах, иначе едят иначе приготовленную пищу, чем крестьяне и городские низы.

«С тех пор, как я стал превосходительством и побывал в деканах факультета, семья наша нашла почему-то нужным совершенно изменить наше меню и обеденные порядки. Вместо тех простых блюд, к которым я привык, когда был студентом и лекарем, теперь меня кормят супом-пюре, в котором какие-то белые сосульки, и почками в мадере. Генеральский чин и известность отняли у меня навсегда и щи, и вкусные пироги, и гуся с яблоками, и леща с кашей»[121].

Ну ясное дело, если человек «превосходительство», то не может же он есть леща с кашей, как вонючий мужик! Хочет он или не хочет, а должен есть почки в мадере…

Но и «превосходительством» не нужно становиться, чтобы очень четко знать – ты вовсе не часть народа. Для этого достаточно быть фельдшером, и даже скверным фельдшером, которого в конце концов выгоняют из больницы. В рассказе А.П. Чехова именно фельдшер «жалел: зачем он фельдшер, а не простой мужик? Зачем на нем пиджак и цепочка, а не синяя рубаха с веревочным пояском? Тогда бы он мог смело петь, плясать, обхватывать своими руками Любку, как это делал Мерик…»[122]

Интелигенты, точно так же как дворяне, чувствовали себя эмигрантами если не по крови, то по духу, живущими в туземной стране и окруженными дикими туземцами. Великолепны образы чеховского «злоумышленника», тупо выкручивающего гайки из полотна железной дороги – на грузила[123].

В другом рассказе Чехова население провинциального городишки обвиняет астрономов в том, что они устроили затмение солнца[124].

Не менее великолепен «интеллигентный мельник» М.А. Булгакова, сжирающий сразу все лекарства, полагающиеся на месяц, – чего долго мучиться, слопать их, да и все…[125] Характерно название рассказа М.А. Булгакова «Тьма египетская». Ассоциация и с тьмой в головах, и в глазах интеллигентов, уставших от дикости народа.

Меньше всего я сомневаюсь, что нечто похожее вполне могло быть! Но интонации подобных рассказов и множества других им подобных, однозначное противопоставление цивилизованных, чистоплотных, приличных интеллигентов с местными дикарями, с их обсиженными тараканами, грязными и темными домами, их первобытными нравами таковы, что даже Киплинг и Стэнли писали об Индии и Африке в более уважительном тоне. Сразу видно – авторы рассказов осознают себя колонизаторами среди диких туземцев.

Когда в начале XX века маленький Лева Гумилев, сын Николая Гумилева и Анны Ахматовой, начинает интересоваться «дикими», некая дама, подруга его знаменитой матери, недовольно заявляет мальчику: «Да что ты все с этими дикими?! Они же такие же, как наши мужики, только черные».

Русские туземцы имеют белую кожу, носят одежду, похожую на европейскую, нательные кресты, ходят в христианские храмы и читают книги… но это видимость. Ведь слова барыньки, недовольной пристрастиями Левы Гумилева, имеют и обратную силу. Если негры – такие же мужики, только белые, то ведь получается – интеллигентов окружают туземцы, такие же как негры и индусы, только белые. Это те же людоеды из Центральной Африки или с Сандвичевых островов, только цвет кожи другой.

Новое сословие не любило дворян как бездельников, а народ – как «малокультурную массу». Интеллигенты считают, что призваны нести в народ свет просвещения. Профессор Преображенский из булгаковского «Собачьего сердца» – попович, а отнюдь не дворянин. Но под его эскападами о людях, которые взялись решать проблемы человечества, а сами на триста лет отстали от Европы и не научились уверенно застегивать штаны, под требованием стать «полезным членом социального сообщества» подписались бы многие дворяне XVIII столетия.

Но… как нести свет просвещения народу? Не только путем школ и больниц. В идеологии народников огромное место занимает идея «безначалья народа». Как в «Забытой деревне» А.Н. Некрасова, где противные дворяне оставили народ без начальников, где наследник появляется, только чтобы похоронить на родовом погосте папу:

Наконец однажды середи дороги

Шестернею цугом показались дроги:

На дрогах высокий гроб стоит дубовый,

А в гробу-то барин; а за гробом – новый.

Старого отпели, новый слезы вытер,

Сел в свою карету – и уехал в Питер.

Мораль ясна: народ, мы-то тебя не покинем! Мы, интеллигенция, будем хорошими начальниками!

Овеянный тускнеющею славой,

В кольце святош, кретинов и пройдох,

Не изнемог в бою Орел Двуглавый,

А жутко, унизительно издох[126], —

И в XX веке, когда (по словам типичных интеллигентов братьев Стругацких) «сбылась бессмысленная мечта террористов», когда интеллигенция сохранила тот же взгляд. Вот правый из правых, белогвардеец Иван Бунин, – клейма ставить негде. Многие оценки из «Окаянных дней» просто страшно читать: «голоса утробные, первобытные. Лица у женщин чувашские, мордовские, у мужчин, как на подбор, преступные, иные прямо сахалинские. Римляне ставили на лица своих каторжников клейма: «Cave furem[127]». На эти лица ничего не надо ставить – и так все видно»[128].

И далее в том же духе, повторяясь много раз, об одном и том же: «какие-то мерзкие даже по цвету лица, желтые и мышиные волосы»[129]. «Все они (эти лица. – А.Б.) почти сплошь резко отталкивающие, пугающие злой тупостью, каким-то угрюмо-холуйским вызовом всему и всем»[130]. «Глаза мутные, наглые»[131].

Причем это вовсе не именно о красных! Если в повествовании Бунина среди красных появляется студент, то это не «сахалинский тип», а изможенный, сжигающий сам себя фанатик. Его скорее жаль, этого нелепого юношу.

Пишет и о «глупости, невежестве» образованных людей, проистекавших «не только от незнания народа, но и от нежелания знать его»[132]. Пишет о том, что русские европейцы «страшно равнодушны были к народу во время войны, преступно врали о его патриотическом подъеме, даже тогда, когда и младенец не мог не видеть, что народу война осточертела»[133].

Но «свои» не вызывают дрожи омерзения. У них не бывает мутных глаз, ни у одной интеллигентной барышни не может быть волос мышиного цвета.

А вот крестьянские повстанцы на Украине, – казалось бы, это же как раз и есть свои! Они же ведут войну с красными, разрушили железную дорогу и прервали связь с Киевом! Но «плохо верю в их «идейность». Вероятно, впоследствии это будет рассматриваться как «борьба народа с большевиками» и ставиться на один уровень с добровольчеством… А все-таки дело заключается больше всего в «воровском шатании», столь излюбленном Русью с незапамятных времен, в охоте к разбойничьей вольной жизни, которой снова охвачены теперь сотни тысяч отбившихся, отвыкших от дому, от работы и всячески развращенных людей»[134].

В общем – если интеллигент примыкает к Добровольческой армии Краснова – это светлый подвиг, и дело тут никак не в «охоте к разбойничьей вольной жизни», которой «охвачены отбившиеся от дому, от работы и всячески развращенные люди». Но если то же самое делает крестьянин – бросает дом и работу, идет воевать с большевиками – это уже не герой, а разбойник и вор.

Это позиция интеллигента из одного лагеря… А большевики? Достаточно вспомнить, что в Соловецком лагере особого назначения в 1929 году висел плакат: «Железной рукой загоним человечество в счастье!»

Логично… Не было у народа хорошего начальства? Теперь будет. Причину многих ужасов коллективизации Ксения Мяло, на мой взгляд, определила очень точно: «Такое впечатление, что сам вид этих длинных юбок, свободных кофт, распоясок, бород, нательных крестов вызывает в городской интеллигенции невероятное раздражение»[135].

Разумеется, вызывает! Это же не только этнография «чужих», но это признаки образа жизни туземца, который преступно пытается избежать европеизации.

Наследник многих поколений прогрессенмахеров, интеллиент испытывает просто утробную ненависть к «отсталому» сословию, которое «необходимо» самой грубой силой приобщить к цивилизации. Петр бороды резал боярам? А мы отрежем – крестьянам!

Онучи, борода, стрижка «под горшок», вышитая рубашка, сарафан – все это воспринимается как мундиры и знаки различия вражеской армии. Враг ведь может обладать высокими личностными качествами, вызывать уважение; от этого он не перестает быть смертельным врагом. От его достоинств ничуть не ниже пафос борьбы, смертельной схватки, рукопашной во вражеских окопах.

Уже голод в Поволжье в 1921–1922 годах, унесший жизни не менее чем 5 миллионов человек, – способ побеждать в этой войне, губить несчитаное множество врагов.

Рукотворный голод 1932–1933 годов уносит еще 6 миллионов… Отлично! Врагов стало меньше, а ведь русские европейцы со времен Пугачева очень хорошо усвоили, как это опасно – составлять меньшинство.

В 1929–1930 годах насчитывается более 14 000 выступлений крестьян против коллективизации… Противник сопротивляется, а ведь пролетарский писатель Максим Горький уже сказал, что если враг не сдается, его уничтожают.

Коммунисты были убеждены – они полностью порвали с прошлым и все делают вовсе не так, как царские власти. И вообще они «за народ». Но в одном важном отношении коммунисты поступали в точности так же, как ненавистные им царские власти: они очень последовательно оплачивали развитие русских европейцев за счет туземцев.

Даже в учебниках по «Истории КПСС» не очень скрывалось, что индустриализация покупается ценой ограбления крестьянства. А уж тезис о «внутренних источниках» индустриализации – так вообще одна из священных коров советской власти.

Стройки социализма – построение целых городов и промышленных районов – например Кузбасса – невозможны без разорения деревни. Взяли в одном месте, вложили в другое. Люди побежали из вымирающей деревни – а куда? На стройки социализма, туда, где есть работа, деньги и хлеб.

Чтобы родилась индустриальная Россия, возник многомиллионный слой рабочих, техников и инженеров, необходимо было изменить сознание этих людей, сделать их людьми другой цивилизации. С другой системой ценностей, с другим пониманием мира. Не хотят?! Пусть подыхают от голода!

Правительство Николая I заставляет крестьян сажать картофель. Именно так – заставляет! Попросту говоря, государственным крестьянам выдают мешки с картофелем – причем ни как его надо сажать, ни что собирать, ни даже что в картофеле надо есть, какую часть – не объясняют. Дают картошку, и все. А потом требуют, чтобы мужики собрали урожай и ели бы картофельные клубни. Отказываются?! Перепороть!

Местами «дикари» стали есть ягоды картофеля и отравились. После этого начался бунт, и совершенно логично – баре подсунули отраву. Ничего по-прежнему не объясняя, правительство вводит войска и массовыми порками, стрельбой по людям и захватом заложников заставляет сажать картошку. Что характерно – о «картофельных бунтах» в интеллигентской среде полагалось говорить с усмешечкой – как о проявлении народной дикости.

У писателей-интеллигентов старшего поколения до сих пор появляется эта позиция. Скажем, у Г.С. Померанца есть раздражающе неправдоподобное, какое-то просто фантастическое положение о «неолитическом крестьянстве», дожившем до XX века[136].

В ходе Гражданской войны 1917–1922 годов интеллигенция победила дворянство и повела «народ» в светлое будущее. Хотел ли он туда идти? Об этом уже написано выше.

А если бы она не была компрадорской?

Действительно… А что происходило бы, не сложись история Российской империи как история компрадоров? Не раздели Петр Русь на «европейскую» и «туземную» – с разной одеждой, разной психологией и судьбами?

Конечно, это какая-то незнакомая, непонятная нам Россия. Россия с активным предпринимательством, без доходящего до абсурда крепостного права, без особого сословия интеллигенции. Но что важнее всего для темы нашей книги, национальная Россия по-другому вела бы себя на всех развилках истории.

Компрадорская Россия всякий раз не реализовывала своих возможностей; она даже ухитрялась погубить все уже возникшие выгоды.

Национальное правительство страны создавало бы геополитические возможности, а возникшие естественным путем активно реализовывала.

Первая развилка истории: взятие Пруссии

1757 год. Император Петр III Федорович воспитан не в Голштинии, а в Петербурге и в Москве. Кстати, и сам Петербург в этой национальной России или не возникает вообще, или этот город будет построен совершенно иначе… Скоре всего, станет северным изданием Москвы.

Вокруг императора стоят люди, железно убежденные в приоритете национальных интересов России над любыми иными. Вопрос, конечно, – а решился ли бы Фридрих на войну с ТАКИМ противником? Неясно…

Но в любом случае Российская империя кампанию 1757 года блистательно выиграла. Любой вариант, кроме шизофренического прекращения войны, означает полный разгром Пруссии.

Как ее ни делить, но Восточная Пруссия в любом случае остается за Российской империей. Тогда очень быстро и Курляндское герцогство оказывается в руках у России, – ведь оно расположено восточнее Восточной Пруссии. После ее присоединения к России Курляндия окажется в глубине русской территории, со всех сторон ею окруженная.

Очень может быть, Российская империя возьмет и другие куски Пруссии или ее союзников, то есть сделает территориальные присоединения в самой Германии. Или Бранденбург сделается вассальным княжеством, подчиненным Российской империи.

Российская империя с такими территориями в центре Европы изменяется в весьма интересную сторону… Войдя в состав Империи, европейцы всегда заставляли считаться с собой как с носителями идей прав личности. К тому же за событиями в центре Европы и политикой по отношению к новым подданным внимательно следят европейцы, с их мнением приходится считаться.

Когда в 1760 году З.Г. Чернышов берет Берлин, у одного из его генералов, Тотлебена, появляется желание публично выпороть тамошних газетчиков «за дерзкие выходки противу нашей императрицы в их зловредных изданиях». Так как «весь город просил о монаршем милосердии к ним», Тотлебен отменил экзекуцию, но в Европе уже поднялся шум, а Елизавета накричала на Тотлебена. Императрица укоряла, что теперь из-за Тотлебена и на нее, Елизавету, «будут смотреть как на монстру». Уверен, что если бы такую же экзекуцию учинили бы в Бахчисарае или в Казани, никакого шума не возникло бы.

Стоит обратить внимание на фамилию любителя пороть журналистов! Как видите, и он – из русских немцев. Не в происхождении тут дело, а в культуре.

Так «трофейные европейцы» делали более европейским весь климат Российской империи. «Трофейные немцы» в Прибалтике сделали для империи много полезного, а ведь тут идет речь о гораздо большем количестве и о несравненно более культурных немцах. Ведь прусские и курляндские немцы – жители диковатой периферии, а о Пруссии сказать этого все же нельзя.

Еще одно следствие: новое решение всего «польского вопроса».

Во время разделов Польши Пруссия больше всего настаивала на разделах. Есть причина полагать, что Екатерина как раз не спешила с разделами, не без снования полагая, – в конечном счете она может получить всю Польшу, до последнего квадратного километра. В конце концов пришлось согласиться на разделы, чтобы Пруссия не получила еще больше.

Но если Пруссии не существует или она крайне слаба, речь идет уже не о разделе, а о присоединении Польши к Российской империи. Число «трофейных иностранцев» возрастает многократно, и они составляют уже значительную часть населения Империи.

После этого присоединения образуется огромная славянская держава, из 45 миллионов населения которой 2 миллиона – немцы, а добрая треть славянского населения – поляки.

Еще одно, не менее важное следствие. Спасенная Петром III Пруссия в XIX веке сделалась собирателем германских земель, «железом и кровью» создала новую германскую империю. В 1914 году дойдет до войны Германии и Российской империи…

Но теперь, после сокрушительного поражения, даже если Пруссия не исчезнет с карты мира, а Фридрих не скончается в 1770 году в Березове от запойного пьянства неудачника, это разбойничье государство никогда уже не сможет подняться до прежних высот и претендовать на роль объединителя Германии. Так, одно из захудалых германских княжеств, не более.

Не она объединит Германию. Или Германия так и остается конгломератом княжеств, – каждое со своим политическим строем, со своей династией и своими международными связями. Причем над этих хаосом нависает огромная славяно-германская Российская империя…

Или у Германии должен появиться новый лидер… Этим лидером может стать и сама Российская империя, и ее ставленник. Идет другая мировая история…

Вторая развилка истории: Наполеон на Сахалине

Даже в нашей реальной истории Наполеон вовсе не стремился войти в Россию. Как предчувствовал! В Россию его пришлось долго заманивать.

Если Российская империя кончается не на Березине, а на Шпрее, вообще не факт, что Наполеона удалось бы заманить перспективой самого замечательного генерального сражения. Тем более если земли восточных славян из Речи Посполитой давно присоединены, а Польша находится в особых отношениях с Российской империей – кого будет защищать Наполеон от ужасов русского завоевания? Все уже завоеваны и в основном весьма этому рады.

Единственно, из-за чего ему придется все же вступить в войну – проблема континентальной блокады. Гений генеральных сражений, Наполеон попытается громить противника на территории захваченной им Австрии; а если Пруссия не присоединена к Российской империи – то Пруссии.

В национальной России никто не боится, во-первых, пропаганды французских революционеров. Крепостного права и так нет, а объяснить рязанскому мужику, что ему жизненно необходим парламент, пока никому не удавалось.

Во-вторых, правительство России не боится своего народного ополчения.

В 1806 году на поиск Наполеона в Европу движется не 120, а 700 тысяч человек. Судя по всему, что мы знаем об этом персонаже, самая большая проблема была бы именно в том, чтобы Наполеона поймать – скорее всего, он петлял бы, как заяц, со всей своей армией… А конец простой и печальный (для Наполеона, конечно).

Из сказанного не вытекает, что подчиненное положение разгромленной Франции продолжалась бы вечно. В ролевой игре под названием «международная политика» ничего вечного и даже долговечного не бывает. Но итог «наполеоновских войн» был бы качественно другим. В нашей реальности этот итог соответствовал только интересам Британии с ее традиционной системой «баланса сил» на континенте: чтобы ни одна европейская держава не могла бы объединить континентальную Европу. Наполеон вывел было Францию в лидеры – ее и «уронили» руками России. Забегая вперед, в XX веке Германия дважды пытается стать лидером Европы и ее объединителем… Дважды ее останавливают руками Российской империи, а потом СССР. Все – строго в интересах англосаксов.

А в нашем раскладе Российская империя, славяно-германское государство, и становится объединителем континентальной Европы. Вопреки воле и традиционной политике Британии.

Третья развилка истории: взятие Константинополя

Такая Россия с еще большей уверенностью становится патроном южных славян и вообще всех православных государств Балкан, Закавказья, Турецкой империи. И уже не оглядывается на Британию, решая взять Константинополь.

Перспектива простая: восстанавливается православная Византийская империя. Второй Рим, Восточная Римская империя. Константинополь очищают от минаретов, мечетей и прочей гадости, он становится центром восточного христианства, по значимости сравнимым с Первым, с итальянским Римом. Императором Византии становится член правящей в России династии.

Балканы – цветение национальных государств; во всех них, как сегодня в Болгарии, помнят Александра II и служат панихиды воинам-освободителям.

В нашей реальности арабские подданные Турецкой империи восстали и начали строить свои национальные государства только во время Первой мировой войны. Теперь они могу восстать на треть века раньше. Сирия, Египет, Иордания, Ирак появляются в конце 1870-х годов. Турция занимает только западную часть Малой Азии… Центральную и восточную часть полуострова составляет другое и притом христианское государство: Великая Армения.

Совершенно не обязательно представлять себе отношения новых государств друг с другом и со всем миром, как идиллию. В нашей реальности были Балканские войны, была война Греции с Турцией в 1923 году. Но исторические задачи не намечены – они кардинальным образом решены. Мечты претворяются в реальность.

Четвертая развилка истории: решение Азиатского вопроса

Компрадорская верхушка Российской империи не решилась или не смогла присоединить Центральную Азию, сделать «своим» Китай. Национальная элита не питает особого пиетета к странам и народам Европы. Ее интересы – могущество государства, а не набивание собственных карманов.

В нашей виртуальности Восточный Туркестан становится частью Российской империи – как в реальности стала наша Средняя Азия. Тибет становится вассальным государством. В Китае – несколько государств, с разным балансом интересов Британии, Франции, США, Японии, России. На севере Китая однозначно преобладает Россия. Возможно, Маньчжурия становится если не частью Империи, то ее вассалом. Монголия воссоединяется с Внутренней Монголией. Великая Монголия – тоже вассальное государство.

Сверхимперия? Идеальное государство?

Не надо видеть наши виртуальности как варианты или как этапы «окончательного становления Сверхимперии», в которой все всегда будет хорошо.

Конечно, некоторые проблемы, слишком хорошо знакомые нам, в таком государстве просто не появятся. Никакой интелигенции, дворянство быстро обуржуазивается, простонародье не отделено от верхов какой-то особой культурой, языком и бытом. Представители старых семей уважаются, но не получают и не сохраняют формальных привилегий. В этом отношении такая «Российская сверхимперия» больше напоминает СССР, чем реальную Российскую империю XIX века.

Приобретение многих территорий заставит учащенно забиться не одно сердце, но, во-первых, страны Центральной Азии, Уйгурия и Джунгария, скорее всего, входят в Империю, как в нашей реальности Узбекистан или Таджикистан, – поздно, ненадолго и непрочно.

Во-вторых, государства, которые появятся на месте Византии, или Великая Армения вовсе не входят в Империю. Это даже не сателлиты, а скорее дружественные, но совершенно независимые государства, типа Югославии и Болгарии.

В-третьих, государства, на которые распадется Китай, в лучшем случае становятся дружественными южными соседями и сателлитами, как Дальневосточная Республика 1920–1923 годов, или Маньчжурия (Маньчжоу-го) для японцев. Это не части империи.

В-четвертых, такая «Российская сверхимперия» сильно отличается от той, что мы знаем, по национальному составу. Это славяно-германское государство, хотя и без всяких привилегий германского компонента; немцы в нем мирно ассимилируются… но при этом и характер русских изменяется. И как уживаются друг с другом разные локальные и национальные группы, неясно.

В-пятых, уже говорилось – в ролевых играх политики нет вечных решений. Возникшая к XX веку Российская сверхимперия, простершаяся от Маньчжурии и берегов Желтого моря до Шпрее, неизбежно распадется, как распадаются все империи в мировой истории. Другой вопрос, что распад Римской империи не делает римскую империю менее славной, а народы – наследники Рима не перестают быть потомками ромеев.

К тому же и мировые войны возможны… Континентальная Европа под патронажем Российской сверхимперии, угрожающая Индии, контролирующая Китай, нависающая над Передним Востоком, неизбежно сталкивается и с Британией, и с владыками Западного полушария, аглосаксами из США. Война за мировое господство все равно произойдет. Это будет какая-то совсем другая война; возможно, авиация и флот в ней будут играть большее значение, чем движение сухопутных армий. Возможно, в этом мировая война будет похожа на войну Японии с США в 1941–1945 годах. Но не факт, что такая война будет менее кровопролитной и страшной, чем Первая мировая.

Конец компрадорской империи

1 августа 1914 года Российская империя объявила, что считает себя находящейся в состоянии войны с Германской империей. Началась война, которую назовут Великой, Мировой и Германской; война невиданная и неслыханная и по масштабам, и по упертой озлобленности всех участвующих в ней сторон.

Современники пока не знают этого, но в огне Первой мировой войны сгорит половина мужского населения Европы. Во всех европейских странах в городах и районах крупных городов стоят стелы с длинными списками имен погибших. Иногда на той же стеле есть имена и погибших во Второй мировой войне, и в локальных войнах… Эти списки всегда намного короче.

Большинство современников не могут даже предположить ничего подобного, но Первая мировая война станет рубежом исторических эпох: до нее и после нее жизнь будет различаться, как на двух разных планетах.

Для всех участников событий это была страшная катастрофа, громадный рубеж во всей истории. Только в СССР границей «Новейшей истории» называли 1917 год – всегда и везде это был роковой и проклятый 1914 год.

Но именно для России эта война оказалась особенно несчастной. У нас до сих пор не любят ее вспоминать: с нее начался целый поток разнообразных несчастий, вряд ли закончившийся и сегодня. В России эта война приведет к особенно сильному разрыву исторической последовательности: погибнет Российская империя, уничтожится сама историческая Россия.

Первая мировая – очень странная, загадочная война, особенно для России. Загадочно, что она вообще началась, эта совершенно никому и ни за чем не нужная война, особенно не нужная, вредная и опасная для России.

Для нас эта война с германоязычным миром означала полный разрыв вообще со всей культурной традицией императорской эпохи. Если продолжать политическую традицию XVIII–XIX веков, то если и воевать – то не против, а вместе с Австро-Венгрией и Германской империей. И как часть континентальной Европы, и как сторонники этого центра цивилизации, а не Атлантических стран. Так Российская империя воевала с Наполеоном в союзе с Пруссией и Австрией.

В этой войне есть три важнейших фактора, о которых пишут мало, а именно они невероятно важны для понимания всего, в том числе и причины революционных событий.

Во-первых, эта война велась какая-то непонятная: больше в интересах союзников, чем самой России. Россия, как и полагается стране, управляемой компрадорской верхушкой, регулярно платила СВОЕЙ кровью за удовольствие союзников наступать… То есть за ЧУЖИЕ успехи.

Хозяева же поступили с ней, как обычно и поступают с компрадорами: использовали и выкинули. Для России Первая мировая война обернулась не только революцией, обвалом, национальной катастрофой. После превращения большевиками России в кратковременный сателлит и союзника Германии она не вошла в число держав-победительниц. И за свой подвиг 1914–1917 годов, за многократные спасения союзников Россия не получила буквально НИЧЕГО. Вообще ничего. Ей – синяки и шишки, потеря до 10 млн человек, дорогим союзникам – пироги и пышки, то есть репарации и контрибуции, торжество над поверженным врагом, определяющая роль в Версальском мироустройстве 1918–1933 годов.

А СССР, государство-изгой, нашел только одного союзника – такого же изгоя в лице Германии. Никуда мы друг от друга не девались.

То есть получилось как почти всегда: почти выигранная Великая война оказалась проигранной. Русские оказались виноваты уже в том, что они существуют. Ни к чему миллионные жертвы, невероятное напряжение, лишения и утраты.

Во-вторых, Великая война была еще и попыткой избавиться от чрезмерного, доходящего до абсурда немецкого влияния. «Избавление» происходило в крайне неприятных, оскорбительных для любого нормального человека формах.

20 июля 1914 года улицы Петербурга запрудили ликующие толпы. Состоялся немецкий погром: толпа громила кафе и магазины под вывесками с немецкими именами или названиями. На Литейном проспекте вытащили из трамвая и чуть не линчевали немецкого офицера: бедняга приехал в Россию в гости к родственникам в гражданской одежде. Теперь он направлялся на Финляндский вокзал, чтобы уехать домой… Изрядно побитый немец еле добрался до германского посольства, но и там не спастись: вечером 22 июля германское посольство взяла штурмом толпа, вооруженная ломами и железными крючьями. К тому времени дипломаты уже уехали, но остался привратник Адольф Катнер. Привратника убили, здание посольства ограбили и подожгли. К ночи оно пылало, как свечка.

26 августа Санкт-Петербург переименовали в Петроград; была серия и других, менее известных переименований городов, улиц и вообще всего на свете.

Интересный и полузабытый факт: в августе 1915 года в Государственной думе создается специальная «Комиссия по борьбе с немецким засильем» во всех областях русской жизни. А в марте 1916 года Совет министров выступил с инициативой создания Особого комитета по борьбе с немецким засильем. Во главе Комитета встал поставленный лично императором Николаем генерал-адъютант Ф.Ф. Трепов-младший, известный враг любого «германизма»[137].

Вскоре был правительственный указ: немцам не собираться больше чем по трое! Немцами по происхождению было такое количество людей, в том числе совершенно обрусевших, что возникали ситуации совершенно анекдотические. Указ и воспринимался как анекдот… когда на Литейном проспекте Петербурга беседуют офицер Миллер, чиновник Шмидт и профессор Кизеветтер, а тут к ним подходит сослуживец Миллера по фамилии Иванов и жизнерадостно вопит:

– А вы что это собрались по трое?! Указ нарушаете? Измену затеяли?!

«Собравшиеся по трое» улыбаются, естественно, но улыбки – и это тоже естественно, получаются довольно кривые.

В моей собственной семье дед, Вальтер Эдуардович Шмидт, как старший сын в семье, не подлежал призыву, но был выслан в Карелию – подальше от театра военных действий, – вдруг перебежит к неприятелю. А вот его родной брат Курт Эдуардович Шмидт был призван в армию и в ходе военных действий отравлен газами. Он умер не сразу, а только в 1922 году в родном Пскове от скоротечной чахотки.

Что должны думать о политике Российской империи потомки, друзья, родственники, знакомые братьев, один из которых – погибший за Россию фронтовик, а другой – высланное подальше подозрительное лицо?

Готовился и указ о поголовной высылке немцев из Поволжья в Сибирь. Готовили его еще с декабря 1915 года, а планировали высылку на весну 1917 года. В порядке начала депортации 6 февраля 1917 года Николай II подписывает Указ о применении «ликвидационных законов», то есть об экспроприации земель и собственности поволжских немцев. У императорского правительства просто не хватило времени, чтобы довести дело до конца, но отметим, Николай II принимал принципиально такие же решения, что и Сталин.

Временное правительство специальным постановлением от 11 марта 1917 года приостановило применение всего «ликвидационного» законодательства: пусть судьбу поволжских немцев решает Учредительное собрание.

Разумеется, так называемые «левые» уже в 1915 году кричали о шовинистическом угаре и считали все антинемецкие законы однозначно гадостью и преступлением. Левые «победили», и летом 1917 года многие российские политики, только что принимавшие активнейшее участие в борьбе с «германизмом», начали нелепо и в основном лживо оправдываться, пытаясь снять с себя ответственность. Это все не они, это царизм!

Конечно же, и «борьба с германизмом» – не просто «шовинистический угар буржуазного общества», а некая уродливая реакция на уродства прежнего общественного устройства, в том числе на немецкое засилье.

Но реакция «левых» еще уродливее… И венчает это уродство в борьбе с уродством, борющимся с родством, самое уродливое: причудливое германское полугосударство в Поволжье. Уже в 1918 году возникает одна из первых в Советской России национально-территориальных автономий – Трудовая коммуна Автономной области Немцев Поволжья. В 1924 году, с созданием СССР, Трудовую коммуну переименовали в Автономную ССР немцев Поволжья со столицей в Покровске (с 1931 года – Энгельс).

Разумеется, нельзя было в 1941 году возлагать на поволжских немцев некую «ответственность за Гитлера». Невозможно простить массовых депортаций, трудовых армий и смертей. Но ведь и создавать это полугосударство было нельзя.

В современной России депортации немцев 1941 года помнятся, а вот срамота немецких погромов и попытки депортаций царского времени забыты уже потому, что русские туземцы не имеют к этому совершенно никакого отношения. Для 90 % населения России все это – какие-то верхушечные разборки, почти как борьба придворных партий XVIII века.

Но по сословию русских европейцев эти события прошлись крепко – слишком сильно это сословие германизировано, слишком много в нем немцев и потомков немцев.

Национальная революция?

Давно уже обсуждалось, что Гражданская война среди всего прочего была «антинемецкой» национальной революцией[138]. Не уверен, что это главное содержание событий, но, судя по всему, была в них и такая струя.

Напомню, что многие были уверены – народ ненавидит, по крайней мере не любит немцев. Утверждение это неточно, потому что германофобии в России не было и нет. Но «потеснить» немцев хотели.

Ходили упорные слухи о том, что императрица держит у себя в спальне радиопередатчик и сообщает все секретные сведения германскому генеральному штабу. Скорее всего, это неправда, но слух-то какой!

А вот анекдот, за рассказывание которого в 1916 году можно было обрести нешуточные неприятности…

Приезжает Брусилов в Зимний дворец, видит – за колонной рыдает цесаревич Алексей.

– Почему вы плачете, Ваше Высочество?!

– Как же мне не плакать?! Немцы наших бьют – папенька плачет, а наши бьют немцев – маменька плачет!

Смех смехом, а ведь и об этом говорили!

Немецкий погром в Петербурге в 1914 году был интеллигентским, верхушечным. А в Москве погром произошел самый что ни на есть простонародный.

Начался он с того, что 27 мая 1915 года толпа пошла на Марфо-Мариинскую обитель: этот монастырь основала сестра императрицы Александры Елизавета. Прошел слух, что во время посещения госпиталя великая княгиня велела положить немецких раненых на кровати, а русских – на пол: ведь немцы – культурная нация и привыкли спать на кроватях, а «русским все равно». Ничего подобного не было, но для толпы уже не было важно, что соответствует действительности, а что нет. «Долой немку!» – ревел народ.

Кричали еще, что в монастыре она прячет своего брата Эрнста Гессенского. Не растерявшись, Елизавета вышла к толпе и предложила им обыскать монастырь. В нее тут же полетели камни, никто ничего не слушал. Прибывшая полиция открыла огонь, и в толпе стали кричать: «У вас нет патронов на фронте, но есть патроны для нас!»

Полиция защитила родственницу императора, но в самой Москве не вмешивалась, когда толпа грабила и разбивала магазины, принадлежащие немцам. Безумие длилось больше двух суток.

Два народа в одном

Независимо от роли этнических немцев Первая мировая война предельно обнажила противостояние русских европейцев и туземцев.

Во всей Европе шло ликование, когда начались массовые мобилизации и объявления войны. В Петербурге – в точности как в Лондоне, Париже и Берлине, празднично одетые толпы с криками «ура» и с пением патриотических песен сходились к Зимнему дворцу, танцевали на мостовой. К этим веселым, разряженным выходили царь с царицей, слушали верноподданнические восторги. Все предвкушали победу.

Но ничего подобного не возникло «во глубине России». Не было там ликования, не было нарядных толп, не было всплесков патриотического восторга. И немецких погромов тоже не было. Если и были «обиженные» засильем немцев русские люди, то не в деревнях. Антинемецкую линию и проводили не они.

Алексей Толстой четко определил, что «хитрые русские мужики» отлично видели: «они только бессловесный скот, мясо в той войне, затеянной господами»[139].

Была лояльность – готовность выполнять долг, но уже осенью 1914 года число дезертиров превосходило всякое вероятие. Можно как угодно относиться к этому, но у народов Европы дезертирство было очень, очень непочтенным явлением. В книгах и Джона Голсуорси, и Пьера Даниноса комплиментом звучит: «Он безупречно вел себя во время войны»[140].

В России большинство крестьян воевать вовсе не хотели; они только терпели призыв, как «налог кровью», и то пока армия побеждала. К концу же 1916 года великое множество дезертиров делали почти неуправляемой ситуацию в прифронтовой полосе. В некоторых деревнях число дезертиров превысило число призывников.

Причем во всех странах Европы, в том числе в Германии и в Венгрии, где в 1918 году тоже произошли революции, не было массового дезертирства, ставшего в России серьезной политической проблемой.

Я уже не раз описывал потрясающие сцены, которые разыгрывались в августе 1914 года: когда эшелоны с мобилизованными крестьянскими парнями скопились под Петербургом. Дачный сезон еще в разгаре, дачники целыми семьями выходили к полотну железной дороги. И выясняется: интеллигенции и «народу» просто не о чем говорить. Карабкаясь на крутые железнодорожные насыпи, интеллигенция будет изо всех сил коверкать свой русский язык, пытаясь говорить на «народном» языке. А солдаты будут отвечать им, так же старательно подбирая слова и обороты «барской» речи, стараясь имитировать стиль общения интеллигенции.

Те и другие честно пытаются увидеть друг в друге дорогих сородичей, людей своего народа и той же исторической судьбы. Но весь строй понятий, представления, бытовые привычки, даже язык этих людей так различны, что братания крестьянских парней и прекраснодушных русских интеллигентов не получится. Даже перед лицом громадной и страшной войны, в совершенно искренней попытке национального объединения.

Все свидетели этих общений на железнодорожных насыпях очень хорошо запомнили эпизод, о котором было неприятно, но очень полезно вспоминать. Знаю я об этом и из семейных преданий, и из литературы[141].

Кошмар Октябрьского переворота и всего дальнейшего вызывал у русских европейцев четкое ощущение – Россия отпала от Европы. Для них это виделось как позор, гибель и как неслыханная гадость. Писал об этом и Николай Гумилев:

Франция, на лик твой просветленный

Я еще, еще раз обернусь.

И, как в омут, погружусь бездонный,

Дикую мою, родную Русь.

Ты была ей дивною мечтою,

Солнцем стольких несравненных лет,

Но назвать тебя своей сестрою

Вижу, вижу, было ей не след.

* * ** * ** * ** * ** * ** * ** * ** * ** * **

Вот ты кличешь: – «Где сестра Россия,

Где она, любимая всегда?» —

Посмотри наверх: в созвездьи Змия

Загорелась новая звезда[142].

Гумилев приписывает Франции нежную любовь к «сестре России»… Но белая эмиграция 1920-х годов очень скоро хорошо узнает, как сильна эта «нежная любовь» французов к русским. У большинства эмигрантов всякие иллюзии развеются очень быстро, а у последних – в 1939 году: после подписания пакта Молотова – Риббентропа множество русских эмигрантов арестуют и будут держать в концентрационных лагерях как опаснейших смутьянов, готовых в любой момент помогать совместной мощи Сталина и Гитлера.

Малоизвестный и весьма показательный факт: после Второй мировой войны множество эмигрантов перебралось из Франции в Германию. Из страны-победительницы – в страну побежденную! Германия была беднее, голоднее, была унижена… Но в Германии к русским относились намного лучше, чем во Франции, в ней было психологически комфортнее.

Погибла ли Россия? Нет, конечно, погибла «только» Россия русских европейцев, в первую очередь дворян; Россия Николая Гумилева. Это было национальной трагедией, разрывом культурной и исторической традиции. Последствия этой катастрофы будут сказываться всю нашу дальнейшую историю. Но погибла компрадорская империя – и не в последнюю очередь погибла именно потому, что она была компрадорской.

А обычный ужас русской истории повторился: СССР состоялся как другая, и тоже компрадорская, империя.

Часть IV. Еврейское засилье