[37]. Кончина Екатерины I, последовавшая 6 (17) мая 1727 года, также не изменила выбранный еще Петром I курс в сторону большей интеграции с Европой, однако по ряду чисто субъективных причин привела к событиям, которые поставили этот курс под сомнение. И главной из этих причин можно считать снова вставший на повестку дня вопрос о престолонаследии.
Общие итоги. Екатерина I
Особа без роду и племени, но обладавшая вполне здравым женским умом, Екатерина I ни по своим знаниям, ни по интеллекту, ни по кругозору не подходила для роли правительницы огромного государства. Ее появление на престоле – результат чистой случайности, временного компромисса соперничавших партий, заинтересованных в сохранении проложенного царем-преобразователем курса.
Сопровождая супруга в поездках и походах, будучи на бытовом, семейном уровне самым близким к нему человеком, она была в курсе его дел, но не имела никаких собственных взглядов на политические, административные, экономические вопросы.
И вполне естественно, что, взойдя на престол, она передоверила решение этих вопросов соратникам покойного мужа, которые тоже действовали в русле петровских заветов.
Самой Екатерине оставалась лишь скромная роль арбитра, призванного урегулировать конфликты между петровскими соратниками, и с этой задачей она относительно успешно справлялась.
Проводя почти все свое время в развлечениях, вдовствующая императрица словно пыталась заполнить душевную пустоту, образовавшуюся с кончиной супруга, а само пребывание на престоле являлось лучшей гарантией ее собственной личной безопасности.
По сути, все правление Екатерины I – лишь своего рода тайм-аут, краткая передышка, необходимая для того, чтобы народ и элита могли передохнуть и осознать место России в изменившемся мире, осознать сложность задач, взваленных на себя вместе с имперским бременем.
Эта передышка была не топтанием на месте. Россия закрепляла свои позиции в Европе, как продолжая расширять сферы влияния (Курляндский конфликт), так и зафиксировав определенные геополитические приоритеты своим альянсом с Австрией.
Ориентация на Запад не означала отказа от расширения и продвижения на Востоке, что подтверждается экспедицией Беринга.
Француз Маньян писал: «…кончина царицы заставляет проливать слезы единственно ее детей. Всеобщей скорби она не вызвала».
Народ действительно не успел толком узнать государыню, которой повиновался без малого в течение двух лет и деяния которой почти не отразились на его повседневной жизни, если не считать, что чрезвычайные повинности и войны как-то незаметно ушли в прошлое. Страна словно передохнула и оглянулась, перед тем как продолжить движение по предназначенной ей дороге.
Петр II (1715–1730). Юноша-император с ½ русской крови
Перед самой своей кончиной министр находившегося в Петербурге и являвшегося членом Верховного тайного совета герцога Карла Фридриха Голштинского, его главный министр и секретарь Геннинг Фридрих Бассевич (1680–1749) составил завещание, подписанное от имени тяжело больной царицы ее дочерью Елизаветой Петровной. Интересно, что содержание завещания противоречило интересам и самой Елизаветы Петровны, и патрона Бассевича герцога Голштинского, которые также имели определенные виды на трон Российской империи. Ведь и Елизавета Петровна, и ее сестра Анна, супруга герцога Голштинского, – дочери Петра Великого и Екатерины I. Однако престол умирающая решила оставить не им, а Петру – сыну царевича Алексея[38].
Подобное решение представляет интерес не только с исторической, но и с психологической точки зрения, поскольку главным его инициатором стал «полудержавный властелин» А.Д. Меншиков, вместе с Екатериной сыгравший не последнюю роль в событиях, приведших к гибели царевича Алексея.
Вероятно, Меншиков убедил Екатерину, что таким образом она, стоя на пороге вечности, хотя бы частично искупит вину перед загубленным пасынком. Сам же Меншиков, помимо искупления вины, руководствовался и чисто меркантильным интересом, добившись включения пункта, по которому Елизавета и Анна, а также «правительство администрации» должны способствовать заключению брака между будущим императором и одной из дочерей «светлейшего».
Разумеется, корыстный интерес Меншикова слишком очевиден, чтобы умирающая императрица его не заметила, однако напоминание о несчастном царевиче все же сыграло решающее значение. Относительно же «светлейшего» Екатерина I, стоя на пороге вечности, могла исходить из того, что он должен сам разбираться со своими плутнями.
Так или иначе, при некотором недоумении придворных партий, но при очевидном одобрении «старой знати» на престол вступил 11-летний царевич, выглядевший в глазах окружающих как представитель консервативной допетровской традиции. А тот факт, что по крови он наполовину немец, не имел в их глазах никакого значения.
Петр II
Имя, полученное при восшествии на престол – Петр II, – казалось, должно подчеркивать преемственность политического курса, однако в глазах окружающих новый монарх словно бы воплощал те старорусские традиции, ради которых, как считалось, погиб его батюшка.
Образование Петра II было весьма поверхностным, поскольку он рос без родителей, а воспитатели не имели ни возможности, ни желания противодействовать его капризам. Среди воспитателей особым влиянием пользовался уже упоминавшийся дипломат Андрей Иванович Остерман, личность которого на протяжении последующих 14 лет в глазах русских сановников будет воплощать пресловутое «засилье» немцев в государственном управлении. Уроженец Вестфалии, он начинал службу секретарем у известного флотоводца датчанина Корнелия Крюйса (1655–1727), позже перешел на работу в Посольскую канцелярию и как дипломат отлично проявил себя на Аландском (1718–1719 гг.) и Ништадтском (1721 г.) мирных конгрессах. С 1725 года занимал пост вице-канцлера. Современники дружно отмечали его «искушенность» в интригах и его привычку заболевать во время очередного политического кризиса.
Именно как человек «искушенный», Остерман избежал соблазна использовать свое влияние для борьбы с самым могущественным на тот момент политиком – Меншиковым, хотя и старался очень аккуратно настраивать молодого императора соответствующим образом.
Князь И.А. Долгорукий
Избалованный и капризный юный монарх сам двигался в нужном направлении, поскольку тяготился опекой «светлейшего» и окружал себя враждебными к нему представителями «старой знати». Отсутствие семейного тепла Петр II пытался компенсировать в дружеской компании, а самым главным его другом стал князь Иван Алексеевич Долгорукий (1708–1739), который был старше юного монарха на шесть лет. Родственники фаворита не преминули просветить Петра насчет прав на трон, а также относительно виновников трагической смерти его родителя[39].
Некоторое время при Дворе активно обсуждалась возможность женитьбы царя на собственной тетке Елизавете Петровне, что, как многим казалось, могло бы способствовать примирению стоявших за ними представителей «старой» и «новой» знати. Однако, помимо того, что она на шесть лет старше своего жениха, подобный брак между близкими родственниками не мог быть благословлен Православной церковью.
Став императором, Петр II поселился в доме Меншикова и 25 мая 1727 года обручился с его дочерью, получившей титул «Ее императорское высочество» и годовое содержание в 34 тысячи рублей. При этом «светлейший» подготовил два указа, расположивших подданных в пользу государя – о прощении недоимок и освобождении сосланных на каторгу за неуплату налогов. Также незначительно смягчилось Уложение о наказаниях, отменена подать с каждого прибывшего воза, хотя потерянная казной сумма вернулась за счет малозаметного повышения налогов с продажи спиртного.
Гораздо больше порадовала крестьян практика взимания недоимок, производившаяся теперь с помещиков, а также управляющих казенными поместьями.
Купцы были довольны снижением пошлины на вывоз товаров за границу и полной отменой сибирского пушного торга.
Но основной поток милостей пролился на представителей элиты. Звания фельдмаршала получили представители «старой знати» Иван Юрьевич Трубецкой (1667–1750) и Василий Владимирович Долгорукий (1667–1746), а также чуждый аристократии наемник Бурхардт Христофор Миних (1683–1767), который в последующие 13 лет будет играть в армии столь же заметную роль, что и Остерман в дипломатии, Меншиков же получил высшее в русской армии звание генералиссимуса.
Получив со вступлением на престол возможность проводить время на балах и охотах, за четыре месяца Петр II только один раз побывал на заседании Верховного тайного совета. Однако противники «светлейшего» через Ивана Долгорукого постоянно доводили до него сведения о злоупотреблениях Александра Даниловича.
Летом 1727 года произошел небольшой вооруженный конфликт, получивший громкое название войны за курляндское наследство. Этот конфликт вызван не столько соперничеством великих держав, сколько личными амбициями Меншикова и Морица Саксонского (1696–1750).
Толчком к кризису стало предложение руки и сердца, сделанное герцогине Курляндской Анне Иоанновне внебрачным сыном короля Польши и курфюрста Саксонии Августа Сильного (1670–1733) графом Морицем Саксонским (16961750). Герцогиня и ландтаг выразили согласие, однако Россия, Австрия и Пруссия усмотрели в происходящем происки французского короля, на службе которого находился жених.
Впрочем, возможно, планы Морица и увенчались бы успехом, если бы силовое противодействие им не оказал Меншиков, сам мечтавший о герцогском титуле, хотя, вероятно, и не совсем продумавший механизм его получения. В результате Курляндию заняли русские войска под командованием генерала Петра Петровича Ласси (1678–1751), а граф Мориц был вынужден не просто отказаться от своих замыслов, но и спасаться бегством. Ситуация вернулась к исходной точке, когда политика Курляндии определялась в Петербурге, хотя и с учетом пожеланий Берлина, Вены, а иногда и Варшавы