[40].
Меншиков, независимо от мотивов, которыми он руководствовался, объективно все же поработал на благо своей Родины, поскольку утверждение графа Морица на герцогском престоле в наибольшей степени было выгодно враждебной на тот момент Франции. Более того, как человек достаточно честолюбивый, Мориц, даже независимо от рекомендаций из Парижа, постарался бы усилить в Курляндии польское влияние, что в свете последующих русско-польских конфликтов могло иметь самые неблагоприятные последствия[41].
Тем не менее при Дворе многие оценили случившееся как вредную авантюру, внушив такое же мнение императору. Отношения Петра II и Меншикова испортились окончательно, после того как «светлейший» стал слишком назойливо контролировать личные расходы государя, а также из-за нежелания царя жениться на дочери генералиссимуса.
В результате в начале сентября 1727 года Меншиков попал в опалу, лишен всех званий, имущества и отправлен в Сибирь вместе со всем семейством.
Начался второй период краткого правления Петра II, в котором многие историки видят некую попытку свертывания петровских преобразований. Подобная оценка, в сущности, базируется на одном факте переезда Двора и государственных органов из Санкт-Петербурга в Москву, что, впрочем, изначально объяснялось необходимостью проведения коронации в Первопрестольной.
Еще одним подтверждением могут служить изменения в составе Верховного тайного совета. После опалы П.А. Толстого и А.Д. Меншикова, отъезда в 1728 году на родину герцога Голштинского и кончины генерал-адмирала Федора Матвеевича Апраксина (1661–1728) вакантные места заняли отец и дядя царского фаворита Алексей Григорьевич Долгоруков (?-1734), фельдмаршал В.В. Долгоруков, еще один представитель клана Василий Лукич Долгоруков (1670–1739)и представитель другого именитого семейства фельдмаршал Михаил Михайлович Голицын (1675–1730)[42].
Альянс Голицыных и Долгоруковых давал преимущество родовитой старомосковской аристократии, но все перечисленные ее представители в той или иной степени тоже являлись «птенцами гнезда Петрова», людьми прагматичными и понимали невозможность полного отказа от петровских реформ.
Фельдмаршал М.М. Голицын
Даже освобождение из монастырского заключения первой нелюбимой жены Петра Великого Евдокии Лопухиной (1669–1731) не столько политический жест юного государя, сколько обычный человеческий жест внука, позаботившегося о своей бабушке.
Петр II просто не имел четкой политической программы по причине юного возраста, и этот факт следует учитывать, говоря о событиях его царствования.
25 марта 1728 года в Успенском соборе Московского Кремля состоялась первая в истории императорской России коронация, ставшая образцом для последующих аналогичных церемоний. И здесь же, в Москве, Петра II постигла тяжелая утрата: умерла его любимая сестра Наталья (1714–1728).
Тем временем из утратившего свой столичный статус Петербурга разбегались жители, строительство новых судов прекратилось, а старые корабли гнили у причалов.
Участились разбои на больших дорогах. Утратили всякий страх взяточники и казнокрады.
Саксонский посланник Лефорт сравнивал Россию с кораблем, который носится по воле ветров, а капитан и экипаж спят или пьянствуют: «Непостижимо, как такой обширный механизм может действовать без всякой помощи и усилий со стороны. Всякий стремится только свалить с себя тяжесть, никто не хочет принять на себя ни малейшей ответственности, все жмутся в сторонке… Огромная машина пущена наудачу; никто не думает о будущем; экипаж ждет, кажется, первого урагана, чтобы поделить между собой добычу после кораблекрушения»[43].
На этом фоне наблюдалось нечто, напоминавшее либерализацию самодержавия. В недавно отвоеванной у шведов Лифляндии восстановлен Сейм, Украина, управлявшаяся после ареста в 1724 году заподозренного в измене Павла Леонтьевича Полуботка (1660–1724) Малороссийской коллегией, снова получила собственного гетмана – им стал Данила Павлович Апостол (1654–1734). Медленно, но снижались объемы денежных повинностей и количество пожизненно призываемых под ружье рекрутов.
В апреле 1729 года ликвидирован Преображенский приказ, аналог тайной полиции, выполнявший также функции и карательного органа. Этот шаг, видимо, связан с тем, что именно Преображенский приказ в 1717–1718 годах занимался делом царевича Алексея.
Список общегосударственных ведомств также сократился из-за упразднения курировавшего городское самоуправление Главного магистрата, замененного на располагавшую меньшими полномочиями Ратушу.
Во внешней политике Россия продолжала выступать как великая держава.
Приверженность союзу с Австрией объяснялась тем, что по материнской линии Петр II – племянник императора Карла VI Габсбурга (1685–1740; правил с 1711 г.). Отношения с Францией и Англией оставались прохладными, а отношения с Речью Посполитой были испорчены пресловутой войной за курляндское наследство.
Отношения с Данией, напротив, значительно потеплели, что объяснялось воинственными реваншистскими настроениями, господствовавшими во враждебном обоим государствам Стокгольме.
На Востоке велись постоянные споры с Китайской империей Цин, правительство которой претендовало на обладание всей южной частью Сибири, вплоть до Тобольска.
Однако заключенный 21 октября 1727 года опытным дипломатом Саввой Лукичем Рагузинским (1669–1738) Кяхтинский договор способствовал урегулированию конфликтов.
В 1729 году завершилась Первая Камчатская экспедиция Витуса Беринга, обследовавшая побережье Охотского моря.
Обозревая все эти события, легко убедиться, что не происходило никакого свертывания петровских реформ и никакого подстраивания российской внешней политики под чуждые стране интересы. Определенная стратегия в действиях монарха могла обозначиться позже, пока же 14-летний император проводил большую часть своего времени на балах и охотах. Избавившись от Марии Меншиковой (1711–1729), юный император увлекся 17-летней сестрой своего фаворита Екатериной (1712–1747), которая вскоре и стала именоваться царской невестой. Однако внутри клана Долгоруковых не было единства, а самый влиятельный из сановников А.И. Остерман и любимая тетка Елизавета Петровна пытались открыть императору глаза на их злоупотребления[44].
Тем не менее 30 ноября 1729 года состоялась помолвка Петра II и Екатерины Долгорукой. Их бракосочетание назначили на 19 января 1730 года.
Е. Долгорукова
За две недели до этого император принимал парад, посвященный водоосвящению на Москве-реке. По возвращении домой у него начался жар, вызванный оспой. В первом часу ночи с 18 на 19 января 1730 года (как раз в день своей запланированной свадьбы) Петр II скончался. Пытаясь спасти позиции своего клана, Иван Долгорукий составил фальшивое завещание, согласно которому покойный якобы передавал престол своей невесте. Выскочил на улицу с кликом: «Виват императрица Екатерина II Алексеевна!», и его немедленно арестовали. По иронии истории через 32 года в России появится императрица, носящая точно такое же имя. Но в январе 1730 года, по причине отсутствия официально назначенного наследника престола, Верховному тайному совету пришлось озаботиться поиском подходящих кандидатов и кандидаток. В результате выбор «верховников» пал на герцогиню Курляндскую Анну Иоанновну, на правление которой, как считается, и пришелся пик пресловутого «немецкого засилья».
Общие итоги. Петр II
После кончины Петра Великого казалось, что у России имеется два возможных сценария развития – дальнейшая вестернизация и интеграция в Европу либо возврат к изоляционизму.
На самом деле эта альтернатива была кажущейся. Даже возврат к практикам бывшего Московского царства означал бы одновременно и возврат к методам времен Алексея Михайловича и Федора Алексеевича, т. е. не к изоляционизму как таковому, а к более осторожным и медленным темпам вестернизации с несколько иными приоритетами, когда экономические и административные инновации заимствовались не у самых передовых стран Европы (Англии и Голландии), а у такого аутсайдера, как Речь Посполитая или у известной своим консерватизмом Австрии.
Петр II является самой загадочной фигурой, если говорить о его предпочтениях по отношению к внешнему миру и вопросам модернизации. Вообще, о политических предпочтениях этого самодержца можно судить только по одному акту его царствования – переносу столицы из Санкт-Петербурга в Москву, – что в глазах современников действительно воспринималось как разворот в сторону прежней Старой Руси. С другой стороны, нельзя просто отмахнуться от того факта, что именно Петр II – первый царь, в жилах которого русская кровь смешалась с иноземной немецкой; кровь Романовых с кровью Габсбургов.
Все его краткое правление наполнено борьбой придворных партий, и тот же переезд столицы в Москву вполне можно трактовать как ситуативное решение, проведенное кланом Долгоруких с вполне конкретной целью – вернуть центр государственного управления в город, где старая русская аристократия чувствовала себя более уверенно и комфортно.
В любом случае, подлинные замыслы Петра II должны были проявиться позже, только с достижением им совершеннолетия, не говоря уж о том, что до этого момента они могли постоянно меняться и корректироваться. Судьба распорядилась так, что до совершеннолетия он не дожил, а все рассуждения о его возможном политическом курсе обречены оставаться в сослагательном наклонении.
Часть IIЖенский век – век просвещения
«Принять самодержавство…». Русская немка Анна Иоанновна (1693–1740)
Великий русский прозаик, поэт, драматург и очень сильно недооцененный историк Александр Сергеевич Пушкин писал: «По смерти Петра I движение, переданное сильным человеком, все еще продолжалось в огромных составах государства преобразованного. Связи древнего порядка вещей были прерваны навеки; воспоминания старины мало-помалу исчезали. Народ, упорным постоянством удержав бороду и русский кафтан, доволен был своей победою и смотрел уже равнодушно на немецкий образ жизни обритых бояр. Новое поколение, воспитанное под влиянием европейским, час от часу более привыкало к выгодам просвещения. Гражданские и военные чиновники более и более умножались; иностранцы, в то время столь нужные, пользовались прежними правами; схоластический педантизм по-прежнему приносил свою неприметную пользу. Отечественные таланты стали нередко появляться и щедро были награждаемы. Ничтожные наследники северного исполина, изумленные блеском его величия, с суеверной точностию, подражали ему во всем, что только не требовало нового вдохновения. Таким образом, действия правительства были выше собственной его образованности и добро производилось не нарочно, между тем как азиатское невежество обитало при дворе»