Блестящие успехи в войне со Швецией, а также удаленность Ласси от придворных интриг сделали его положение в армии почти непоколебимым. Под покровительством Ласси служили еще два видных иностранца – Балтазар фон Кампенгаузен (1689–1758) и Джеймс (Яков) Кейт (1696–1758), однако, отлично проявив себя в войне со Швецией, они так и не смогли закрепиться в армейской элите. Вероятно, поняв тенденции времени, Кампенгаузен перешел на шведскую, а Кейт – на прусскую службу, где оба они сделали блестящую карьеру. Кампенгаузен стал бароном, а Кейт – генерал-фельдмаршалом (погиб во время Семилетней войны в битве с союзниками русских австрийцами при Гохкирхе)[64].
Племянник из киля
Продвигавшая на первые роли именно русских Елизавета – в полной мере дочь европейской культуры, что объяснялось и особенностями ее биографии.
Имея весьма поверхностное образование, она с детства освоила французский язык, поскольку отец рассчитывал выдать ее за юного короля Людовика XV. Не в последнюю очередь именно благодаря «дщери Петра Великого» французский язык начал превращаться в язык российской правящей элиты.
Правда, Людовик XV от предложения брачного союза отказался, а последующие попытки выдать красавицу замуж терпели крах по самым разнообразным и неожиданным причинам. Диапазон потенциальных женихов был на редкость велик, начиная от умершего буквально накануне свадьбы принца Карла-Августа Голштинского (с двоюродным братом которого состояла в браке сестра Елизаветы Анна) и заканчивая персидским принцем, кандидатура которого была отвергнута по соображениям конфессионального характера.
При этом Елизавета не испытывала недостатка в поклонниках. Героем ее первого любовного романа стал красавец-гвардеец Александр Борисович Бутурлин (1694–1767). Со сменившим его певчим придворного малороссийского хора Алексеем Григорьевичем Разумовским (1709–1771) она, уже став императрицей, по непроверенным данным, свяжет себя узами тайного брака. В последние же годы жизни Елизаветы ее фаворитом станет Иван Иванович Шувалов (17271797), приобретший известность как покровитель искусств и просветитель[65].
Однако ставшей императрицей «дщери Петра Великого» приходилось задумываться над вопросом престолонаследия, и она решила его, назначив цесаревичем своего племянника, Петра Ульриха Голштинского (1728–1768), принявшего православие и получившего имя Петра Федоровича[66].
Петр Ульрих Голштинский
Это решение имело огромные внешнеполитические последствия, поскольку Петр Ульрих приходился внуком сразу двум великим монархам и «закадычным врагам» – Карлу XII и Петру I. Правда, королю Швеции он был внуком не родным, а двоюродным: дед мальчика Фридрих Карл Голштинский женился на старшей сестре Карла XII – Хедвиге Софии и погиб смертью храбрых в битве с саксонцами при Клишове (1702 г.). После себя он оставил сына – Карла Фридриха, который и женился на дочери Петра Великого Анне. От этого-то брака в 1728 году и появился на свет новый наследный принц Голштинский, названный в честь двух великих дедушек Карлом Петром[67]. Несколько неожиданно для окружающих, выяснилось, что новорожденный может рассчитывать не только на престол крохотного отцовского герцогства, но и на короны двух сильнейших держав Европы – Швеции и России.
В случае со Швецией дело заключалось в том, что погибший в 1718 году от шальной пули король Карл XII не оставил наследника, поскольку, как полагал Вольтер, «отказался от женщин из тщеславия, – быть единственным государем, победившим страсть, так трудно поборимую». В результате после его смерти вся реальная власть в стране перешла к риксдагу (парламенту), корона же досталась младшей сестре покойного – Ульрике Элеоноре. Впоследствии она вышла замуж за принца Гессенского, вошедшего в список шведских королей под именем Фредерика I. Детей у супругов не было…
С началом войны (1741–1743 гг.) внимание и русских, и шведов обратилось к живущему в Киле 13-летнему герцогу Карлу Петру Голштинскому. Возникшая перед противниками дилемма выглядела следующим образом: либо в Швеции будет король, имеющий право претендовать на Российский престол, либо в России наследником престола будет человек, имеющий права на шведскую корону. Разумеется, для Елизаветы, второй вариант во всех отношениях предпочтительнее. Ситуация облегчалась тем, что опекуны юного герцога, да и он сам, отдавали предпочтение России.
Из Петербурга в столицу Голштинии отправился доверенный человек Елизаветы и ее дальний родственник (по матери) майор Николай Андреевич Корф (1710–1766). Миссия его завершилась полным успехом, и уже 5 февраля 1742 года Карл Петр Голштинский стоял перед своей тетушкой[68].
Одно время в окружении Елизаветы возник план: отрезать от шведского королевства все Великое княжество Финляндское и либо включить его в состав империи, либо создать вассальное государство во главе с Петром Голштинским.
Финнов даже начали готовить к подобному обороту событий, давая понять, что от них самих в данном случае и должна исходить инициатива.
Российская пропаганда даже имела определенный отклик. Многие финны были обозлены на шведское правительство, которое, по их мнению, затеяло абсолютно ненужную войну и при этом не смогло защитить страну от неприятеля. Да и сам герцог Голштинский имел на престол Финляндии, и даже всей Швеции, права большие, нежели находившиеся в Стокгольме король и королева.
Именно рассчитывая посадить своего племянника на финский престол, Елизавета медлила провозглашать его наследником престола российского. Более того, прибыв в Россию, он даже не был крещен в православие и по-прежнему оставался лютеранином.
Когда в сентябре 1742 года начались мирные переговоры со шведами, императрица в инструкции русскому посланнику Александру Ивановичу Румянцеву (1680–1749) писала, что готова поддержать независимость Финляндии, если тамошние жители хорошенько ее попросят. Впрочем, добавляла она, было бы еще лучше, если вместо полной независимости они захотели бы ограничиться автономией в составе Российской империи.
Именно в этом духе давались разъяснения делегатам, прибывавшим от отдельных общин и населенных пунктов. Финны, в свою очередь, постоянно поднимали вопрос о Карле Петре Голштинском, однако выражали надежду, что он станет правителем не одной только Финляндии, но и всего Шведского королевства.
И лишь 18 октября в Або (Турку) состоялось собрание представителей от двух округов (Абосского и Бьернеборгского), участники которого постановили послать делегацию в Петербург с просьбой возвести на финский престол герцога Голштинского. Однако просьба неожиданно не встретила понимания. Русский генерал-губернатор Джеймс Кейт запретил делегатам ехать к императрице и распустил собрание.
Чуть позже было разъяснено, что поскольку русские войска завоевали Финляндию силой оружия, без какого-либо содействия местных жителей, рассчитывать на независимость им не стоит[69].
Дело объяснялось тем, что в Швеции риксдаг как раз избирал наследника престола. Рассматривалась и кандидатура Карла Петра Голштинского, но выбор пал на его двоюродного дядю епископа Любекского Адольфа Фредерика. Родной брат этого немецкого правителя – принц Карл Август – в свое время являлся женихом Елизаветы Петровны и скончался чуть ли не накануне свадьбы. Ностальгия об умершем, видимо, застила императрице глаза, и она искренне считала Адольфа Фредерика другом России. Так что, когда епископа Любекского объявили шведским наследным принцем, в Петербурге это восприняли как большую дипломатическую победу.
Все проекты, связанные с идеей провозгласить герцога Голштинского королем Финляндии или Швеции, оказались закрыты. Карла Петра срочно крестили в православие, назвали Петром Федоровичем и присвоили титул великого князя. Так что теперь ему оставался только один, зато самый внушительный престол – российский.
В 1744 году он женился на принцессе Ангальт-Цербстской, нареченной после перехода в православие Екатериной Алексеевной. В 1754 году у супругов родился сын Павел, что, казалось, на ближайшие годы, если не десятилетия, решило вопрос престолонаследия.
Национальная правительница
Искренняя и глубокая религиозность – характерная черта Елизаветы. Проводя Первопрестольной много времени, она часто совершала пешие паломничества по подмосковным обителям, хотя паломничества эти были обставлены со всем возможным комфортом. Так, не дойдя несколько верст до удобного ночлега, государыня могла доехать до него в карете, а на следующее утро вернуться к месту, где прервала свое пешее путешествие.
Особой благосклонностью императрицы пользовались Саввино-Сторожевский, Ново-Иерусалимский и Троице-Сергиевский монастыри, причем последний из них именно при Елизавете получил статус Лавры.
Большую роль при Дворе играл духовник царицы отец Федор Дубянский. Повысилось значение Синода. В 1751 году вышел новый перевод Библии на церковно-славянский язык, вплоть до сего дня использующийся в церковных богослужениях.
К другим конфессиям Елизавета не проявляла особой терпимости. Были приняты указы о высылке из страны всех лиц иудейского вероисповедания, ограничивалось строительство мечетей. В то же время право свободной проповеди своей религии имели буддисты, а ламаистское духовенство освобождалось от уплаты налогов. Впрочем, религиозные преследования носили чисто бюрократический характер и никак не были связаны с физическим насилием.
Свойственные Елизавете великодушие и жизнерадостность могли иногда омрачаться вспышками гнева. Она могла жестоко отругать служанку или по относительно ничтожному поводу лишить своей благосклонности придворного, что, в свою очередь, иногда приводило к самым неожиданным поворотам в пускай и затухшей, но все же продолжающейся борьбе между различными группировками элиты.