Едва ли не сразу после вступления на престол он поспешил прекратить боевые действия против Пруссии, обменялся с Фридрихом Великим любезными посланиями и вывел русские войска с занятых территорий. Вскоре заключили союз, предусматривавший совместную военную кампанию против Дании, результатом которой должно было стать возвращение Шлезвига Голштинии[80].
В русском обществе эти действия вызвали негодование, поскольку Восточная Пруссия уже воспринималась как регион Российской империи и законная компенсация за понесенные в ходе войны потери. В то же время война с таким традиционным союзником, как Дания, воспринималась как чуждая национальным интересам и затеянная исключительно ради интересов Голштинского клана.
Более благосклонно встречен Манифест от 4 марта 1762 года, ликвидировавший Тайную канцелярию. Спустя две недели появился указ о создании Главной полицмейстерской части, в задачу которой входило руководство всеми полицейскими органами Российской империи.
Должность Главного директора над всеми полициями император доверил Н.А. Корфу, который в свое время доставил его из Киля в Санкт-Петербург, а во время Семилетней войны был губернатором Восточной Пруссии.
Из ссылки возвратили Б.Х. Миниха, однако непосредственное руководство армией, а также контроль над столицей оказались возложены на двух родственников царя (произведенных им в генерал-фельдмаршалы) принцев Георга Голштинского и Петра Гольштейн-Бекского.
Их возвышение также вызвало раздражение, хотя Петр Август Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекский (1696–1775) служил в русской армии с 1734 года. Петру III он приходился шестиюродным дядей. За участие в кампаниях против турок произведен в генерал-майоры, а за войну со шведами – в генерал-поручики.
В 1755 году Елизавета Петровна пожаловала его генерал-аншефом и назначила ревельским губернатором. Кроме того, в 1755–1758 годах он руководил Военной коллегией[81].
Фельдмаршал граф Миних так отзывался о принце Петре Гольштейн-Бекском: «Он средних лет; крепкого и здорового сложения; справедливый и хороший полководец; служит охотно и добрый воин, но не имеет больших дарований; дурно ведет себя; затрудняется командою, не зная русского языка; беден; получает только две тысячи рублей пенсии и полковничье жалованье, которое следует увеличить сверх генерал-майорского оклада»[82].
Показательно, что Екатерина II, взойдя на престол, благосклонно отнеслась к Петру Гольштейн-Бекскому, вернув его на должность ревельского губернатора. В 1774 году он стал правящим герцогом Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекским, но умер спустя полгода. Показательно, что похоронили Петра Гольштейн-Бекского в склепе у церкви Нигулисте в Таллине, в городе, которым он руководил на протяжении значительной части своей жизни и где оставил о себе хорошую память.
Принц Георг Людвиг Голштинский
В числе его прямых потомков – нынешние королева Дании Маргрете II, король Норвегии Харальд V, а также наследник британского престола принц Чарльз.
Намного короче оказалась служба в России двоюродного дяди Петра III принца Георга Людвига Голштинского (1719–1763).
Правда, в связи с назначением двоюродного племянника наследником престола принца еще в 1744 году наградили высшими российскими орденами Андрея Первозванного и Александра Невского, но следует учитывать, что, несмотря на высокий статус, они вручались не столько за реальные заслуги, сколько за происхождение.
Сам Георг Голштинский, возможно, послужил бы в русской армии, однако находился в рядах армии Пруссии, поскольку Фридрих II Великий рассматривал его как своего рода заложника, с помощью которого можно было выторговать какие-либо преференции у Романовых. Когда в 1757 году Россия и Пруссия оказались в состоянии войны, никаких репрессий к принцу не применялось, более того, не участвуя в боевых действиях, он время от времени получал очередные звания. Когда до Фридриха дошла весть о тяжелой болезни Елизаветы Петровны, он наконец дал принцу отставку и отпустил в Голштинию, дав на прощание орден Черного орла и чин генерал-майора[83].
Взойдя на престол, Петр III послал в Киль своего флигель-адъютанта подполковника Порошина, приглашая дядю в Россию, а после его приезда в Петербург назначил ему солидное жалованье в 20 тысяч рублей в год, дал титул Высочества и произвел в генерал-фельдмаршалы[84].
Показательно, что от самой границы экипаж, в котором принц следовал со своей супругой, в каждом сколь-нибудь значимом пункте встречали выстроившиеся войска и гремели салюты.
Именно Георгу Голштинскому предстояло вести русскую армию на войну с Данией, и его же император намеревался возвести на престол герцогства Курляндского. Однако до начала похода в его распоряжении имелось только обученное на прусский манер голштинское войско, едва насчитывавшее шесть сотен штыков и сабель.
Зато внешние знаки почета продолжали сыпаться на принца как из рога изобилия: в его честь назвали новый военный корабль, ему подарили два роскошных дома, а иностранные послы тянулись к нему вереницей, видя в нем человека, который скоро будет вершить дела огромной империи[85].
Надо сказать, что принц сохранял достаточно здравого смысла, убеждая племянника не злить собственных подданных ненужной войной с Данией и заменой русских мундиров на форму прусского типа. По мнению Д.Н. Бантыш-Каменского, принц «…имел доброе сердце, был образован, но характер имел чрезвычайно слабый. Давал полезные советы, но сам часто действовал против собственных интересов, оказывая предпочтение уроженцам германских земель»[86].
Так или иначе, но, несмотря на случавшиеся между ними размолвки, Георг Голштинский – один их тех, кто до последнего оставался верен императору, пытаясь отговорить от присяги Екатерине Конногвардейский полк, шефом которого он являлся. Отсидев под арестом, принц затем был вполне милостиво принят новой государыней, которая назначила его наместником, т. е. фактически русским представителем в Голштинии. Впрочем, его наместничество оказалось недолгим. Вернувшись на родину, принц овдовел, а в сентябре 1763 года умер. Один из его сыновей Петр Фридрих Людвиг (1755–1829) стал в 1823 году великим герцогом Ольденбургским, а двое внуков оставили выдающийся след в истории российской благотворительности.
Еще один голштинский родственник Петра III хотя и получил титул российского генерал-фельдмаршала, в России так и не побывал. Речь идет о герцоге Карле Людвиге Шлезвиг-Гольштейн-Зондербург-Бекском (1690–1774), который, как и его младший брат Петр Гольшейн-Бекский (тоже российский фельдмаршал), приходился Петру III шестиюродным дядей через датского короля Фредерика I[87].
Правящим герцогом Голштинии он стал в 1757 году, после гибели своего бездетного племянника Фридриха в битве с австрийцами под Прагой. От закончившегося разводом брака с польской графиней Анной Каролиной Ожельской (1707–1769; внебрачная дочь короля Польши, курфюрста Саксонии Августа Сильного) у него имелся единственный сын, не переживший своего родителя. Таким образом, голштинский престол достался уже упоминавшемуся Петру Августу Гольштейн-Бекскому.
Неудачливый реформатор
Фактически за полугодовое царствование Петра III в российской элите сформировалась довольно заметная по численности «голштинская» команда, в преданности представителей которой император был абсолютно уверен. Другое дело, что, будучи абсолютно чуждыми для России людьми, они оказались в своеобразном вакууме, так что мало могли помочь царю в проведении намеченной им политической линии. О том, что это была за линия, исследователям остается лишь догадываться. Не заручившись поддержкой традиционных элит, Петр III в значительной степени стал жертвой информационной кампании, развернутой против него собственной супругой. Конкретные обвинения, дававшие повод для этой кампании, заключались в пренебрежении русскими обрядами и попытками принизить роль гвардии. Соответствующих действий императора оказалось достаточно для того, чтобы встревожить столичное дворянство, перед которым встал призрак «немецкого засилья» и новой бироновщины. Возвращение из ссылки деятелей, подобных самому Бирону и Миниху, еще больше укрепило тревожные подозрения. Между тем конкретные государственные мероприятия, осуществленные Петром III, были сохранены и развиты его преемниками, что говорит о рациональности политики этого неудачливого императора.
Канцлер М.И. Воронцов
Ведущую роль в окружении царя все же играли русские. Так, главным советником по вопросам государственного управления стал канцлер М.И. Воронцов, а среди секретарей особым доверием пользовался Дмитрий Васильевич Волков (1727–1785), которому молва приписывала авторство изданного 18 февраля 1762 года Манифеста «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству»[88].
Этот документ освобождал дворян от обязательной или военной службы и, как отмечают ряд историков, способствовал появлению в России по-настоящему свободного и финансово обеспеченного класса общества. Правда, класса паразитического, поскольку отказ от службы лишал дворян как людей, не приносящих никакой пользы государству, морального права владеть землей и крепостными крестьянами.
А.С. Пушкин в связи с этим резонно заметил, что: «Памятниками неудачного борения аристократии с деспотизмом остались только два указа Петра III о вольности дворян, указы, коими предки наши столько гордились и коих справедливее должны были бы стыдиться»[89]