Выбор в пользу средней сестры сделал сам Павел Петрович, и выбор оказался на редкость неудачным. Наталья Алексеевна, судя по всему, своего супруга не любила, но, как писал британский посланник Д. Харрис, «управляла мужем деспотически, не давая себе даже труда выказать малейшей к нему привязанности»[117].
Сам наследник, впрочем, был доволен супругой, а хуже всего то, что великая княгиня не только не выказывала никакой готовности выстроить отношения со свекровью, но проявляла склонность к политике, да еще высказывалась в чрезмерно либеральном духе – чуть ли не ратуя за отмену крепостного права.
Екатерина II отзывалась о невестке с иронией, за которой, впрочем, чувствовалась озабоченность: «Опасаясь злых, мы не доверяем целой земле. Не слушаем ни хороших, ни худых советов. До сих пор нет ни добродушия, ни осторожности, ни благоразумия во всем этом, и Бог знает, что из этого будет, так как никого не слушают и все хотят делать по-своему. Спустя полтора года и более мы еще не говорим по-русски, хотим, чтобы нас учили, но не хотим быть прилежными. Долгов у нас вдвое больше, чем состояния, а едва ли кто в Европе столько получает»[118].
Смерть цесаревны, умершей при родах, императрица встретила без особой скорби и явно не сочувствовала сыну, явно испытавшему глубокое потрясение. Тоску по покойной жене она решила вытеснить весьма своеобразным способом, предъявив ее любовную переписку с другом Павла Петровича князем Андреем Кирилловичем Разумовским (1752–1836). Лекарство оказалось горьким, но сильнодействующим. В конце 1776 года, едва отбыв положенный траур по покойной супруге, Павел Петрович отбыл в Берлин знакомиться с новой супругой принцессой Софией Марией Доротеей Августой Луизой Вюртембергской (1759–1826).
Мария Федоровна из Вюртемберга – идеальная невестка
Новая невестка компенсировала Екатерине II все неприятности, связанные с невесткой предыдущей. Она была умна, обаятельна, миловидна, исправно рожала детей и не противоречила свекрови. Можно предположить, что императрица видела в ней свою молодость и то, что она сама не смогла получить в браке с великим князем Петром Федоровичем.
Очевидные параллели начинались с того факта, что, как и принцесса Фике, София Доротея родилась в Штеттинском замке, где ее отец Фридрих Евгений (1732–1797) служил комендантом (подобно отцу Екатерины II). Он стал правящим герцогом Вюртемберга всего за два года до смерти и оставил многочисленное потомство из восьми сыновей и четырех дочерей, многие из которых оставили заметный след и в истории России.
Главным и вполне устраивавшим российскую государыню отличием стало то, что при всем своем уме принцесса Вюртембергская воздерживалась от участия в политике. Показательна сделанная ею запись: «…нехорошо, по многим причинам, чтобы женщина приобретала слишком обширные познания. Воспитывать в добрых нравах детей, вести хозяйство, иметь наблюдение за прислугой, блюсти в расходах бережливость – вот в чем должно состоять ее учение и философия»[119].
Перейдя в православие, принцесса приняла имя Марии Федоровны. Польский историк Казимир Валишевский с изрядной долей язвительности констатировал: «На этот раз среди немецких принцесс, из которых по традиции поставлялись невесты во все европейские дворы и которые были соответственно вышколены с этой целью, Екатерина сумела выбрать в своем роде совершенство. Едва прошло несколько недель после помолвки, как София-Доротея прислала Павлу собственноручное письмо на русском языке: при первом же свидании, зная о его серьезных вкусах, она завела с ним речь о геометрии, и на следующий день описывала великого князя своей подруге, г-же Оберкирх, в самых лестных выражениях и признавалась, что „любит его до безумия“. При этом, выйдя за него замуж, она чуть ли не каждый год дарила ему по ребенку»[120].
Интересно, что и этот брак, и брак Павла Петровича с его первой супругой, и брак самой Екатерины II организовывал один и тот же монарх – Фридрих II Великий. Для этого ему даже пришлось приложить усилия и расторгнуть помолвку принцессы с принцем Людвигом Гессенским (1753–1830; впоследствии первый великий герцог Гессенский).
При этом король Пруссии, разумеется, рассчитывал, что все эти браки будут работать на его интересы, и до определенной степени ожидания оказались оправданными.
Екатерина II еще в бытность великой княгиней не являлась сторонницей участия России в Семилетней войне и не разорвала заключенный свергнутым супругом мир, вызвавший серьезное недовольство его подданных.
Очевидно, что в течение всего екатерининского правления империя Романовых и королевство Гогенцоллернов избегали серьезных конфликтов и координировали свои действия, свидетельством чему стала направленная против Англии декларация о вооруженном нейтралитете 1780 года.
Однако необходимо учитывать, что герцогство Вюртемберг также находилось в южной Германии и не слишком сильно зависело от Пруссии; во всяком случае, не в большей степени, чем от Австрии. С другой стороны, в этой коллизии обнаружилась тяга Екатерины II к поиску определенной альтернативы, не перечеркивающей традиционный альянс с Австрией, но позволяющей приобрести дополнительный инструмент влияния на Вену и даже выступать в качестве арбитра при возникновении австро-прусских конфликтов по вопросам преобладания в германских землях.
В любом случае, в личном плане брак великого князя Павла Петровича и Марии Федоровны оказался достаточно счастливым и на редкость плодовитым: в нем родились десять детей – четыре мальчика (Александр, Константин, Николай, Михаил) и шесть девочек (Александра, Елена, Мария, Екатерина, Ольга, Анна).
Вояж четы Северных и гатчинское уединение
В 1781–1782 годах великокняжеская чета совершила вояж по Европе, путешествуя инкогнито под именем графа и графини Северных. Следует отметить, что это была первая поездка представителя российского царствующего дома со времен Петра I. Напомним, что и великий реформатор во время Великого посольства также путешествовал инкогнито, что существенно расширяло возможности в плане выстраивания маршрута путешествия.
Великий князь Павел Петрович с Марией Федоровной побывали в Польше и Священной Римской империи, посетили различные итальянские государства, Францию.
Две недели супруги гостили у жены великого князя в сельском имении под Монбильяров в герцогстве Вюртембергском. «За время этого заграничного путешествия великий князь лично узнал всех правящих монархов вышеперечисленных государств и единственный из правящих Романовых встречался с Папой Римским! Помимо императора, королей, герцогов, их министров и военачальников Павел Петрович познакомился с самыми яркими представителями эпохи Просвещения конца XVIII века – учеными, художниками и музыкантами. До 1917 года – года свержения династии Романовых – ни один из ее представителей, особенно будущий царь, не повторил подобного вояжа!»[121]
Наследник Российского престола везде вызывал живой интерес и воспринимался в романтическом ореоле. Его часто называли «русским Гамлетом», имея в виду и трагическую смерть отца и то, что он оказался отодвинут от престола. Мать не испытывала желания привлекать его к делам государственного управления, что способствовало взаимному охлаждению. Покойного же отца Павел, естественно, был склонен романтизировать и явно настраивался продолжать его дело, что нашло отражение в том числе и в чрезмерном расположении ко всему прусскому.
По возвращении Павел Петрович по-прежнему не получил при Дворе никакого влияния. Сравнительно скудное денежное содержание предопределило аскетичный образ жизни цесаревича, а его увлечение военным делом, помимо наследственной тяги, могло объясняться и простым стремлением обзавестись, на случай какого-либо конфликта с матерью, хотя бы небольшим, но надежным собственным войском.
Базировалась эта небольшая, примерно двухтысячная армия в личной резиденции Павла Петровича в Гатчине. По мнению А.А. Керсновского: «Сюда шли все недовольные и неудачники „большой“ армии, а также ее „сор“»[122]. Это суждение грешит излишней категоричностью, но содержит в себе изрядную долю правды. Служить в Гатчину шли те, кто по причине отсутствия связей или дарований не мог рассчитывать на карьеру в «большой» армии, зато надеялся, что преданность опальному великому князю будет вознаграждена, после того как тот станет императором.
Его час настал в ноябре 1796 года.
Подтянуть страну
Существуют свидетельства, что Екатерина II составила завещание о передаче престола не сыну, а старшему из внуков – Александру, но эту бумагу сжег после смерти императрицы кабинет-секретарь Александр Андреевич Безбородко (1747–1799), вскоре получивший звание канцлера[123].
Одновременно с погребением Екатерины II прах Петра III перенесли из Александро-Невской лавры в Петропавловский собор и похоронили рядом с супругой. Главную роль в торжественной церемонии император отвел А.Ф. Орлову и другим оставшимся в живых участникам переворота 1762 года и цареубийства, что, видимо, расценивалось как своеобразное моральное наказание.
Коронация императора состоялась 5 апреля 1797 года, в первый день Пасхи, причем это – первое в российской истории совместное коронование императора и императрицы. В этот же день Павел I публично прочел новый закон о престолонаследии, возвращавший практику передачи власти от отца к сыну или, в случае отсутствия сына, к старшему в роду наследнику мужского пола[124]. Тем самым подведена черта под эпохой дворцовых переворотов и женского правления в Российской империи.