Так и не получив предложений о мире, Бонапарт оставил Москву и начал отступление к границе. Преследовавшая его по пятам русская армия серьезно потрепала противника у Малоярославца, Вязьмы и Красного. На подступах к реке Березине действовавшие с востока, севера и юго-запада армии М.И. Кутузова, П.Х. Витгенштейна и Павла Васильевича Чичагова (1767–1849) едва не взяли Наполеона в кольцо, однако, понеся значительные потери, французский император сумел выскользнуть из ловушки.
М.Б. Барклай де Толли
В декабре 1812 года три русские армии соединились под началом Кутузова, заставив неприятеля покинуть пределы Российской империи[151]. Великолепная оборонительная стратегия Кутузова привела к тому, что 1812 год завершился удивительной победой. Самая многочисленная из тех армий, что когда-либо появлялись на страницах истории, практически полностью уничтожена слабейшим по численности противником. Зимой-весной 1813 года русские войска очистили от французов значительную часть Германии и Польши. Пруссия вступила в войну с Наполеоном, доверив свою армию командованию Кутузова. Но 16 апреля в зените своей славы фельдмаршал скончался от простуды. «Казалось, что с ним счастие на некоторое время оставило знамена наши»[152].
Битвы при Лютцене и Баутцене (апрель-май 1813 г.) выиграли французы, хотя потери победителей превосходили потери побежденных. Стремясь к передышке, противники заключили перемирие, которое Александр I использовал с большей пользой, убедив присоединиться к антинаполеоновской коалиции Австрию и Швецию.
Однако по окончании перемирия Главная (Богемская) армия союзников была разбита Наполеоном при Дрездене (август) и начала отступление через горы – в Богемию.
Французский император бросил наперерез корпус Вандамма, который был наголову разбит союзниками при Кульме. Затем Силезская армия Блюхера нанесла поражение маршалу Макдональду при Кацбахе. Бернадот со своей Северной армией разбил сначала Удино при Гросс-Беерене, а затем Мишеля Нея (1769–1815) при Деневице.
М.И. Кутузов
Александр I в этот период – душа и фактически руководитель антинаполеоновской коалиции. В «битве народов» при Лейпциге (16–19 октября) в критический момент он даже взял на себя непосредственное руководство войсками, сумев отбить атаку французской кавалерии на ставку союзников[153].
После Лейпцига Наполеон отвел остатки своих войск за Рейн, через который 1 января 1814 года переправились и части союзников. Последовала серия сражений, в которых Бонапарт продемонстрировал свое тактическое мастерство, по отдельности громя союзные армии. Но Александр I переиграл его стратегически, настояв на том, чтобы с главными силами двигаться прямиком к столице Франции.
19 марта 1814 года союзные войска вступили в Париж. Так далеко на Запад русская армия никогда больше не заходила.
Наполеон подписал отречение и отправился на остров Эльба, а союзники посадили на трон Франции Людовика XVIII (1755–1824), брата казненного в 1793 году революционерами Людовика XVI (1754–1793).
Отечественная война 1812 года и Заграничные походы в 1813–1814 годах стали высшим жизненным взлетом императора Александра I, проявившего себя в этих событиях искренним патриотом России. Однако впереди – еще одно внешне блестящее, в реальности же на редкость тяжелое испытание, в котором он проявил свои качества дипломата.
Венский конгресс как минимум на сорок лет, а в определенной степени на столетие вперед определил судьбы Европы, поэтому на нем стоит остановиться поподробнее. Дополнительным стимулом к тому служит укоренившееся у многих историков мнение, что на этом конгрессе Александр I не слишком настойчиво отстаивал интересы России, принося их в жертву абстрактным идеям монархической солидарности.
Солист «танцующего конгресса»
На самом деле ситуация сложилась такая, что подведение итогов наполеоновских войн могло превратиться в дележ сфер влияния, перетекающий в открытое военное столкновение между вчерашними союзниками. И в том, что такой сценарий не воплотился в реальность, главная заслуга принадлежит именно царю, который не жертвовал российскими интересами, а всего лишь помнил, что политика есть искусство возможного.
Сложность заключалась в том, что особых перспектив у создававшейся в Вене новой системы европейского равновесия, казалось бы, не было. Конгресс проходил в обстановке легкомысленного веселья и ожесточенных интриг, по ходу которых победители Наполеона кроили карту Европы и точили ножи, готовясь всадить их в спину партнерам.
Впрочем, интриги происходили за кулисами, а на авансцене творилось веселье с бесконечными балами, маскарадами и светскими раутами. Не случайно известный острослов принц Шарль Жозеф де Линь (1735–1814) назвал этот конгресс «танцующим», и еще в высшем свете шутили: «Русский император за всех любит, король Дании за всех пьет, король Вюртемберга за всех ест, король Пруссии за всех думает, король Баварии за всех говорит, король Австрии за всех платит»[154]. В реальности роли распределились несколько иным образом.
Австрия действительно финансово оплачивала банкеты с необычной для Габсбургов щедростью, но рассчитывала с лихвой отбить сделанные вложения. Хитроумный глава внешнеполитического ведомства Клеменс фон Меттерних (1773–1859) руководил своим императором Францем I (17681835) и выстраивал альянс с Англией, очень боявшейся, что роль гегемона Европы перейдет от разгромленной Франции к усилившейся России.
Британский министр иностранных дел лорд Роберт Кэстлри (1769–1822) благосклонно отвечал на его ухаживания, но поскольку, будучи хозяином на море, «коварный Альбион» все равно оставался при своих колониях и флоте, пытался выступать в роли нейтрального арбитра.
Император Александр I, который «всех любит», пользуясь своим успехом у дам, в свою очередь, использовал их чары для получения конфиденциальной информации о противнике. Наибольшую пользу ему принесли две княгини, две светских «львицы» – сестра будущего шефа жандармов Александра Христофровича Бенкендорфа (1782–1844) Дарья Ливен (1785–1857) и вдова погибшего героя 1812 года Екатерина Багратион (урожд. Скавронская; 1783–1857), добывавшая сведения прямо в постели Меттерниха. Плохо было то, что ситуация зачастую менялась слишком стремительно, и ее просто не удавалось отслеживать.
«Думающий за всех» король Пруссии Фридрих-Вильгельм III (1770–1840) думал, в сущности, об одном – о присоединении Саксонии, хотя был не против получить еще и пару кусочков Польши, которую Наполеон пытался возродить в форме герцогства Варшавского и которая теперь снова подлежала уничтожению.
Прочие монархи особой роли не играли, хотя при наличии навыков не без успеха ловили в мутной воде своих маленьких золотых и серебряных рыбок. Среди них стоит выделить только наследного принца Швеции и фактического правителя страны бывшего наполеоновского маршала Жана-Батиста Бернадота, однако никаких особых пожеланий у него не имелось. Еще до начала конгресса он отобрал у союзников Франции датчан Норвегию и заручился поддержкой Александра I в обмен на обещание, что шведы, в свою очередь, никогда не будут досаждать России претензиями на отобранные у них финские земли. Этого оказалось достаточно, поскольку другие «великие державы» Скандинавией не интересовались, и скорби датчан их до поры до времени не волновали.
Присутствовал еще, впрочем, представитель побежденной Франции – министр иностранных дел Шарль Морис Талейран (1754–1838), ранее служивший Наполеону, затем предавший своего повелителя и теперь отстаивавший интересы его преемника короля Людовика XVIII.
Франции грех было жаловаться на судьбу, поскольку, войдя в Париж и обрадовавшись избавлению от утомившего всех Наполеона, союзники предложили побежденным на редкость великодушные условия мира. Страна возвращалась к границам, существовавшим на 1 января 1792 года (т. е. к периоду до начала революционных и наполеоновских войн), удержав, однако, небольшие кусочки земли в Италии, Германии и на границах с Нидерландами. Правда, небольшими они были только относительно недавних событий, когда упразднялись королевства и даже империи, а, например, в XVIII веке за эти клочки земли велись многолетние упорные войны.
Но Талейран хотел не просто территориальных преференций, а возвращения Франции в число держав, с которыми считаются и к мнению которых прислушиваются. А для этого требовалось выбраться из отведенного провинившейся стране угла и вписаться в новые дипломатические альянсы[155].
Кто не присутствовал на конгрессе, так это представители турецкого султана. Османская империя еще не считалась «смертельно больным человеком Европы», но наличие у нее серьезных хворей было всем очевидно. Однако попытки России расширить за ее счет свое влияние на Балканах встречались в штыки другими участниками конгресса и, в общем, не имели серьезных оснований, поскольку в 1812 году туркам уже пришлось отдать Александру I изрядный клочок своей территории, примерно совпадающей с границами нынешней Молдовы. Эта коллизия отражала основную причину, по которой другие великие державы с ожесточением противостояли российским претензиям или, во всяком случае, никак их не поддерживали.
За пять лет дружбы с Наполеоном (1807–1812 гг.) Александр I существенно расширил границы своей империи за счет той же Молдовы и Финляндии, отобранного у Пруссии Белостока и отрезанной у Австрии Тернопольской области (да еще и отвоевал у Персии Северный Азербайджан, что, впрочем, к делам Европы особого отношения не имело). Теперь же русский царь резонно указывал, что, понеся наибольшие потери и внеся основной вклад в разгром Наполеона, Россия имеет право на вознаграждение.