одимостью сосредоточиться на борьбе с Наполеоном. Греческое восстание 1821 года давало императору хороший шанс возобновить активность на Балканах, но он предпочел заниматься возведением песочного замка Священного Союза.
Учитывая затраченные ресурсы, итоги Русско-турецкой войны 1806–1812 годов можно признать относительно скромными, но достойными: Россия получала Прутско-Днестровское междуречье и свободу судоходства по Дунаю, а также незначительные приращения на Кавказе.
Успешная война со Швецией принесла России Финляндию, хотя предоставление автономии и расширение за счет Выборгской губернии несло в себе зародыши будущих конфликтов между центральной властью и финским национальным движением. С другой стороны, учитывая характер развития национальных движений в XIX веке, есть все основания полагать, что предоставление Великому княжеству Финляндскому автономии было наиболее рациональным шагом, позволив сохранить политическую стабильность в крае до конца столетия.
Главным территориальным итогом наполеоновских войн стало присоединение к России большей части польских земель и создание Царства Польского. «Подаренные» ранее России Наполеоном Белостокский и Тернопольский округа после разгрома «узурпатора» были возвращены прежним владельцам – Пруссии и Австрии. Однако в случае с польскими территориями царь не продемонстрировал такой же разумной воздержанности. Его проект создания Царства Польского, по сути, представляет собой попытку интеграции в структуру империи не только чуждой по культуре, но и органически враждебной самодержавию политической системы с перспективой этой самодержавной системы реформирования. Столь сложная задача осложнялась давним русско-польским конфликтом, сгладить который не помогло даже великодушие, проявленное победителем по отношению к побежденному.
Александру I не довелось увидеть краха своего польского проекта, хотя, думается, историческая обреченность затеи была для него вполне очевидной.
Столь же обреченным оказался и другой проект Александра I, но уже касающийся внутренней политики. Кажется, этот монарх самой судьбой был предназначен для того, чтобы решить вопрос с отменой крепостного права, сохранение которого слишком уж очевидно противоречило новой утверждающейся в Европе социально-экономической системе. Однако, сделав первые символические шаги в собственно русских губерниях и отменив крепостное право в губерниях прибалтийских, он так и не решился на шаг, который в его восприятии должен был не только перевернуть империю, но и стоить ему лично престола.
Впрочем, бесспорным достижением Александра I стала проведенная им реформа государственного управления, существенно повысившая эффективность бюрократической машины. В значительной степени именно грамотная административно-хозяйственная деятельность обеспечила быстрое восстановление разоренных вражеским нашествием губерний.
Последние годы царствования Александра I были благополучными по внешнему виду и кризисными по сути. Своим преемникам он оставил вполне зримые успехи и скрытые проблемы, успешное разрешение которых зависело от личных качеств самих преемников.
Беспокойный цесаревич и его несчастные жены
Само по себе отсутствие у Александра I детей не создавало особых проблем, поскольку закон о престолонаследии предусматривал в таком случае передачу власти старшему из братьев покойного[164].
Однако личность и биография следующего из братьев были таковы, что проблемы все же возникли.
Великий князь Константин Павлович родился 27 апреля 1779 года в Царском Селе. Годом раньше в очередной своей оде, упоминая о Марии Федоровне, Гавриил Романович Державин (1743–1816) предсказал, что она еще одного «носителя шлема даст». После рождения Константина первый поэт России потребовал награды за свою проницательность, но получил отказ на том резонном основании, что подобное предсказание было не так трудно сделать в отношении молодой, здоровой и красивой женщины.
На Державине решили сэкономить, но сами торжества по случаю рождения великого князя влетели казне в копеечку. Имя для младенца выбрали с дальним прицелом на Константинополь и возможную роль повелителя восстановленной Греческой (Византийской) империи.
Можно сказать, что с самого рождения великого князя готовили к миссии всемирно-исторического масштаба, и с самого же начала он не проявлял к этой миссии никакого интереса. Ребенка окружали слуги и воспитатели из числа греков, и уже к пяти годам малыш бойко говорил на языке Древней Эллады, но, пожалуй, на этом его успехи в образовании и завершились. Великий князь рос капризным, ленивым и непослушным, чем невыгодно отличался от своего спокойного и трудолюбивого старшего брата. В послании своему бывшему воспитателю Лагарпу он чистосердечно признавался: «…я такой же невежда, каким был вначале, чего мне нисколько не стыдно. Лишь бы я съел свой хлеб, и я буду очень доволен собой»[165].
Окружающие отмечали, что в великом князе заметны «живость ума и великодушные порывы», но, несмотря на эти достоинства, к 16 годам Константин Павлович выглядел совершенно сложившимся оболтусом, не способным к какой-либо серьезной деятельности. Если он чем и привлекал к себе внимание, то разве что развязной манерой держаться и хулиганскими выходками. В связи с непристойным поведением внука императрица даже высказывала опасения, что «… его где ни есть прибьют к стыду и крайней неприятности»[166].
Великий князь Константин Павлович
Перевоспитать великого князя решили при помощи женитьбы. Под благовидными предлогами потенциальных невест из немецких княжеств с их мамашами стали вызывать в Петербург на смотрины. Пересмотрев 11 кандидаток, Константин Павлович остановил свой выбор на Юлиане-Генриэтте-Ульрике (1781–1860), третьей из дочерей герцога Саксен-Кобургского. Судя по всему, на невесту ее жених произвел не слишком благоприятное впечатление, но желание породниться с Романовыми оказалось слишком велико. К тому же немецкие принцессы всегда слушались родителей, а мать Юлианы говорила так убедительно: «…у него такая прямая душа, столько простоты, столько сочувствия ко всему великому, и в то же время столько скромности…» Когда Константин Павлович делал официальное предложение, невеста плакала, а он держал ее за руку и от чистого сердца рисовал счастливые картины будущей совместной жизни[167].
25 октября 1795 года состоялась помолвка. 2 февраля 1796 года принцесса приняла православие и стала именоваться Анной Федоровной. Через 13 дней состоялась свадьба. Еще через 8 месяцев скончалась императрица Екатерина II.
Отношения с Турцией стали более миролюбивыми, и идея «Греческой империи» отодвинулась в туманную даль, зато великий князь вплотную приблизился к престолу Российской империи. Впрочем, ни тот ни другой престол его особенно не волновали. Гораздо больше Константин интересовался армейскими делами – парадами, строевыми эволюциями, пригонкой обмундирования и всем тем, что «в случае настоящей войны неизбежно отходит на задний план». Настоящую войну великий князь не любил, поскольку она «…портила солдат, пачкала мундиры и подрывала дисциплину».
Юлиана-Генриэтта-Ульрика (Анна Федоровна)
В 1799 году Павел I отправил сына понюхать настоящего пороха в войне с Францией[168]. Поначалу он вмешивался в распоряжения своих более опытных начальников, но Суворов быстро поставил великого князя на место, и под чутким руководством великого полководца он проявил себя дисциплинированным и вполне толковым офицером. Люди с сильными характерами – такие, как Екатерина II, Павел I, барон Будберг (один из воспитателей) или Суворов – умели подчинять себе великого князя, но стоило ему выйти из-под их влияния, и он вновь превращался в избалованного и капризного ребенка.
Вернувшись из похода, Константин Павлович быстро забыл уроки, полученные на настоящей войне, и вновь вернулся к своим парадам и строевым эволюциям.
После смерти отца и восшествия на престол Александра I, ввиду того что брат по-прежнему не имеет наследников, он становится наследником престола и теперь с полным правом носит пожалованный еще родителем титул «цесаревича». Занимает должности начальника военно-учебных заведений и генерал-инспектора кавалерии. Константин Павлович участвует в трех войнах с Францией, но не столько блистает на полях сражений, сколько занимается вопросами организации армии.
Как командир он являлся представителем того типа военных, к которым применим эпитет «дубовый»: его придирки были, как правило, мелочны и несправедливы, налагаемые взыскания – суровы и оскорбительны. Не удивительно, что в армии и обществе великого князя не любили. Не любила своего супруга и Анна Федоровна.
Причины, приведшие супругов к разводу, неизвестны. Ходили глухие слухи о «двух голубых парах» – противоестественной привязанности Александра и Константина Павловичей к своим адъютантам братьям Адаму и Константину Чарторыйским, но вряд ли эти слухи можно признать основательными. Сентиментальную и чувствительную Анну Федоровну шокировала именно «дубовость» мужа – привычка к общению с женой в тоне военных приказов, грубоватые манеры, плоские шутки с милитаристским уклоном. Так, однажды он устроил ночную пушечную пальбу под окнами супружеской спальни. В конце 1801 года великая княгиня отбыла в Германию «на лечение» и больше в Россию уже не вернулась. А Константин Павлович после этого влез в грязную историю с организованным его приближенными похищением француженки госпожи Араужо, которая умерла от последствий группового изнасилования. Историю замяли благодаря тогдашнему генерал-губернатору столицы М.И. Кутузову[169].
Несмотря на свой скверный характер, Константин Павлович искренне стремился создать нормальную семью. Бывая за границей, он часто навещал супругу и уговаривал ее восстановить отношения. Ответом был твердое «нет». Проживая в Европе, она стала матерью двух внебрачных детей. Дочь скончалась в юном возрасте, а сын женился на своей двоюродной сестре и внебрачной дочери герцога Саксен-Кобург-Готского Эрнста I (1784–1841). Следует отметить, что одна из сестер Анны Федоровны Эрнста I Антония (1779–1824) вышла замуж за герцога Александра Вюртембергского, а другая, Виктория (1786–1861), вторым браком вышла замуж за герцога Кентского Эдуарда Августа (1767–1820), став матерью королевы Виктории. Так возникла первая ниточка, связывавшая Романовых с Виндзорской династией.