Инициатором заключения этого брака выступил французский посол в России Арман де Коленкур (1773–1827), писавший своему повелителю, что потенциальная невеста «высока ростом для своего возраста и более развита, чем обыкновенно бывает в этой стране, так как, по словам лиц, посещавших двор ее матери, она вполне сформирована физически. Рост ее, стан, все указывает на это. У нее прекрасные глаза, нежное выражение лица, любезная и приятная наружность, и хотя она не красавица, но взор ее полон доброты. Нрав ее тих и, как говорят, очень скромен. Доброте ее дают предпочтение перед умом. Она уже умеет держать себя, как подобает принцессе, и обладает тактом и уверенностью, необходимыми при дворе»[194].
Великая княгиня Анна Павловна
Принц Вильгельм Оранский
Когда французский посол начал прощупывать почву, Александр I дал отказ, сославшись на юный возраст своей сестры, которой едва исполнилось 15. Наполеон мог подождать год-два, но предпочел жениться на дочери австрийского императора.
Замуж Анна Павловна вышла в 21 год за наследника нидерландского престола, принца Вильгельма Оранского (1792–1849), вступившего в 1840 году на престол под именем Вильгельма II.
Следует пояснить, что до завоевания в 1795 году французскими войсками Нидерланды были республикой, и хотя пост главы государства – штатгальтера – передавался по наследству в династии Оранских, такая практика – только дань традиции, но не букве закона.
Затем Нидерланды включили в состав Французской империи, а после Венского конгресса независимость была восстановлена, но уже в форме королевства с включением в его состав Бельгии (которая до этого входила в состав сначала Испании, а затем – Священной Римской империи). Трон, опять-таки по традиции, достался династии Оранских.
В восстановлении этого независимого государства были заинтересованы и Великобритания, и Россия, рассчитывавшие при необходимости использовать его как рычаг давления на Францию. Но Александр I предполагал, что, сумев укрепить союз с Нидерландами, он сможет заодно использовать королевство и как рычаг давления на Великобританию. Так возникли и реализовались предпосылки очередного брачного альянса.
Поскольку Нидерланды располагались как раз между Великобританией и Францией, Вильгельм I ничего не имел против того, чтобы породниться с влиятельным и не имеющим к голландцам никаких территориальных претензий российским монархом.
К тому же царь давал за своей сестрой внушительное приданное – 1 миллион рублей, что было совсем не лишним для опустевшей голландской казны.
Перед вступлением в брак Анна Павловна добросовестно изучала язык, историю и культуру Нидерландов, а после прибытия в страну сделала все, чтобы завоевать расположение своих будущих подданных. Ее стараниями в стране учреждено около 50 приютов для детей из бедных семей[195]. По ее указаниям в 1823–1828 годах в Брюсселе построен дворец, ставший резиденцией Оранских в бельгийской части королевства. Однако пользоваться им пришлось недолго. В 1830 году бельгийцы, опираясь на поддержку французов, подняли восстание и добились независимости. Дворец передали в государственное пользование, и в нем разместились Академия наук и изящных искусств, а также другие учреждения.
В период боевых действий против бельгийцев Анна Павловна основала госпиталь и инвалидный дом[196].
О том, что ей удалось завоевать расположение своих подданных, свидетельствует и тот факт, что один из муниципалитетов так и назван в ее честь «Анна-Павловна».
Хотя брак с Вильгельмом II был не безоблачным, в нем появилось пять детей, из которых только четвертый сын
Эрнст-Казимир (1822) умер в младенчестве. Старший сын правил Нидерландами под именем Вильгельма III (1817–1890). Другой сын Александр (1818–1848) умер молодым и не оставил особого следа в истории. Генрих (1820–1879) выполнял обязанности губернатора Люксембурга, тогда еще не являвшегося независимым государством.
София (1824–1897) вышла замуж за своего двоюродного брата Карла Александра Саксен-Веймар-Эйзенахского (18181891), сына великой княгини Марии Павловны.
Подводя итоги, стоит сказать, что дочери Павла I и Марии Федоровны, в полном соответствии с традициями Древней Руси, рассматривались своим венценосным братом прежде всего через призму дополнявших дипломатию матримониальных проектов. Выходя замуж, они должны были стать проводниками российского влияния, и, хотя искренне проникались интересами своей новой Родины, никогда не забывали и свою первую Родину – Россию.
Часть VИмператор Николай I (1796–1855) – идеалист и прагматик
Вышедший из тени
Великий князь Николай Павлович, будущий российский император, родился в Царском Селе и стал последним внуком, порадовавшим своим появлением Екатерину II.
В письме немецкому просветителю Мельхиору Гримму (1723–1807) она сообщала: «Сегодня в три часа утра мамаша родила большущего мальчика, которого назвали Николаем. Голос у него – бас, и кричит он удивительно, длиною он аршин без двух вершков, а руки у него немного меньше моих. В жизни моей первый раз вижу такого рыцаря. Если он будет продолжать, как начал, то братья его окажутся карликами перед этим колоссом»[197].
В этих четырех фразах можно усмотреть интересные наблюдения и даже пророчества. Прежде всего насчет больших рук, которые, уже взойдя на престол, он в геополитическом смысле протягивал и к Балканам, и к Германии, и к Кавказу, и к Средней Азии, и к Дальнему Востоку.
Великий князь Николай Павлович и принцесса Шарлотта Прусская (Александра Федоровна)
Именно Николаю I приписывают ставшую хрестоматийной фразу: «Где раз поднят русский флаг, там он опускаться не должен». Правда, сказана она была в 1850 году, в связи с несанкционированным свыше отторжением у китайцев территорий в Приамурье. Российская империя находилась тогда на пике своего военного могущества.
Однако такой подход грешит излишней прямолинейностью. Торжествующий Николай I 1850 года очень сильно отличался от униженного неудачами Николая I образца 1854–1855 годов, ни на того, ни на другого не был похож Николай I образца 1831 или 1826 года. И уж во всяком случае никто не мог предсказать ему величественную и трагическую судьбу в период детства и юности.
Николай – третий по счету внук Екатерины, после Александра и Константина. Из него с детства готовили командира, пригодного больше не для войны, а для парадов, и будущего главу инженерного ведомства. Во всяком случае, в дальнейшем он не раз демонстрировал хорошие инженерные знания и всегда с большим интересом относился к техническим проектам[198].
Когда Великая армия Наполеона вторглась в Россию, Николаю исполнилось всего 16 лет, он рвался на войну, однако получил от императрицы-матери Марии Федоровны решительный отказ и появился в войсках только в 1814 году, когда они уже приближались к Парижу.
В 1816 году для завершения образования он предпринял путешествие по России, затем побывал в Англии, где проявил большой интерес к промышленным и экономическим достижениям, но полностью проигнорировал все полезное, что можно было бы позаимствовать из государственного устройства.
В 21 год он женился на принцессе Шарлоте Прусской (1798–1860), дочери короля Пруссии Фридриха Вильгельма III, получившей после перехода в православие новое имя – Александра Федоровна[199].
Брак, несмотря на вероятные (хотя документально всерьез не подтвержденные) любовные увлечения Николая Павловича, оказался вполне счастливым: у супругов родилось семеро детей – три девочки и четыре мальчика.
16 августа 1823 года Александр I подписал манифест, согласно которому именно великий князь Николай становился новым наследником престола вместо женившегося на католичке Константина Павловича. Однако этот документ не обнародовали. Несколько экземпляров запечатали в пакеты с надписью: «Хранить до моего востребования, а в случае моей кончины раскрыть прежде всякого другого действия».
После смерти Александра I в Таганроге манифест огласили в Государственном совете, но Николай захотел, чтобы Константин Павлович вторично и уже на всю страну отказался от прав на корону, указав на то, что «Отречение великого князя не есть отречение императора»[200].
До получения из Варшавы соответствующих известей сам Николай, армия и чиновники принесли Константину Павловичу присягу как своему законному императору. После того как Константин повторно отрекся от престола, пришлось заново присягать Николаю. Естественно, подобная ситуация породила некоторую неразбериху, которой умело воспользовались декабристы.
Император Николай I
Последующие события, связанные с подавлением мятежа, естественно, произвели на Николая I тягостное впечатление, тем более что, как выяснило следствие, в планы наиболее решительно настроенных декабристов входило физическое устранение не только самого императора, но и всего Дома Романовых.
Николай I считал подобные замыслы почти святотатственными, поскольку для него было характерно обостренное чувство ответственности, подкрепляемое верой в Божественную волю, вознесшую его на вершину власти.
Даже такой не относящийся к его поклонникам деятель, как Отто фон Бисмарк, писал в своих мемуарах: «По природе он был идеалистом, хотя изолированность русского самодержавия и придала ему черствость, и надо лишь удивляться, как при всех испытанных им впечатлениях, начиная с декабристов, он сумел пронести через всю жизнь свойственный ему идеалистический порыв»