Понятно, что поскольку доступ в резиденцию был достаточно ограниченным, круг подозреваемых с самого начала оказался довольно узким. Первое подозрение пало на капитана Е.В. Варпаховского – адъютанта великого князя Николая Константиновича. В ломбарде, куда этот офицер сдавал свои вещи, обнаружили один из пропавших бриллиантов, но, по странному совпадению, в журнале регистрации человек, принесший камень, не был указан.
На допросах Варпаховский категорически отрицал свою вину и даже божился перед иконами. Тем не менее улики, хоть и косвенно, указывали именно на него, и руководившему следствием петербургскому градоначальнику Федору Федоровичу Трепову (1812–1889) удобно было бы направить следствие именно по этому следу. Однако градоначальник предпочел другую версию, обратив внимание, что Николай Константинович осыпал Фанни Лир многочисленными подарками, в число которых входили не только драгоценности, но и целые особняки в Павловске и Петергофе.
Великий князь Николай Константинович
Даже на первый взгляд стоимость этих «презентов» была столь велика, что оплатить их мог бы далеко не каждый из царских родственников. Трепов в очень деликатной форме попросил хозяев Мраморного дворца присутствовать на допросе Варпаховского.
Градоначальник сознавал, что Николай Константинович никак не относился к числу закоренелых преступников. Кража с его стороны вряд ли носила продуманный характер и объяснялась, скорее всего, временной нехваткой денег.
Отсюда вытекал вывод: присутствуя на допросе невинного (и к тому же своего собственного адъютанта) великий князь должен был раскаяться и сознаться в преступлении.
Получилось по-иному. Николай Константинович поклялся на Библии, что не крал, но заявил о готовности взять вину на себя, чтобы выручить Варпаховского[272].
Трепова отстранили от дела, которое перешло в ведение шефа жандармов графа П.А. Шувалова. Тот три часа допрашивал в Мраморном дворце арестованного в присутствии отца, который позднее в своем дневнике писал: «Никакого раскаяния, никакого сознания, кроме, когда уже отрицание невозможно, и то пришлось вытаскивать жилу за жилой. Ожесточение и ни одной слезы. Заклинали всем, что у него осталось святым, облегчить предстоящую ему участь чистосердечным раскаянием и сознанием! Ничего не помогло!»[273]Так и не добившись признания, Константин Константинович все же представил дело императору таким образом, что бриллианты с иконы украл его сын, чтобы удовлетворить материальные амбиции американской танцовщицы. По этому поводу созвали семейный совет, участники которого даже предлагали отдать Николая Константиновича в солдаты или отправить на каторгу. Остановились на том, чтобы объявить его душевнобольным и навсегда выслать из столицы. Николай Константинович лишался всех чинов и наград, исключался из гвардии, а его доля наследства передавалась другим братьям. Фанни Лир, разумеется, навсегда высылалась из России.
В этой истории много неясного. Удивляет пылкая готовность родителей поднять скандал из-за вопроса, который можно было без труда решить кулуарно, просто устроив выволочку своему сыну, а также непримиримость других Романовых, вплоть до государя императора. И это в отношении вполне достойного представителя младшего поколения семейства, уже зарекомендовавшего себя как перспективный ученый и храбрый военный! Складывается впечатление, что как человек яркий и способный Николай Константинович вызывал определенное раздражение и зависть у своих родственников.
Фанни Лир
Покинув под конвоем осенью 1874 года Санкт-Петербург, великий князь за семь лет сменил несколько мест ссылки – Владимирская губерния, Умань, местечко Тиврово близ Винницы. В 1877 году оказался в Оренбурге, считавшемся прифронтовой зоной, где он анонимно опубликовал свою работу «Водный путь в Среднюю Азию, указанный Петром Великим» и с несколькими спутниками совершил рискованное конное путешествие от Оренбурга до Перовска.
Казалось, искал способа отличиться, но при этом очередной раз усугубил свое положение, обвенчавшись с дочерью оренбургского полицмейстера Надеждой Александровной Дрейер. Синод венчание признал недействительным, однако новый император Александр III проявил к своему кузену гораздо большую по сравнению с другими родственниками лояльность, с его санкции морганатический брак узаконили и молодым предписали поселиться в столице Туркестанского края Ташкенте.
«Он спал на полу, на тюфяке, прикрывшись красным кумачовым покрывалом. Личные его траты ограничивались женщинами и попойками, что стоило в Ташкенте намного дешевле, чем в Петербурге или Ницце»[274].
Этот город был центром огромного региона, наполненного далекой от европейца, но манящей и экзотичной азиатской культурой. И Николай Константинович этим краем интересовался еще со времен молодости. Чтобы не привлекать излишнего внимания, он проживал под именем полковника Волынского. Взял себе псевдоним Искандер, напоминавший о популярном на Востоке Искандере Двурогом – Александре Македонском. Позже псевдоним стал фамилией, которую он мог передавать своим потомкам вместе с княжеским титулом.
Николай Константинович с Надеждой Александровной
Первая супруга родила ему двух сыновей – Артемия и Александра, но в 1894 или 1895 годах, расставшись с Надеждой Александровной, он женился во второй раз на 16-летней Дарье Часовитиной, из казацкого сословия, также родившей ему нескольких детей.
На самом деле расставание с первой женой не было окончательным, во всяком случае, в обществе он неоднократно появлялся с двумя супругами. Первая жена неоднократно ездила в Санкт-Петербург, пытаясь наладить отношения с высокопоставленными родственниками и, во всяком случае, смогла определить двух своих сыновей в самое престижное учебное заведение империи – Пажеский корпус.
С течением времени скандал стал забываться, а практически безукоризненное (если не считать матримониальных дел) поведение князя Искандера привело к увеличению сумм, отпускаемых на его содержание, до 200 тысяч рублей ежегодно.
Князь Искандер не был человеком корыстным и, получив от Николая II 300 тысяч на постройку дворца, пустил эти средства на возведение городского театра в Ташкенте. (Персональный дворец для князя Искандера построили, он стал достопримечательностью нынешней узбекской столицы.) Также он учредил десять стипендий для выходцев из Туркестана, обучавшихся в столичных учебных заведениях.
Николай Константинович стал, вероятно, первым из Романовых успешно занимавшимся бизнесом, приносившим ему до 1,5 миллиона рублей ежегодно. В Ташкенте им созданы и принадлежали ему мыловаренный завод, фотографические мастерские, бильярдные, ларьки по продаже кваса, завод по переработке риса, мыловаренные и хлопковые мануфактуры.
Одним из первых в Туркестане он приступил к строительству и эксплуатации хлопкоочистительных заводов, используя самые инновационные идеи того времени. Например, на его заводах существовал практически безотходный технологический цикл, когда семена хлопчатника, остававшиеся после переработки сырца в волокно, употреблялись в качестве сырья на маслобойнях, а жмых шел на удобрения и на корм скоту.
На случай, чтобы венценосные родственники не сократили ему содержание и не обвиняли в таком низком деле, как предпринимательство, всю свою собственность князь Искандер оформил на своих жен.
Кроме того, в истории Средней Азии он остался как организатор первого в Туркестане кинотеатра «Хива» в Ташкенте. Широкую известность и популярность у местных жителей ему принесли ирригационные проекты.
Дарья Елисеевна Часовити
Одним из любимых проектов великого князя стало восстановление «старого тока» реки Амударьи. Еще в 1879 году, в период пребывания в Самаре, он организовал Общество для изучения среднеазиатских путей, ставившее своей целью выбор направления туркестанской железной дороги и исследования поворота Амударьи в Узбой. В связи с этим Николай Константинович, опять-таки анонимно, опубликовал брошюру под названием «Аму и Узбой», в которой доказывал, что река неоднократно меняла свое направление «исключительно по воле человека». Среди прочего он писал: «Россия в течение последних 25 лет овладела большей частью Средней Азии, но некогда цветущий Туркестан достался русским в состоянии упадка. Он наделен от природы всеми благоприятными условиями для быстрого развития своих богатых производственных сил. Расширив оросительную сеть, раздвинув пределы оазисов, Туркестан можно сделать одной из лучших русских областей»[275].
План развернуть Амударью правительственные структуры не поддержали, но организованные по ходу его обсуждения экспедиции собрали огромное количество уникального материала, позволяющего лучше оценить хозяйственный потенциал Туркестана[276].
Первым из самостоятельно осуществленных князем проектов стало выведение канала, названного им Искандер-арыком, по правобережью реки Чирчика. На территориях, где находились несколько домов бедных дехкан, появилось процветающее селение с великолепным садом, названное в честь хозяина Искандером. Николай Константинович тогда же организовал в этих местах и археологические раскопки, артефактов эллинистической эпохи.
Для орошения Голодной степи в 1886 году великий князь за свой счет, потратив более миллиона рублей, приступил к прокладке канала между Ташкентом и Джизаком, что позволило основать двенадцать новых поселков. Возле селения Бекабад на прибрежной скале тогда была высечена крупная буква «Н», увенчанная короной, этот знак напоминал о царском происхождении князя Искандера.
По мере ирригации земель на них переселялись выходцы из России, чем великий князь очень гордился. Не раз он заявлял о стремлении «оживить пустыни Средней Азии и облегчить правительству возможность их заселения русскими людьми всех сословий»