Столик совсем небольшой, мы сидим близко друг к другу, касаемся коленями под столом и, если наклонимся, то вполне можем соприкоснуться носами.
Эта обстановка вызывает во мне смешок. С ребенком это никогда не выглядело так! А сейчас у нас словно свидание и вполне себе романтическая атмосфера.
– Тут хорошо, – говорит Марина, разряжая обстановку, пока ждем официанта.
На самом деле нам немного неловко, потому что разговор пока не завязывается. Мы, по сути, не были друзьями, просто росли в одном дворе, да и в детстве разница в семь лет ощущается очень уж сильно. Для меня она всегда была прикольной малявкой, которая часто была где-то рядом. Ну еще дочерью маминой подруги, но даже когда они приходили вдвоем к нам в гости, мы мало проводили время вместе. Уже тогда я пропадал на тренировках…
А после выпускного я свалил в общагу, потом переехал в другую квартиру, женился и совершенно забыл, что такая Марина вообще существует.
И вот совершенно случайно мы встретились, но отчего-то хочется поворошить то самое прикольное детское прошлое, в котором на самом деле осталось безумно много воспоминаний.
– Я раньше иногда ходил сюда с Дианкой, она у меня фанат вкусной еды.
– Я фанат еды в принципе, – посмеивается Марина.
– Значит, работаешь в лучшем месте на Земле?
– О да! Только сложно держать себя в руках, когда вокруг столько вкусного. Еще немного, и я перестану пролезать в дверь, – явно преувеличивает Марина.
– Ты прекрасно выглядишь, – говорю ей правду и замечаю, что она немного смущается, но вида не подает, я буквально улавливаю секундную эмоцию.
– Ты просто не видел меня до работы там, я была на размер меньше! – переводит она все в шутку, и как раз все это помогает неловкости окончательно уйти.
Нам приносят блюда, мы немного раскачиваем разговор. От вкуса рыбы до погоды, работы и, наконец, прошлого. Мы вспоминаем милые моменты, общих знакомых, даже наш двор и вечно недовольных соседок. Двадцать лет назад казалось, что мы с ней – два разных мира, которые не могут пересечься. А сейчас, в разговоре, становится понятно, что у нас довольно много общего было уже в то время! Только в свои семнадцать, конечно, никакого общего языка с десятилетней Мариной я заметить не мог. Здорово, что сейчас встретились.
– Ты не спешишь домой? – спрашиваю у нее, когда выходим из ресторана. – Никто не приедет мне бить морду за то, что я тебя украл? Хочу предложить прогуляться.
– Если бы был кто-то, кто меня ждет дома, я бы не пошла с тобой ужинать, Виктор, – говорит Марина, и вроде на губах улыбка, но в голосе слышна сталь. Я глупость спросил, да? Черт, да. Но я без задней мысли! Баран.
– Понял, принял, уяснил, – киваю. – Тогда прогуляемся?
– Можно, – она пожимает плечами.
– Тогда подожди секунду. – Убегаю от нее к машине, потому что все-таки на прогулке она замерзнет: прохладно. А у меня в машине вечно куча вещей, и толстовка тоже лежит. Она, конечно, не подойдет ей по стилю, но главное, что тепло.
Хватаю толстовку из тачки и возвращаюсь к Марине, как раз замечая, как она ежится от холода. Я угадал!
– Надевай, – протягиваю ей.
– Не думаю, что будет как раз, – хихикает она, но в руки все-таки берет. – Великовата да и стиль не тот, – продолжает шутить.
– Зато тепло. Быть здоровой тебе идет больше всего.
– Ох, Виктор, – вздыхает она и снова улыбается, – вытворил бы ты такое, когда мне было десять, я бы, наверное, и не разлюбила тебя тогда. Хотя после того, как ты меня при всей школе отшил… Твой брат громче всех смеялся. Как его? Егор, кажется… Вы вместе в хоккей играли.
– Ага, – рычу сквозь зубы. – Егор.
Егор… кость в моем горле этот Егор. Брат чертов. Да лучше бы он никогда моим братом не был! Ненавижу его, хоть и слово такое никогда не использую, но его ненавижу. Он заслужил каждую каплю этой ненависти. Я даже у родителей с ним не пересекаюсь. Отцы у нас разные, фамилии – соответственно. И я рад, что хотя бы это различие есть. Внешне похожи, говорят… Но этот факт меня очень бесит.
– Нет братской любви? – спрашивает, наконец-то натягивая толстовку. Огромная для нее! Миниатюрная девушка. – Ты чуть ли не рычишь.
– Не общаемся, да. Хреновый человек. А хреновых людей из своей жизни надо вычеркивать.
– Это точно… – говорит Марина негромко, и я снова слышу это в ее голосе. Абсолютное понимание и боль. В ее жизни тоже явно есть хреновые люди. – Надо вычеркивать. А если не вычеркиваются?
Она спрашивает, и при этом у нее дрожит голос. Мне внезапно хочется ее обнять, хотя таких желаний у меня давно не возникало ни к кому, кроме Мышки. Но то совершенно другие объятия.
– Значит, нужна такая помощь, которая точно вычеркнет. Все вычеркиваются, только методы нужны разные.
– Правда так думаешь?
– Да, – киваю. – Уверен на сто процентов. Иногда стоит обратиться за помощью, если нет возможности справиться самостоятельно. И… я намекаю на себя, – посмеиваюсь, когда Марина начинает искренне и в голос хохотать, вдруг расслабившись.
– Ты же вечно занят, – говорит она правду и бьет в самое сердце. Да, да. Я из-за этого семью потерял, ты абсолютно права.
– Ну, сейчас ведь не занят! – парирую. – Гуляем вот. И больше сегодня я никуда не спешу.
– Тогда… Раз уж мы люди взрослые, попрошу у тебя помощи. Можно?
– Какие вопросы? Давай, все решим.
– Там за нами с самой моей работы катается одна машина, – начинает она, останавливаясь посреди парка, и я напрягаюсь. Что, мать твою? – Если что, я знаю, кто там, и…
– Тот самый человек, который не вычеркивается? – догадываюсь.
Она кивает.
– Да. И человек совершенно не понимает слов, поэтому нужны действия. Я не прошу лезть в драку или лезть в целом, но… Господи, я чувствую себя подростком! Давай сделаем вид, что мы пара? Банально: я тебя обниму на прощание, ты возьмешь меня за руку. Это глупо звучит, наверное, просто он…
Мне плевать, как это звучит, если честно, потому что дрожи в ее голосе столько, что я бы сделал сейчас все, что бы она ни попросила. Буквально все. Взорвал бы планету, кажется, если бы нужно было.
Именно поэтому я не даю ей договорить и сразу беру за руку, как она и просила, и тут же ее глаза светятся благодарностью.
Я не могу лезть в ее душу и узнавать подробности. Мы всё еще фактически чужие люди, да и ей вряд ли будет приятен подобный допрос. Но если могу помочь такой мелочью, то обязательно помогу.
– Горячий, – улыбается, сжимая мои пальцы. – В одной футболке, а горячий. Как так?
– У всех спортсменов так, – пожимаю плечами, – закаленные же.
– Ужас. Я мерзну всегда! По дому хожу только в теплых носках, потому что если у меня замерзнут ноги, то завтра будет насморк… Это ужас. Иммунитет как у ребенка!
– Сейчас тепло? – спрашиваю и, сам не понимая, что делаю, притягиваю наши уже сцепленные ладони к лицу и пару раз обдаю их горячим воздухом.
Она молчит. Смотрит на меня как на дурака, а я дурак и есть, кажется!
– Сейчас – да, – отвечает спустя полминуты и снова улыбается мне, глядя в глаза.
Этот вечер особенный, просто потому что у меня сто лет не было таких вечеров. Я вполне могу назвать это свиданием, если честно, но, чтобы не спугнуть Марину, назову это так только в своей голове.
Мы гуляем около часа, но когда я вижу, что Марина уже устала, возвращаемся к машине. Приходится подавить в себе порыв донести ее на руках, потому что, во-первых, я совершенно не понимаю, откуда этот порыв взялся. И второе, Марине и так заметно неловко от нашей вынужденной близости, не решаюсь смущать еще сильнее.
На парковке стоит тонированный седан, смотрю на него пристальнее, чем на любую другую машину.
– Он? – показываю ей на тачку.
Марина молча кивает и прыгает в мою машину, когда открываю ей дверь.
Кто же ты такой, а? И какого черта пасешь девушку…
– Если надо его в лед закатать – я готов. Лед есть, каток тоже, – говорю, как только сажусь в машину, вызывая у Марины смешок.
– Не стоит, там ситуация… Короче, я тоже виновата, поэтому драк и прочего не хочу. Просто чтобы понял, что поздно пытаться и все.
– Прости, что лезу…
– Больше ничего не скажу, – отрезает сразу. – Поехали?
– Да, – киваю и завожу машину. Не буду лезть, говорил же, она не готова, да и в целом глупо это.
Адрес Марины помню еще с прошлого раза, когда мы подвозили ее с Мышкой. Но чем ближе к дому мы подъезжаем, тем больше во мне растет уверенность, что одну я ее до квартиры не отпущу, учитывая новые вводные о каком-то там мужике.
– Спасибо, что подвез, – говорит она, как только останавливаю машину, отстегивая ремень.
– Сиди, – как-то уж очень неожиданно рычу на нее, но это действует, и она и правда сидит.
Выхожу, иду к ее двери, открываю, помогаю выйти. Такого я тоже давненько не делал, но… ощущения приятные. Надо снова начать.
Беру Марину за руку, снова, как просила еще в парке.
– Спасибо за вечер, – говорит она и встает на носочки, оставляя на моей щеке поцелуй, а потом шепчет: – Прости.
Осталось добавить только «это для дела», честное слово. А меня все устроило, если что. Достаю с заднего сиденья ее букет, вкладываю в руки и снова тащусь от того, как он ей подходит.
– Я проведу тебя до квартиры, – говорю, не спрашиваю, потому что это точно сработает. И она даже не спорит, только легонько кивает и ведет меня к подъезду.
Молча, но напряжение вокруг просто трещит. Мне по-человечески очень хочется узнать, что вообще происходит, но по-мужски я молчу и просто выполняю то, что просит девушка.
Поднимаемся на второй по ступенькам и тормозим у, видимо, нужной квартиры.
– Ну, теперь точно спасибо за вечер, – говорит она, отпуская руку и разворачиваясь ко мне лицом. – И прости за спектакль.
– Забери обратно извинения.
– Если вдруг он там выйдет сейчас к тебе и постарается заговорить, ты… не слушай его, ладно? Мне стыдно, что я тебя втянула, но это словно моя последняя попытка избавиться от постоянного «хвоста».