– Проходи, ромашка тебя ждет, – улыбаюсь ему, – все равно ты не хочешь пока домой, я точно знаю.
– Конечно не хочу, – ворчит он, проходя за мной на кухню. – Мало ли что там происходит в мое отсутствие.
– Вить, – посмеиваюсь над ним и ставлю чайник, – они взрослые люди, разберутся.
– Это меня и пугает, что взрослые, – он ходит по кухне взад-вперед, не находя успокоения.
– Если что, я, как ответственный опекун, рассказывала Димке про контрацептивы, так что… – я откровенно издеваюсь, пытаясь сбить его ворчливость, но, кажется, делаю только хуже, хотя на деле мне дико смешно. Я кусаю губы, чтобы не хохотать во все горло, потому что больше чем уверена, что у детей так далеко сегодня ничего не зайдет.
– Издеваешься? – Он подходит ко мне в два широких шага, оказываясь катастрофически близко. Сейчас он точно дракон! Дышит так тяжело, что еще чуть-чуть – и начнет пыхать огнем, поджигая все вокруг.
– Капельку, – шепчу. – Ты слишком волнуешься, она умная девочка, да и Димка не сделает ей плохо, он на самом деле влюбился.
– Не особо твое успокоение мне помогает, чтобы ты знала, – ворчит он. – Они непослушные дети.
– Вот именно, – киваю ему, все еще не делая шага назад, хотя расстояние между нами просто минимальное. – Они непослушные дети, а ты будь послушным взрослым, дай им набить свои шишки и разобраться со всем самим.
– А если я не хочу быть послушным взрослым? – внезапно спрашивает он, вгоняя меня в ступор. Не понимаю, о чем он говорит? Опять собрался лезть в их отношения?
– Вить, я не вправе указывать тебе, но…
– Да, точно не буду, – перебивает меня он, а потом совершенно точно сбивает с ног и заставляет удариться головой.
Иначе почему мне кажется, что Громов целует меня?..
Я ничего не понимаю, мир кружится вокруг меня, заставляя теряться в пространстве. Я совершенно точно упала и ударилась головой, иного объяснения найти тому, что сейчас происходит, просто не могу.
Но я так отчетливо все чувствую… Его пальцы в моих волосах и руку на талии. Горячие губы и крепкое тело, которое, мне почему-то кажется, сможет защитить меня от всех бед.
Я совершенно точно сошла с ума или все-таки получила травму, но я цепляюсь за плечи Громова и встаю на носочки, чтобы прижаться к нему и быть ближе, насколько это возможно…
Меня морозит, голова кругом, но остановить все это просто не представляется возможным. У меня нет ни единого объяснения этому поступку, но я совру, если скажу, что не рада этому.
Поцелуй со вкусом боли пережитых проблем. Он горчит на языке, но в ту же секунду эта горечь растворяется и становится самой вкусной сладостью в мире.
Эта сладость проникает внутрь, и пара капель падают ровно на то пепелище внутри меня. Эти капли действуют как что-то волшебное… И та травинка рвется наружу, прорываясь сквозь все преграды. Одинокая, но такая важная! Она растет и тянется вверх, пока этот невозможный мужчина целует меня так сладко, как не целовал еще никто в жизни.
Это… не знаю. Ни капли напора. Ни капли борьбы. Просто вкусный поцелуй. Мы ласкаем губы друг друга и почему-то даже не собираемся отрываться, хотя я до сих пор краем своего адекватного сознания пытаюсь понять, что это вообще все значит.
Чайник свистит на плите, но это совершенно не мешает нам целоваться посреди моей кухни дальше. Я только слышу, как Громов шарит по плите, отключая ее к черту, и чайник замолкает… В комнате остается только звук нашего дыхания и сходящих с ума сердец. Красивая получилась симфония…
– Чай, – шепчу я между поцелуями, пытаясь обратиться к разуму, если его остатки есть хоть у кого-то из нас.
– Нет.
– Нет? – шепчу тихо, когда он берет мое лицо в руки и зацеловывает глаза и щеки. Боже… Сколько в этом грозном мужчине нерастраченной нежности! Я готова принять ее всю, если только он будет готов делиться ею именно со мной.
– Нет. Не хочу, – отрезает он.
Я чувствую, что мы куда-то идем, но совершенно не понимаю куда.
– Ты же хотел успокоительное, – задыхаюсь, когда ощущаю его губы на шее. Мы сошли с ума, да?
– Ты – мое успокоительное. Только ты.
Глава 24Виктор
Совершенно внезапно она стала тем светом, на который мне захотелось идти. Просто в одночасье я понял, что если не поцелую ее сейчас – то умру, ну точно.
Я хочу быть рядом с ней. Я хочу ее защищать. Помогать ей. Есть ее котлеты и вот так, как сейчас, целовать.
Как это называется?
Я черствый до чувств. Я грубый. Я не лучший вариант мужчины для жизни, я не сохранил семью, и примерным семьянином я тоже не был.
Я далеко не романтик. Я не умею говорить красивые слова и никогда не думаю о том, чтобы порадовать цветами без повода. Я херовый вариант, честности ради, и Марине наверняка нужен кто-то другой, особенно после всего, что она пережила.
Но почему-то до боли под ребрами мне хочется ее целовать и быть рядом.
А она почему-то меня не останавливает. А только задыхается от прикосновений и еле слышно стонет, словно давая мне зеленый свет на все, что творится сейчас в моих мыслях.
Сумасшествие… Я не планировал даже заходить к ней в квартиру. Хотел, как настоящий джентльмен, пожелать добрых снов у двери и уйти, а в итоге эти сны сам и ворую.
Но оторваться невозможно! Просто невозможно…
Мы куда-то идем. Я не понимаю куда, хотя сам веду ее.
Целую. Хаотично, везде. Щеки, веки, носик, шея, запястья… Целую без остановки, потому что тормоза сломались на сегодняшний день. Все. Если Марина не оттолкнет – то сам не прекращу уже.
Прибиваемся к стене. Я прижимаю Марину, нависаю сверху. Губы уже побаливают, она кусается… Но от этого еще жарче, еще вкуснее, еще нереальнее!
– Скажи, это реально все или я умом тронулась? – шепчет Марина, обнимая меня за спину.
– Если да, то и я с тобой, потому что не знаю, как там в реальности, но в нашем мире это происходит точно, – шепчу ей в губы и снова целую. Веки тяжелые, глаза закрываются сами по себе, как только губы касаются друг друга.
Все идет к сексу, я не идиот, мы не дети. Но… уверена ли она? Я не давлю? Не слишком тороплю ее? Между нами ни черта не ясно. Кроме того, что мы хотим друг друга. Достаточно ли этого или…
– Марин, – шепчу снова, громкости в голосе вообще нет. Она задирает руками мою футболку, заставляя снять ее и откинуть на пол. Это без слов, но звучит громче чем «да». – Ты точно готова?
– Я не девственница, Громов, такие вопросы задавать слегка поздно.
– Я догадывался, – посмеиваюсь ей в губы, когда она заводит нас в свою спальню.
Мы падаем на кровать. Сумасшедшие в своей страсти, просто ненормальные.
Я – сверху, и сейчас Марина кажется особенно маленькой и хрупкой. Во мне внезапно просыпается давно впавшая в кому нежность. Мне хочется целовать ее так долго, сколько она сама сможет выдержать…
Снимаю свитер, отбрасываю его на пол, впиваюсь губами в ключицы и шею, руками сжимаю бедра, скрытые тканью джинсов.
Мне мало. Мало всего, нереально мало! Прямо сейчас, когда она вся в моих руках, мне отчаянно хочется больше, еще и еще. Даже больше, чем могу взять, хотя это в целом невозможно.
– Мне кажется, что я тебя выдумала, – говорит Марина.
Снимаю с нее бюстгальтер, пару секунд просто любуюсь совершенным телом, пропуская ее слова мимо ушей. Она что-то шепчет, бормочет, я ни черта не слышу, кроме сладких стонов. Все уходит в чувства, их просто невыносимо много. Настолько, что даже больно оттого, что сковываю их внутри и не даю никакого высвобождения.
Накрываю губами соски по очереди, меня выносит от понимания, что мне позволено это делать. Я дохну оттого, что она стонет именно от моих рук и губ…
Не отпускаю ее грудь, довожу Марину манипуляциями до сумасшествия, хотя едва ли я вообще отдаю себе отчет в том, что делаю. Тело руководит само, есть только эмоции и чувства, голова не участвует.
Не отрываясь от занятия, расстегиваю джинсы, пока целую животик – стягиваю их вместе с бельем, следом снимая и отбрасывая к черту свои штаны и боксеры.
Кожа к коже, мы точно горим в этом сумасшествии, точно слетаем с катушек, позволяя себе делать все это. Марина горячая как печка и эмоциональная настолько, что я очень жалею, что не встретил ее раньше.
Стыдно признаться, но никогда в жизни мне так не сносило крышу от одних только поцелуев с девушкой.
Марина – словно что-то невероятное. Солнечный свет в моей жизни, напоминание о том, что я человек, а не робот.
Не хочу переставать ее целовать, переворачиваю на живот и покрываю поцелуями обнаженную спину, прикусывая горячую кожу и вызывая стоны.
Сжимаю руками бедра, меня так сильно кроет, что я банально боюсь сделать ей больно.
Пальцами касаюсь внутренней стороны бедра, чувствую ее дрожь, сам дрожу как мальчишка. Нетрудно догадаться, что все это время, что она живет в страхе, у нее не было мужчины. Да и я за год не то чтобы кого-то искал…
Мы словно ходим по краю, но не прыгаем в пропасть, пытаясь насытиться этими моментами «до». Я касаюсь пальцами ее влажной плоти и зажмуриваюсь от удовольствия от ее сладкого стона.
А дальше картинки меняются одна за другой, я теряю разум и летаю в пространстве.
Поцелуи и укусы, сладкие стоны от моих пальцев, желание присвоить себе и никому не отдавать.
Шепот. Громкий, оглушающий, просьба не останавливаться и полное отсутствие самоконтроля.
Мы сливаемся в одно целое и умираем друг в друге, я целую спину и кусаю горячую кожу, рычу и стону с ней в унисон, почти не веря, что происходящее реально.
Мы переворачиваемся на бок, я обнимаю Марину так крепко, как только хватает силы. Она хнычет от удовольствия, я двигаюсь быстро и глубоко, целуя шею и дотягиваясь до губ.
Она на спине. И царапает мои плечи, целуется и кусается, оставляя пару сильных укусов на груди в особенно приятные моменты.
Мы снова на боку, но уже лицом к лицу, кричим, тонем друг в друге и в этом удовольствии, целуемся, смотрим друг другу в глаза, находя там целые вселенные, и кончаем с громким стоном, не прерывая зрительного контакта…