Это сумасшествие чистой воды, это что-то ненормальное, из разряда фантастики.
Дышим тяжело, сердца выпрыгивают навстречу друг другу, разум проясняется, пытаясь вернуть контроль над телом.
Сожаления нет ни капли, меня выжало досуха, все эмоции обнулились.
Смотрю на Марину. Ее глаза закрыты, и она пытается восстановить дыхание, но мне до боли в ребрах страшно увидеть сожаление в ее глазах…
Она открывает их. А там – страх. Страх того, что она может встретить разочарование сейчас.
Наши мысли одинаковы, мне не нужно уметь читать их, чтобы увидеть все по глазам.
И когда мы понимаем, что никто жалеть не собирается, Марина говорит:
– Останешься?
– Само собой, – отвечаю ей и еще раз целую припухшие губы.
Останусь… Можно навсегда?
Глава 25Дима
Верчу в руках ключи, пока еду в лифте. Блин… Я почти не верю, что Палыч собственноручно дал мне их, явно же понимая, что я не упущу шанса пойти к Дианке.
Вообще происходит какая-то необъяснимая хрень вокруг нас всех. Такое ощущение, что нами кто-то руководит как куклами. Потому что за малое количество времени происходит просто необъяснимо огромное количество событий.
Я втрескался! Это как? Не бывает такого. Я даже подростком никогда не влюблялся. У всех первая любовь была, а я сразу знал, что не создан для такого. Одна девушка на долгий период времени? Ужас. Вот еще месяц назад я так и думал… А сейчас думаю о том, что не с одной страшно, а без нее… Как жить-то, если не захочет видеть меня больше? Я не понимаю, как буду с этим справляться. Именно поэтому надо сделать все, чтобы она захотела быть рядом.
У кого узнать, как стать идеальным парнем, которого не захочется отвергать? При этом идеальным только для нее. Она у меня с характером… А еще как-то так все это провернуть, чтобы ее отец меня не убил. И не выгнал из команды.
Палыч, правда, стал почему-то ко мне гораздо снисходительнее. Не знаю, что на него повлияло, но надеюсь, что это не затишье перед бурей и завтра он не решит сделать из меня огромную шайбу.
Похоже, что у них с Мариной что-то закручивается… Не понимаю пока что, потому что меня в целом никто ни во что не посвящает. Я и о том, что они знакомы, узнал случайно. Но смотрели они друг на друга сегодня не как просто знакомые… Да и домой пошли вместе. Во сколько вернется Палыч, чтобы я сбежал? И вернется ли сегодня вообще?..
Усмехаюсь своим мыслям: если вдруг Палыч с Маринкой станут семьей, это, конечно, будет увлекательно. Виктор Палыч – мой родственник? Ого…
Ловлю себя на мысли, что уже очень давно стою у двери и почему-то не вхожу внутрь. Волнительно на самом деле. Я никогда никому не говорил о чувствах, но вдруг в голове возникают слова, сказанные этим вечером. Что не надо признаваться в любви, если это пока не взаимно, чтобы не оттолкнуть девушку.
С одной стороны – дельный совет. С другой, Палыч мог сказать это только чтобы я отвалил от его дочери. Но потом он зачем-то же дал мне ключи… Бляха, как сложно-то, а! Я до сих пор не понимаю, что мне делать.
Открываю двери, все равно нужно идти внутрь, а там придумаю что-нибудь. В квартире совсем тихо, как будто Дианы тут и нет… Прохожу дальше, пытаясь ее услышать, и слышу то, чего вообще не ожидал.
Она плачет.
Черт…
Это из-за меня придурка, да? Ну зачем сразу реветь? Могла бы просто послать меня, наорать, да хоть ударить! Я не могу спокойно реагировать на слезы девушек. Много раз видел, как плачет Марина в свой самый сложный период жизни. Из нее со слезами, кажется, вся жизнь уходила, и я совсем не готов к тому, что у Дианы будет точно так же.
– Идио-о-о-от! – Слышу ее всхлипы и прислоняюсь лбом к двери ее комнаты. Точно обо мне. Войти или подслушать, чтобы понимать картину мира? – Неужели обязательно было все портить? Вот скажи мне, зачем он так? – говорит она кому-то, и я хмурюсь. Не понял! Кто это там у нее? Если Даня остался и клинья к ней подбивает, я его прямо с балкона ее комнаты на хрен и выкину!
Но ей никто не отвечает, и я пытаюсь себя успокоить. Возможно, она разговаривает с кем-то по телефону, тогда жить можно. С психами заходить к ней совсем не вариант.
– Мне казалось, что мы можем дружить и общаться, и даже несмотря на то, что папа вечно ворчал на него, он казался мне таким хорошим! – продолжает реветь она. У меня от ее слез сжимается сердце, это все уже, край? – Думала, не такой, как все… Как минимум не как тот козел, который на втором свидании пытался мне в трусы залезть и сделать своей очередной!
Оу, фак… Грешил, признаюсь. И частенько речь шла не о втором, а о первом свидании.
Но с ней-то иначе все! Неужели она не видит? Или я все-таки веду себя как идиот и обижаю ее?
Мать твою, а! Что делать? Надо идти и успокаивать ее, не вариант так долго просто слушать, как она плачет. Потому что я уже хочу найти того, кто ее обидел, и выкинуть с балкона следом за Даней.
Тихо захожу в комнату, стараясь не напугать ее, и усмехаюсь, когда вижу, с кем она болтает. С кошкой… Держит на руках полосатое создание и высказывает ей все свои переживания. Она на кровати полубоком ко мне, не видит, что я тут. Отличный повод свалить от девчонки и не трогать ее никогда больше, но…
Не могу. Не получается у меня совершенно. Ноги несут только к ней, а от нее – никак.
Я захожу тихо, но кошка замечает и начинает злостно шипеть. Ну конечно, давайте все дружно расчленим меня за то, что я просто влюбился! Диана сразу поворачивается ко мне, заметив недовольство кошки, и мигом перестает плакать.
На лице куча эмоций, от злости до растерянности, и я не нахожу ничего лучше, чем улыбнуться и сказать:
– Привет…
– Проваливай, – звучит в ответ. Она отпускает кошку, та, слава богу, не кидается меня убивать, но мимо проходит с о-о-о-очень осуждающим взглядом. Сама Диана резкими движениями стирает слезы с глаз и складывает руки на груди, делая вид, что она сейчас не плакала. – Что ты вообще тут делаешь?
– Твой папа дал ключи, – пожимаю плечами и улыбаюсь от реакции Дианы.
– Он не мог.
– Можешь позвонить ему и спросить. Он повел Марину домой, а мне разрешил подняться. Я не стал отказываться, я не идиот.
– Идиот, еще какой, – шмыгает она носом, – не знаю, зачем впустил тебя папа, но делать тебе тут нечего. Уходи.
– Я пришел поговорить, – решаюсь и подхожу к ней. Она пятится по кровати назад, упираясь спиной в изголовье, словно я могу сделать ей что-то плохое. Дурочка… да я руки скорее себе оторву.
– Я что, внезапно заговорила по-испански? Уходи, – ворчит она. Но глаза и нос все еще красные от слез, да и истерика ее не прошла, просто она пытается все это сдерживать, хотя подбородок дрожит.
Я не слушаю ее и не знаю, сыграет это мне на руку или нет, но… так чувствую. И как будто бы надо делать как раз так, как требует сердце.
Сажусь на ее кровать рядом, лицом к лицу. Кладу руки на ее колени, которые она притянула к груди, без слов прошу глянуть в мои глаза.
Блин… я просто смотрю на нее, а у меня все органы внутри переворачиваются. Как меня так затянуло? Как так вышло вообще? Мне даже шутки идиотские шутить не хочется, все чувства только на нее направлены. Капец. Я искренне верил в то, что все наши из «Феникса» гораздо больше придумывают о любви, чем чувствуют всё это на самом деле. Сейчас понимаю – ни черта. Все реально так, как рассказывал каждый из них. Я вечно посмеивался и думал, что меня такое стороной обойдет, а в итоге… Не обошло.
Она руки мои не отбрасывает, что меня удивляет, но и в глаза не смотрит. Зареванная… Хочется очень обнять ее, но чувствую, что получу, если еще раз распущу руки.
Что делать со всем этим – ума не приложу.
– Нам надо поговорить, – отвечаю ей и вижу замешательство в ее глазах. Ага, я тоже ничего не понимаю, но делать-то все равно что-то нужно.
– О чем это? – фыркает.
Если вспоминать, о чем она разговаривала с кошкой, то был кто-то, кто хотел развести ее на секс… Значит, надо объяснить, что мои мысли не были направлены в ту сторону. Но при этом все-таки последовать совету Палыча и не признаваться ей в чувствах.
Вау! Мы в тупике. Как здорово.
– Я идиот.
– Определенно, – кивает она.
– И дурак.
– Без сомнений, – соглашается снова. – Еще будешь перечислять?
– Не буду. Скажу только, что я не собирался ничего такого делать, чего бы тебе стоило бояться. Мне… хорошо с тобой. Обнял по-дружески.
– И в губы тоже по-дружески, да? Много у тебя таких друзей, Горин? – стирает она слезы с уголков глаз.
– Нет таких, – усмехаюсь, – думал, ты будешь первым и единственным таким другом. У тебя вот не было никогда таких друзей?
– У меня в целом не задалось с друзьями. Миллион знакомых и никого близкого, – пожимает она плечами и снова грустнеет еще сильнее. К списку моих достоинств стоит приписать еще и слово «бестолковый». Пришел успокаивать девушку, а сам довожу ее до слез по новой.
– Вот видишь, – киваю ей, несу какую-то лютую чепуху вообще, только бы отвлечь ее от грусти и мыслей о том, что я для нее самый хреновый вариант, – мы просто оба не в теме, а друзья так точно делают!
– Мы не будем так делать, – хмурится она. – Никаких поцелуев, Горин.
– А объятия? – прищуриваюсь. Вдруг прокатит?
Она задумывается и щурит глаза, точно как и я. Прикидывает, можем ли мы обниматься, но я решаю понаглеть и помочь ей сделать правильный выбор, хотя риск того, что с балкона вылечу я, особенно велик.
Просто подсаживаюсь к ней ближе, обнимаю за плечи и притягиваю к себе, второй рукой создавая кокон. А еще не сдерживаюсь и чмокаю в макушку: таких запретов не было, только на губы.
– Смотри, как хорошо у нас получается обниматься, – шепчу я ей. – И я клянусь, что никаких грязных мыслей за этим у меня не стоит.
– Ты чего такой хороший вдруг стал, а? – всхлипывает она, но из объятий не вырывается.
– Я всегда такой был, просто надобности доказывать тебе это не было. Я слышал твой разговор с кошкой… – Стараюсь не смеяться, а вот сама Диана хихикает. – И кем бы ни был тот козел – я не он. Мне хорошо с тобой, и я очень тактильный, поэтому, если перегибаю, можешь мне высказывать. Но не отталкивай, лады?