– Лады, – улыбается она и шмыгает носом.
Прорвемся, значит, если так просто и быстро смогли все решить.
Только вот что с чувствами своими делать сейчас, понятия не имею… Придется закрыть их на семь замков и не давать им выбираться наружу, пока сама Диана не решит, что я герой ее романа и она готова стать для меня больше чем другом. Видимо, так…
А дальше мы садимся друг напротив друга, и я пытаюсь ее разговорить и вытянуть из нее хорошие эмоции. О чем там можно говорить сутками? О погоде?
– Сегодня, кстати, теплый вечер. Хорошо, что мы впервые встретились не сегодня, да?
– Почему? – не понимает она.
– Мне не пришлось бы с тобой делиться толстовкой, а она тебе очень идет.
– Дим, притормози, пожалуйста, слишком сладко, – смеется она, но в итоге немного краснеет. – Давай лучше шутки свои дурацкие, а то ты так резко стал милым, что я не понимаю, ты ли это рядом.
– Неуклюжие люди на железной дороге делятся на две части, – выдаю первую чушь, которая вспоминается мне, и вижу, как глаза Дианы расширяются от ужаса.
– Горин! – вскрикивает она, но вижу, как старательно сдерживает смех. – Я шутку просила, а не… Кошмар какой! – Она закрывает руками глаза и все-таки хихикает. – Ты ужасен.
– Выбор был между этой шуткой и пошлятиной, так что…
– Выдавай вторую, я уже ничего не боюсь, – закатывает она глаза и улыбается.
– В русском языке нашли ошибку. Кровать – это не существительное.
– А что это? – хмурится она и явно ожидает подвоха. А он есть, все не зря.
– Это место имения.
Я вижу, как сменяются эмоции на ее лице, а потом она осматривает кровать, на которой мы и сидим, и немного отодвигается, увеличивая между нами расстояние. Но ничего не говорит, хотя думает много, я точно уверен.
– Без комментариев, – хихикает она.
И удивительно, но эти шутки, которые когда-то и помогли нам познакомиться, сейчас действуют тоже положительно. Диана расслабляется, и я с ней заодно, теперь веря в то, что я не самый ужасный человек в ее жизни.
И мы очень долго болтаем, обо всем подряд. Она рассказывает, какие фильмы любит, вспоминает детство, как занималась танцами, рассказывает, что переживает перед работой в нашей команде. Потом много спрашивает. Про родителей… И ревет, дурочка, а потом еще и извиняется, что спросила.
– Диана, елки-палки, я успокаивать тебя пришел, а ты рыдаешь опять, – говорю ей и снова обнимаю, прижимая к себе.
Она такая искренняя, такая эмоциональная, я таю, честно признаться, от этого. Девчонки сейчас поголовно все куклы фарфоровые, а она другая совсем, настоящая.
И да, я и правда стал слишком милым.
– Это так ужасно, – всхлипывает она. Прижимается ближе и носом ледяным утыкается в шею, а я поглаживаю по спине и просто влюбляюсь еще сильнее. – Мои развелись год назад, и хоть я понимала, что так будет лучше для всех нас, все равно тяжело переживала их разрыв, особенно то, что я перестану видеть одного из родителей. А тут… Ты же был еще таким маленьким! Я очень люблю детей и как представлю тебя маленького, одинокого… так и хочется обнять и пожалеть.
– Обнимай, жалей, – говорю ей, и она и правда начинает жалеть. Теперь не она к моей груди прижимается, а я к ее, она встает на колени на кровати, чтобы встать выше меня. Жалеет и правда как ребенка, я даже закусываю щеку изнутри, чтобы не вылить все эмоции. Это давно было, да, я пережил и научился жить самостоятельно, но от боли-то все равно никуда не деться. И тот факт, что она сейчас рыдает, переживая за меня, ранит сердце еще сильнее.
– Хочу, чтобы ты был счастлив, – выдает она фразу шепотом. – И чтобы никогда душа не болела больше.
– Представляешь, я как раз сейчас счастлив, – говорю ей, поднимая голову.
Она в ту же секунду опускает свою, оказываясь неприлично близко. Настолько неприлично, что почти касается своим носом моего.
И смотрит… Смотрит так пристально, словно может увидеть что-то новое в моих словах. Все еще обнимает за шею одной рукой, другой обхватывая мою голову, все еще плачет и жалеет меня, только словно зависает в мгновении.
Мне до боли внутри хочется ее поцеловать, но я ей буквально час назад обещал, что больше такого не повторится. И сейчас явно хочется сильно большего, чем простой чмок, как утром во дворе. Целовать так, чтобы руки дрожали, но…
Она меня грохнет, точно знаю.
И поэтому мне ничего не остается, как просто смотреть.
И удивительно то, что и она тоже смотрит… В глаза, а потом на губы. Слишком заметно опускает взгляд, и я непроизвольно облизываю их.
Кажется, это срабатывает для нее призывом к действию, я не знаю…
Но уже в следующую секунду я умираю оттого, что ощущаю ее мягкие, но ледяные губы на своих.
Она сама меня поцеловала, и этот факт сбивает меня с ног настолько сильно, словно мне двенадцать и это вообще мой первый поцелуй.
Мы просто прижимаемся губами, больше не происходит ровным счетом ничего, но даже от этого по телу словно пускают разряд тока. Глаза Дианы закрыты, а я не могу перестать смотреть на ее расслабленное лицо и трепещущие ресницы, но стоит ей только провести пальчиками по моей щеке, веки смыкаются словно по команде…
Мне так катастрофически мало, что я решаюсь испытать судьбу. По сути, варианта развития событий всего два: она либо оттолкнет, либо поддастся мне.
И я расслабляю губы, делая ими первое неспешное и аккуратное движение, пытаясь пробить эту стену. Она, наверное, потом будет жалеть, что сама же свои слова о том, что мы не будем целоваться, обнулила, но черт… Ее инициатива сейчас ощущается как самая крутая награда в мире.
И, кажется, сегодня планеты встали в ровный ряд, потому что Диана двигает губами мне навстречу, отвечая на поцелуй…
Легко, аккуратно и совсем нежно. Мы касаемся губами невесомо, словно вообще не целуемся, а только дразним друг друга, но от этих ласк бабочки появляются даже в моем животе, хотя я вообще не подозревал об их существовании у себя в организме.
Мы как будто изучаем губы друг друга, даже не подключая языки. Это даже для меня новый вид поцелуев, но я совру, если скажу, что мне не нравится эта нежность.
Пару минут длится эта сладкая пытка, Диана трогает мою спину, а я обнимаю ее за бедра, стараясь не распускать руки. Все так медленно и размеренно, словно у нас с ней есть все время в мире, и мне хочется верить, что оно у нас и правда есть…
Но потом до нее словно доходит, что произошло, и она отрывается от губ, все так же аккуратно, и просто открывает глаза, растерянно глядя на меня.
А я что? Я сегодня планку влюбленности уже задрал до самого неба. И хочу ее, сил нет… Идиотом надо быть, чтобы не хотеть, а я хоть и идиот, но точно не сейчас. Красивая, сумасшедше красивая просто, настоящая, искренняя. Если ее отец не убьет меня раньше, чем это сделает она, то когда-нибудь я на ней точно женюсь.
– Не смей, – предупреждает она меня, видимо думая, что у меня хватит дурости шутить сейчас по поводу того, что она сама же свои обещания раздавила.
– И не собирался, – шепчу я ей.
– Обещаешь, что ни слова не скажешь? Обещай, пожалуйста, что забудешь это как сон.
– Обещаю, – вру ей. Никогда не забуду.
Но это обещание действует удивительным образом, потому что под его воздействием меня целуют еще раз. И на этот раз совершенно не невинно, это… Страстно. Так что голова кружится с нереальной скоростью. В ней столько страсти, с ума сойти! А я такой голодный до всего этого, что хватаю каждое движение с особенными чувствами, впиваясь в губы и таки сжимая бедра пальцами.
Она тянет меня за волосы, выплескивая эмоции, целует-целует-целует и поддается моим губам. Языки сплетаются, я клянусь, что готов сдохнуть прямо сейчас!
Но неудобно просто с ума сойти, шея затекает, и я внезапно думаю о том, что потом, когда мы вдруг будем целоваться просто стоя, я буду поднимать малышку на уровень своего лица, чтобы ей не пришлось ощущать такой дискомфорт.
Чувства застилают разум, отчета своим действиям я уже не отдаю, хотя надо бы взять себя в руки и дать себе по затылку, чтобы не переборщить сейчас.
Я подхватываю ее под бедра и укладываю на кровать, разрывая поцелуй, и, наконец-то находя в себе силы, не тянусь обратно.
Это чертовски сложно, но переходить какие-либо грани не готов сейчас никто из нас.
И я вижу по глазам, что она точно так же погрузилась в омут эмоций и не отдавала отчет свои действиям, и только сейчас, когда пришлось все прекратить, до нее доходит, что мы творили.
– Просто нужно подышать, – говорю ей, стоя над ней на коленях.
Она не сожалеет, что меня радует, но паника в глазах присутствует. Диана встает, чуть пошатываясь идет к балкону и говорит мне, что подышит на балконе, явно намекая, что мне за ней не нужно.
Это верно. За ней сейчас ой как опасно. Мне бы на тренировку да отжаться бы раз сто… Ну или ледяной душ, тоже неплохо.
Но выбираю прогулку и, не трогая Диану, просто выхожу из квартиры, прихватывая с собой ключи, чтобы вернуться.
Мне тоже катастрофически сильно нужен свежий воздух.
Глава 26Виктор
Я так крепко не спал лет пятнадцать, наверное. Все время что-то отвлекало, а тут… Как младенец. Очень давно не ощущал ничего подобного, поэтому даже когда слышу звонок телефона – не могу проснуться. Хотя мелодия раздражает, и мне приходится тянуться рукой к тумбочке, чтобы нащупать телефон.
Но вот незадача… Тумбочки почему-то нет.
Вспоминаю, что мы переехали на новую квартиру и тумбочка у меня теперь с другой стороны. Тянусь туда, но натыкаюсь на стену. Какого хрена вообще?
С трудом, но открываю глаза и в полудреме не могу сообразить вообще, где я и что тут делаю. Телефон прекращает звонить, и я пытаюсь все-таки хоть что-то понять, но когда под боком кто-то сонно потягивается и кладет руку мне на грудь, прижимаясь крепче, все вспоминаю.
Я у Марины. И, черт возьми, теперь я понимаю, почему мне так вкусно спалось.