Но это такие мелочи на самом-то деле… Совсем мелочи по сравнению с тем, как он ведет себя со мной. Вел этой ночью и этим ужасным утром!
Ловлю себя на мысли, что если он вдруг еще раз чмокнет меня в губы или захочет обнять для фото, все, что я сделаю, – это прижмусь покрепче. И ни за что больше не буду на него ворчать.
Интересно, конечно, было завтракать в такой компании, но после всего пережитого – это последнее, о чем хотелось думать. Нужно только будет спросить у папы, где это он провел всю ночь и по какой такой интересной причине приехал с Мариной.
Если он скажет, что между ними ничего не было, я его стукну, обещаю…
Нужно собираться на работу, и мне приходится долго-долго ходить с охлаждающей маской, чтобы лицо после литров слез перестало быть таким опухшим. Собираться, кстати, таким составом тоже прикольно. Марина что-то делает на кухне, Дима с папой обсуждают хоккей, я пытаюсь скрыть круги под глазами консилером, стоя у своего прекрасного зеркала… Ну почти семейное утро! За исключением некоторых «но» конечно.
Мы все дружно обходим тему личных отношений, хотя невооруженным взглядом видно, что волнует эта тема всех присутствующих. Ох, предчувствую я такой же семейный ужин, где всем и каждому придется раскрывать карты.
– Классное зеркало все-таки, – внезапно врывается в мои мысли Горин, снова нагло, как и делает это всегда, но мне больше не хочется фыркать и я выбираю только улыбнуться и кивнуть ему. – Скинешь фотки со вчера?
Замечаю в отражении, как краснею. Почему-то… Фотки и правда получились классные, но вот это его «как мы смотримся вместе» заставляет меня смущаться. Правда смотримся, что ли?
Киваю ему, не говорю ничего, и он снова нагло-нагло входит в комнату и падает на мою кровать. Есть ли смысл его выгонять отсюда, если всю ночь он тут спал и чувствовал себя максимально комфортно? Думаю, что нет.
– Ты как? – задает вопрос.
Не надо. Очень-очень-очень зря это сейчас. Я плохо, но пока отвлекаю сама себя, то сносно. А если начну думать…
– Не спрашивай, – отмахиваюсь.
– Лады, усек, – кивает он и обнимает моего мыша, укладывая на него голову. – Волнуешься перед первым днем?
– Очень! – признаюсь ему. – Нам не хватает девчонок и нужно будет устроить набор. А еще там нет закрытого зала и тренироваться будем прямо в коридоре. Ну, в одном из, не проходной, большой, как холл. Это тоже очень волнительно. И вдруг у меня ничего не получится? Вдруг я буду плохим хореографом? И девочкам не зайдет… раньше-то мы просто танцевали вместе, а теперь я как бы на ступень выше, – начинаю тараторить от волнения, но Дима, кажется, обладает каким-то чудным талантом вгонять меня в ступор, отчего я перестаю волноваться.
Он появляется позади меня так резко, что я даже вздрагиваю, обнимает за талию, прижимая меня к себе рукой одним резким движением, и, глядя в глаза через зеркало, говорит:
– У тебя все получится, Ди. Ты – восхитительная.
И уходит.
Что…
Глава 28Марина
Дурдом какой-то… Иначе и не сказать вообще. Причем дурдом не у Громова, а в целом у нас всех.
Самая главная свалка всего и сразу – в моей голове. У меня нет ресурса анализировать произошедшее и пытаться понять свои поступки.
Почему переспала с Виктором? Потому что хотела. Все. Мне тридцать чертовых лет, я не должна оправдываться перед самой собой за свои сексуальные связи.
Почему хотела? Да потому что я устала от одиночества. Устала жить в страхе, устала не чувствовать себя женщиной, устала не получать ни капли любви и быть привязанной к одному сумасшедшему мужчине.
Громов – это колба из прошлого, которая взорвалась в настоящем таким ярким фейерверком, что он заполонил собой все пространство, не оставляя никакого выбора, кроме как утонуть во всем этом.
Я – сломанная. Как фарфоровая кукла, которая упала с верхней полки и разбилась на мелкие осколки. И эти осколки некому было собрать в одно целое и хотя бы криво, но попытаться склеить. Их просто выбросили. И мне ничего не оставалось, как научиться жить без огромной части себя. Без рук, ног… и сердца.
Виктор не нашел те осколки. Каким-то чудом за короткий срок он сделал нечто большее. Он подставил себя как опору, и я перестала ощущать свою неполноценность. Закрыл мои недостатки самим собой, при всем этом не являясь мне даже кем-то близким. Старый знакомый? Друг? Настоящий мужчина, который в один момент почему-то не отказался помочь? Или тот, кто подставил свое плечо в трудную минуту? Все это.
Он просто… не знаю. Я не знаю, как объяснить тот факт, что он заполонил все мои мысли и даже выбил себе местечко в давно израненном сердце. Рядом с ним я чувствую себя женщиной, черт, красивой женщиной! И когда случился тот внезапный поцелуй, у меня не было ни одной мысли о том, чтобы прервать это. Потому что понимала, что получу то, что никогда в жизни и ни от кого не получала. Потому что хотела быть желанной и самой красивой, и я не ошиблась: в сексе с этим мужчиной ощущать себя иначе и не вышло бы.
Я не знаю, что между нами сейчас. И, честности ради, не хочу даже пытаться понять. Просто пусть все будет так, как есть. Без лишних слов и условностей. Мы оба не готовы пока ни к каким серьезностям. Он развелся всего год назад после почти двадцати лет брака, отношения сложные, это тоже не проходит даром. А я… а я вообще ни во что не верю больше. И не умею любить. Зачем ему такой балласт в и без того непростой жизни?
Виктор вызвался отвезти меня домой по пути на работу, тем более вещи Димки, нужные для тренировки, тоже дома. Это так странно… Ехать всем вместе в машине. Со стороны почти идеальная семья. Родители, взрослые дети… Уют такой, если не знать всех подробностей.
Громов обещал мне не убивать Димку, сказал, что тот реабилитировался в его глазах после того, как показал хорошее отношение к Диане. Поверю на слово…
Мы тормозим в нашем дворе, и я машинально осматриваюсь, пытаясь увидеть знакомую и ненавистную машину. После того как Витя ударил Пашу, он не появлялся… Но я чувствую, что это не всё. Так просто и тихо он не ушел бы, и с каждой минутой, что его нет рядом, я все больше и больше ожидаю опасности. Но сейчас его нет, и я выхожу из машины следом за Димой.
– Горин, – окликает его Витя, – минута у тебя. Марин… – зовет и меня через открытое окно своей огромной машины. Оборачиваюсь. – Я напишу?
– Напиши, – киваю и ухожу к дому, пытаясь спрятать улыбку.
Напишет… А что напишет? Неужели захочет встретиться? Или что-то решил обсудить?
– Ну что? – спрашивает Дима с хитрой улыбкой, когда мы поднимаемся в квартиру. – Виктор Палыч скоро станет моим родственником?
По его ухмылке понятны все грязные мысли, и меня вдруг осеняет, что в квартиру надо будет залетать первой и быстро закрывать дверь в свою комнату, потому что что-то мне подсказывает: там оставлен такой беспорядок, что догадаться, откуда он, будет несложно. Тем более что Дима и так уже намекает, что все понял.
– А вот ты мне и скажи, – отзеркаливаю ухмылку. – Станет он твоим родственником или нет. Что с Дианой?
– Ну… мы помирились, – пожимает он плечами. – Она больше не злится.
– И всё? – хмурюсь недоверчиво.
– И всё, – кивает. Врет.
Мы заходим в квартиру, я сразу же лечу в коридор и закрываю дверь в спальню, надеясь, что делаю это максимально ненавязчиво, но по ухмылке Димы понимаю, что спалилась. Ну и к черту! Я взрослый человек.
– Ты собирался признаваться ей в любви, – напоминаю Диме и перевожу тему от нас с Виктором, пока он закидывает все необходимое в сумку.
– Я передумал, последовал совету Палыча, – опять пожимает плечами, бесит этим жестом, кошмар! – Что за любопытство, а? Теть Марин.
– Еще раз, и тебе придется искать новую крышу над головой, – шутливо угрожаю ему за чертово «теть Марин». Издевается, гаденыш, всю жизнь, и даже не совестно.
– И я тебя тоже люблю! Ушел! – кричит мне из прихожей и сразу же хлопает дверью.
Подхожу к окну, вижу, как Дима садится на заднее сиденье машины Громова и они уезжают на работу, а я снова остаюсь наедине со своими мыслями. Их очень много, буквально целый океан, но впервые за долгое время я стараюсь их не думать, а просто отпустить, чтобы лишний раз не травить себе душу.
Я решаю сделать уборку и начинаю со своей комнаты, но когда убираю постельное белье, перед глазами ярко пляшут картинки нашего секса. Точнее – тех двух раз, где я чувствовала себя настоящей богиней. Надеюсь, Громову было так же хорошо, как и мне.
В детстве у меня был явно хороший вкус… Проговариваю в своей голове эту мысль и начинаю хихикать сама над собой. Я в свои шесть, семь, десять и даже двенадцать и представить не могла, что спустя половину жизни я встречу Громова и… Да, в шесть я точно представить не могла, что буду с ним делать.
Стараюсь сдерживать улыбку, потому что привыкла скрывать эмоции, а потом вдруг думаю: а какого черта-то, собственно? Никого дома, я предоставлена сама себе, и это ведь лучшее время, чтобы просто расслабиться! Я так давно просто не расслаблялась… Душой, не телом. Именно поэтому я включаю музыку на полную громкость и, пританцовывая и подпевая любимым песням, продолжаю уборку.
Я давно не чувствовала себя такой в хорошем смысле пустой. Нет никакой тяжести от вины, боли, переживаний. Мне просто хорошо! И это «хорошо» ощущается так, словно там, за окном, нет ни единой проблемы в жизни. И даже несмотря на то, что это совсем не так, мне приятно и гордо за саму себя, что я хотя бы временно смогла ощутить эту эмоцию.
Меня хватает не только на уборку комнаты, но и на парочку вкусных блюд. Ума не приложу, куда буду все это девать, но готовить, пританцовывая, это слишком прекрасно, мне не хотелось прерываться!
Звонит телефон, я хватаю его не глядя и, только когда слышу голос Александры, быстро меняюсь в лице. Она, конечно, совсем не ведет себя как начальник, и общаемся мы довольно тепло, но наглеть я все-таки не привыкла.