– Ты меня сейчас трусом назвала, женщина? – смеется тут же Витя, подхватывает меня на руки и под мой счастливый визг заносит в номер и кидает на кровать, тут же падая сверху. – Мне просто хорошо с тобой. И я не хочу терять это чувство.
– Мне с тобой тоже, – признаюсь ему шепотом, и в следующую секунду он целует меня, окончательно выбивая себе место в моем сердце.
И в сексе этому мужчине тоже нет равных. Он делает все, чтобы я ощущала себя самой желанной и красивой. Так смотрит, трогает, целует. Мной никогда не восхищались, но он… Я не могла даже представить, что моя детская любовь станет моим спасением, когда мне будет тридцать. Мир не просто тесен, он еще и очень непрост. Не будь я в Витю влюблена все свое детство, было бы между нами все то, что происходит сейчас?
Я стараюсь быть тише, но с Громовым это почти нереально. Он кусает мои губы, помогая снизить громкость стонов, но от этого жеста удовольствие внутри меня очень быстро стремится к отметке максимум, что никак не помогает ситуации.
– Громов, – шепчу в его губы, лежа под ним и пытаясь собраться с мыслями, пока он ритмично двигается внутри меня. – Мы бесстыже громкие, ты в курсе?
– Ты мне что предлагаешь? – спрашивает он хрипло и вдруг замирает внутри. – Остановиться?
– Не-е-е-ет, – хнычу, когда он вдавливается максимально… Черт! – Пойдем в душ?
– Пошли.
Он соглашается сразу, встает, не выпуская меня из рук, словно знает, что ноги меня совсем не держат.
Мы идем в сторону ванной комнаты, но нам не хватает сил сделать буквально еще один шаг: Громов прижимает меня к стене, снова входит и двигается быстро-быстро, заполняя номер теперь не только стонами, но и жутко пошлыми шлепками.
Мы словно отключаемся от внешнего мира, снова утопая в своем личном, который создан только для нас двоих. Целуемся и надрывно дышим, тянемся друг к другу каждой клеточкой тела.
Цепляюсь за плечи Громова, вполне вероятно оставляя царапины, но иначе просто не получается! Он двигается еще резче и быстрее, доводя меня почти до пика, а потом отталкивается от стены и заносит наконец-то в душ.
Настраивает воду, пока я целую его в шею и грудь. Крупные теплые капли падают на спины и плечи, Виктор разворачивает меня спиной к себе, упирает грудью в ледяной кафель, прижимается близко, целует между лопаток… Черт. Еще минуту этой пытки я точно не выдержу.
И Громов, кажется, это понимает, потому что в несколько глубоких размеренных толчков доводит нас обоих до оргазма.
Пусто. В душе, ушах, мозгах – везде пусто. Только в сердце все под завязку наполнено яркими чувствами и эмоциями.
Я опираюсь на Витю спиной, зная, что он ни за что не даст мне упасть, и со спокойной душой расслабляюсь, улыбаясь от легких поцелуев в шею и плечи.
– Я хотел сводить тебя на свидание этой ночью, – шепчет он на ухо, – но там чертов ливень, который испортил все планы по походу в лес. Там прикольные дома отдыха и красивая территория, но боюсь, что мы утонем в грязи.
– Не хочу никуда, – шепчу ему, оказываясь окутанной теплым коконом рук. – И так хорошо.
– Останемся в душе до самого утра? – улыбается и прикусывает мочку уха.
– Виктор Палыч, – хихикаю, – какой пример вы подаете своим детям?
– Пацанам-то? Самый лучший. Вон почти все уже пристроены у меня. А кто воспитывал, а?
– Теперь я точно знаю, что скромность – качество вообще каждого хоккеиста, – посмеиваюсь, – а не только моего племянника.
– Горин хороший парень. Как выяснилось недавно, – выдыхает он так, словно ему приходится говорить эти слова через боль.
– Интересно, это поможет тебе принять факт того, что он встречается с твоей дочерью, более спокойно или нет?
– Не понял, – отстраняется Виктор. Тон голоса тут же меняется, и я смеюсь громко и искренне, понимая, что в этом случае не поможет уже ничего. – В смысле – встречается? Какого черта? Почему я не в курсе?
– Вить, – смеюсь, поворачиваясь к нему лицом, и касаюсь его щек ладонями, – они не вместе, дыши. Но, думаю, рано или поздно будут. Он нравится ей, она ему очень. Что их останавливает?
– Я, – рычит он.
– Ей не семь лет.
– Ну и не сорок же!
– Не сорок даже тебе, – снова смеюсь. Это самый лучший отец в мире, честное слово. – Или ты хочешь идти против ее счастья и стать тем, кого она возненавидит за то, что он не дал ей быть с тем, с кем она хочет?
– Может, он еще не захочет ничего, – снова ворчит. Я бы даже сказала, он дуется. Сразу же становится маленьким мальчиком, который не готов делиться тем, что любит.
– Возможно, – киваю. – Я не утверждаю, что они прямо сегодня начнут встречаться. Но если вдруг это случится, ты должен быть готов. В конце концов, когда-нибудь у нее в любом случае будет парень. Я вижу, что ты стараешься и очень доверяешь ее Диме. Но на случай, если это случится… Просто прими.
– Ты пытаешься защитить Диму или Диану? – посмеивается Виктор.
– Обоих, – закатываю глаза. – Мне кажется, они подходят друг другу. ДиДишки. Разве не прелесть?
– Марина Евгеньевна, – внезапно резко говорит он мне, теряя веселость этого диалога, – не очень удобно обсуждать детей, стоя голыми в душе, не находите?
– Да ну? – хихикаю, а потом непроизвольно прикусываю губу, когда он обхватывает ладонями мою талию. – И что же вы хотите обсудить?
– Я предлагаю обсудить наш с вами вечер. Как насчет того, чтобы заказать в номер вкусный ужин, а потом провести в постели весь оставшийся день? И ночь… И еще чуточку утро. Потом придется уйти на игру, и спокойствие до самого финала закончится.
– Звучит заманчиво, – говорю ему, поднимаюсь на носочки и сама его целую.
Рядом с ним я настоящая женщина. И мне так не хочется, чтобы это чувство меня покидало…
Глава 33Виктор
Марина спит в кровати, а я свалил на балкон и просто пялюсь на вечерний город. Хорошо так… Прохладно после дождя, но уже не холодно. Конец сезона, начало теплой весны.
В прошлом году никаких хороших перспектив в личной жизни я не видел, сейчас же… Сейчас в постели моего номера лежит девушка, которая перевернула мой внутренний мир. Приняла такого, какой я есть, со всеми недостатками, и стала той, ради которой мне хочется от всех до единого недостатков избавиться.
Чувствую, как губы растягиваются в идиотской улыбке от понимания, что я окончательно и бесповоротно влюбился.
Тихо возвращаюсь в комнату и выхожу в коридор, стараясь не разбудить Марину. Мои, как обычно, должны петь песни на этаже. Проверю, что всё в порядке, и вернусь к себе. Сегодня не хочу петь грустные песни под гитару, сегодня хочу быть сопливым влюбленным мужиком и обниматься всю ночь. Имею право.
Слышу любимую ими «батарейку» еще в середине коридора, негласно уже как будто наш гимн. Подхожу к ним, осматриваю: все на месте, сегодня даже с перебором, девчонки тоже тут. Все целы, никто не избит, что тоже плюс. Моя Мышка сидит в кресле-мешке, и я улыбаюсь ей, игнорируя тот факт, что в ногах у нее сидит Горин и поглаживает ее по щиколоткам. Я. Ничего. Не. Вижу.
– Виктор Палыч, к нам? – улыбаются пацаны, а двое партизан замирают на месте.
– Отдыхайте, я у себя, – киваю им и ухожу, пытаясь быть терпимее, как и пыталась научить меня Марина сегодня.
Но это капец как тяжело! Мне приходится взять все силы в кулак, чтобы хотя бы не попросить Горина, очень вежливо попросить, на хрен убрать свои лапы от моей дочери. Каким бы хорошим парнем он ни был, моя Мышка всегда будет для меня ребенком, которого я буду оберегать.
Возвращаюсь в номер, и вид тепленькой и расслабленной Марины погружает меня в спокойствие, но не успеваю я сделать и шага к кровати, как в кармане звонит телефон. Быстро убираю звук, надеясь, что Марина не проснется, и ухожу на балкон, прикрывая дверь.
Ирина. Доброй, мать твою, ночи.
Нет желания брать трубку, но игнорировать мать моего ребенка я просто не имею морального права.
– Слушаю, – говорю ей, открывая окно и облокачиваясь на подоконник.
– Вить… – говорит она виновато, – как дочь?
– В порядке.
– Она трубку от меня не берет. На звонки не отвечает.
– Интересно, с чего вдруг, – хмыкаю, психую, но стараюсь держаться. Скандал никому не нужен, наскандалили уже на сто лет вперед. – Наверное, не считает нужным после всего, что услышала. Думаю, ей обидно. Мы не поднимаем эту тему, чтобы ее не расстраивать.
– Она рядом сейчас? – голос Ирины кардинально отличается от того, что я слышал последние несколько лет. Кажется, только сейчас, вот так сильно обидев дочь, она вдруг поняла, где была не права.
– Нет. Мы на выезде, она с ребятами поет под гитару, я в номере у себя. Что-то ей передать?
– Что люблю ее, – всхлипывает она. – И прошу прощения.
– Не-не, это сама скажешь. Ей важно от тебя услышать. Но я постараюсь намекнуть, что тебе нужно ответить.
– Я вернулась в Питер, – говорит она тихо, шмыгая носом. – Тут много вещей Дианы, если… Если она сделала окончательный выбор, я могу отправить все, что тут осталось, или…
– Я думаю, мы приедем сами, – даю ей надежду. Я и правда думаю, что Диана отойдет. Они любят друг друга, просто характерами не сходятся. – Позже. Может, когда лето закончится? Как раз погуляем в Питере. Возьму недельку отпуска.
– С той девушкой? – грустно спрашивает она.
Киваю, но больше самому себе, чем ей.
– Ее зовут Марина.
– Она красивая, – шепчет Ира.
– Да, – улыбаюсь. – Она прекрасная.
– Перед вами я тоже хочу извиниться. Повела себя отвратительно, а теперь осталась совсем одна и не знаю, что мне делать, – впервые в жизни, кажется, Ира такая беззащитная. Это удивляет. – К психологу пошла, представляешь? Этот мужчина говорит, мне срочно помощь нужна. Докатилась…
– Все образуется, Ир. Вдруг влюбишься в этого психолога? – улыбаюсь ей. – Мы с Мариной зла не держим. Дианка тоже отойдет, ей нужно время, чтобы решиться на разговор с тобой. И… ты тоже меня прости. Я только сейчас понял, каким нужно было быть семьяни