ном, чтобы все были счастливы.
– Да ладно! – Я слышу в голосе улыбку, несмотря на то, что она все еще всхлипывает. – Все мы делаем ошибки. Оба хороши. Что, тогда… Жду вас в Питере на чай?
– Жди, – киваю и чувствую, как огромный камень падает с души. – А с дочерью поговорю. Она у нас мудрая девочка.
– Да, это правда. Доброй ночи, Вить.
– Доброй, Ира.
Я кладу трубку и понимаю, что этот разговор был нужен как никогда. Я рад, что Ира хочет извиниться перед нашей дочерью, и рад, что нашел силы извиниться сам. Это жизнь. Так случается. Но кому нужны чертовы ссоры?
– Виктор Палыч, вы очень хороший человек, – слышу я заспанный голос Марины и чувствую, как она обнимает меня со спины. Улыбаюсь и наслаждаюсь этими прикосновениями еще минуту, а потом поворачиваюсь лицом к ней и обнимаю ладонями за шею, чуть приподнимая голову, чтобы смотреть ей в глаза.
– Поедешь в Питер со мной? И с Дианой. И, чует моя пятая точка, с Гориным еще, – усмехаюсь. Семейство.
– В Питер? Когда?
– В конце лета, думаю.
– Ты загадываешь так далеко? – искренне удивляется она, хлопая густыми ресницами.
– Далеко? Меньше полугода.
– Ты хочешь быть со мной и через полгода? – спрашивает она тихо и таким тоном, словно это и правда удивительно для нее.
Пальцем правой руки глажу ее по щеке, молчу немного, анализируя ее слова, оставляю мягкий поцелуй на губах и шепчу то, что сидит у меня в душе:
– Кажется, я хочу быть с тобой не только через полгода, но и спустя кучу лет. И кучу жизней. Каждую новую жизнь моя душа будет искать тебя. Я так чувствую. Ты – моя. И я не готов отпускать.
Глава 34Диана
Я не знаю, что говорить… Но, кажется, молодой человек, которому я несколько дней назад запрещала себя целовать, теперь мой парень. Упс.
Что-то пошло не так в жизни Громовой Дианы Викторовны, как и последние восемнадцать лет, все в очередной раз перевернулось с ног на голову, и в этот раз я решила попробовать не протестовать против этого переворота, а… принять его.
Получилось довольно неплохо.
Мы вернулись в кафе к ребятам насквозь промокшие, никому ничего не сказали, но сели вместе и укутались одним пледом, который принес официант. Мне кажется, все всё поняли… А если нет, мне все равно. Главное, чтобы Вика поняла, а то, как выяснилось, я еще и ревнивая. Ужас!
Потом мы переждали дождь, вернулись в гостиницу, разошлись по своим номерам, а через полчаса Горин пришел ко мне и заварил горячий чай, чтобы я не заболела, поцеловал в нос и свалил на тренировку.
Я пошла к девчонкам, и мы поболтали, как и хотели, даже помирились с Викой. Не то чтобы мы ссорились… Но она на карандаше у меня теперь, ага. Слежу!
После тренировки уставший и дико пахнущий гелем для душа Горин притащился ко мне и позвал в холл снова со всеми петь песни под гитару. Я побежала даже без раздумий! В прошлый раз мне так понравилась эта традиция, что я решила с удовольствием стать ее частью. Дима вел меня по коридору за руку, и это казалось таким милым жестом, что я растаяла еще больше.
С ума сойти! Вчера не верящая в любовь и не готовая к отношениям, а сегодня готова целовать этого невыносимого парня каждую минуту. Как все быстро меняется в жизни… И мне только восемнадцать! А дальше что будет? Глядя на папу, могу сказать, что там все еще стремительнее идет, однозначно.
Пока мы поем песни, Дима гладит меня по икрам и щиколоткам. От легкой щекотки бегут мурашки, и я опять чувствую внутри порыв поцеловать его. Еле сдерживаюсь! Это всегда так будет, что ли?
Замечаю папу и замираю на месте, надеясь, что он не настучит нам по шапкам сейчас, но-о-о-о папа выглядит довольным, как кот, который объелся сметаны, и не говорит нам ни слова. Как и я ему о том, что у него отпечаток помады в уголке губ.
Улыбаюсь. А я сразу говорила, что они идеальная парочка! С мамой у них было совсем не то… Она звонила, кстати. И написала пару сообщений. Я не решилась открывать их, но обязательно сделаю это, когда мы вернемся домой. Мне больно, конечно, за те слова, но я знаю, что мама не со зла. Она все годы была рядом, и я ни единого дня не чувствовала, что нежеланный ребенок. Эти слова сказаны в сердцах, и я обязательно поговорю с ней. Только немного позже. Пока я не очень готова.
Мы поем до самой поздней ночи, но все равно приходится расходиться, как бы хорошо вот так всем вместе ни было. У мальчиков завтра игра, и нужно хорошо отдохнуть, а дальше… Путь к финалу. И с кем мы будем играть там, узнаем как раз завтра, потому что «Феникс» на первом, а второе и третье идут впритык. И… либо «Титан», либо «Барс» будут нашими соперниками. Волнительно очень.
– Всем доброй ночи, – говорю, вставая со своего места. Все расходятся, и мы не исключение. Дима снова берет меня за руку, и я с улыбкой на губах переплетаю наши пальцы, двигаясь к номеру.
– Удивительно, что я еще жив после того, что Палыч увидел, как я тебя трогаю, – смеется Дима, когда мы идем по коридору к моему номеру.
– Возможно, твоя тетя усыпила его бдительность, – хихикаю. – Ну или он решил, что ты достоин оставаться в живых. Хотя бы до финала!
– Да, они с Мариной те еще партизаны. Молчат, как будто все вокруг слепые и никто не понимает, что между ними.
– Между ними что-то взрослое, нам не понять, – отвечаю ему и поворачиваюсь лицом к лицу, когда мы подходим к двери моего номера.
Расставаться совсем не хочется… Эти первые часы осознания, что мы вместе, хочется провести в обнимку, но… Мне немного страшно. Если я приглашу его к себе, он может подумать что-то не то, а я пока совершенно ни к чему не готова и логично не хочу торопить события.
– Я зайду утром? – спрашивает Дима. Киваю. И так не хочу его отпускать…
Он тянется к моим губам, и я без капли сомнений тянусь навстречу. Эти самые вкусные поцелуи сводят меня с ума… Мы не отрываемся друг от друга пару минут, а потом я вдруг слышу голос папы! Какого черта он вообще не спит до сих пор?
В панике затаскиваю Диму в номер и закрываю дверь, даже не представляя, куда делась бы папина лояльность, если бы он увидел, как мы целуемся. Мне кажется, он забыл бы слово «спокойствие». Возможно, я драматизирую, но от греха подальше!
Дима смотрит на меня непонимающе и с улыбкой, когда я поворачиваюсь к нему и тяжело дышу.
– Там был папа! – говорю ему почему-то шепотом. – Побоялась, что он тебя убьет.
– И как мне теперь назад идти? Вдруг он вышел, чтобы меня караулить? Надо было выталкивать в другую сторону тогда уж, – усмехается он, а мне вот не смешно совсем!
А если Дима прав? А если папа все еще в коридоре или зачем-то снова там окажется? Он его убьет точно, если увидит, что Горин выходит ночью из моего номера. Мы даже не найдем секундочки на объяснения!
– Значит… – Вдыхаю воздух поглубже и решительно говорю ему: – Ты спишь сегодня здесь!
– О как! – смеется он. – Я на первом свидании с девушкой в одну кровать не ложусь. Я не такой!
– Ой ли, – хмыкаю. Знаю я, какой не такой… – Себе-то не ври.
– Громова, ты серьезно?
– А ты хочешь повидаться с моим отцом? Тогда иди, – говорю я, забирая из чемодана пижаму и направляясь в ванную. – А я в душ. До завтра.
И каждую секундочку в душе мне интересно: ушел или нет? В ванную не врывается, уже спасибо… Хотя тут вполне надежный замок, если что. На всякий случай об этом думаю.
Никуда не тороплюсь, нежусь под горячими струями, будучи уверенной, что Горин все-таки давно ушел, танцую перед зеркалом, надеваю пижаму, выхожу из ванной, и…
– Ой! Дима…
Дима сидит в кресле, а в руках красивый букет цветов. Яркие хризантемы разных оттенков собраны в один букет, от которого я не могу оторвать взгляда. И даже когда Дима встает и подходит ко мне: все равно смотрю на цветы. Но… цветы! Они очень красивые, но ведь завянут, а могли бы красиво цвести на клумбе, и…
– Не подходит тебе тот цветок с улицы, – ворчит он, вспоминая прогулку и Даню. – Ты – это яркость, нежность и дерзость в одном флаконе. Я обязательно найду более подходящие цветы для тебя, но пока курьер быстрее всего смог доставить именно эти. Они в горшке, к слову, – улыбается он, демонстрируя, что это действительно живые цветы! Они не срезаны, растут в горшке для пересадки прямо таким ярким букетом.
– Дим… – шепчу и зарываюсь носом в букет, вдыхая приятный аромат. – Ты откуда милый такой?
– Да прикинь, девчонка одна делает со мной что-то, сам не пойму. Первый раз в жизни букет выбирал, представляешь?
– Я сейчас в тебя влюблюсь, и ты пожалеешь об этом, – смеюсь, говоря все в шутку, но…
– Не пожалею, – говорит он серьезно. – Я вообще-то как раз этого и добиваюсь.
Смотрю в его глаза. Светлые и чистые. Кажется, я знакомилась совершенно с другим парнем, но на самом деле он вообще не изменился. Просто открылся мне с другой стороны. И каждая из его сторон мне очень нравится.
Я молча забираю у него букет, ставлю цветы у зеркала. Возвращаюсь к Диме и без лишних слов тянусь к нему за поцелуем. Просто так чувствую.
И дело не в букете цветов. Дело в его искренности и моих чувствах. Я представить не могла, как можно ошибаться в человеке, видя только одну его сторону. Дима – гораздо глубже, чем показывает окружающим.
Он мгновенно поднимает меня на руки, заставляя обхватить его ногами, и перехватывает инициативу, целуя глубже. Набрасывается ураганом снова, но я буду бессовестной лгуньей, если скажу, что мне совершенно это не нравится.
Каждый поцелуй с этим засранцем жарче и вкуснее предыдущего, и мне даже на секунду становится очень неловко, когда Дима со мной на руках садится на кровать и я оказываюсь сверху.
Меня немного смущает наше положение, но его губы и крепко обнимающие руки так сильно расслабляют, что я уже через минуту забываю о какой-то там неловкости или неудобстве.
– Приворожила меня, что ли, ведьма, – шепчет Дима в губы между поцелуев, – спать даже нормально не могу, постоянно о тебе думаю. Говорил Палыч, что заиграю, когда влюблюсь. И сработало же… Влюбился как идиот.