ную. Похоже, в больнице что-то случилось.
Наверняка молодая мамаша устроила очередной скандал. Поводов ей не надо – вернее, повод Ритка найдет всегда.
Позвонить Поле, спросить? Нет, не было сил.
«Ладно, надо поспать, потом разберемся», – подумала Лиза.
На душе было тревожно: всем сердцем чуяла, что все самое плохое только начинается…
«А ведь говорила, предупреждала, что с Риткой связываться не надо! – в который раз подумала она. – Так нет, не послушался. Как же, выручить друга! Какого друга? Чаи-кофеи на кухне вместе гоняли, вот и вся дружба. Пожалел на свою голову. Если не на мою…
Господи, ну как же воняет перегаром!» – скривилась она, засыпая.
Но поспать не удалось. Она проснулась от громких стонов Дымчика.
– Что случилось? – спросила сонная Лиза.
Дымчик поднял голову и посмотрел на нее мутными, пьяными, растерянными глазами.
– Влип я, вот что, – всхлипнул он. – Банально влип. Ты бы видела, что творит эта стерва.
И самое главное, – всхлипнул он, – я, Лизка, не знаю, как выбираться из этого дерьма!
– По порядку и подробно,– спокойно потребовала Лиза.– И еще: успокойся. Все решается. И с этой мы разберемся. Не умнее нас – что мы, не справимся с тупой капризной бабой? Ну расскажем все, во всем признаемся. А они пусть сами разбираются – Ритка, Полечка, Васильич… Они ж семья. Пусть Жеку этого отыщут, у Васильича большие возможности. Найдут, прижмут – не отвертится! Мы разберемся, Димка. Я тебе обещаю. Так что там случилось?
Она видела, как он оживился, расслабился и повеселел. Попросил бутерброд и таблетку анальгина, и прикрикнул еще вслед:
– Только не с сыром, слышишь, Лиз! С колбасой или ветчиной. И кофе, Лизок! Свари мне кофе!
Она вздохнула. Сварила крепкий кофе, положила две ложки сахара, сделала два бутерброда – один с колбасой, второй с бужениной, пробормотав: «Спасибо, Полечка. Если б не твоя забота, остался бы зятек твой голодный!»
И вдруг ей стало смешно: зятек, как же!
Дымчик с удовольствием пил кофе, жевал бутерброды и продолжал бурчать:
– Прости меня, Лизка. Прости, что не послушал тебя. Дурак я конченый.
«Конечно, дурак, – подумала она. – И все-таки я тебя, дурака, люблю».
Перед выпиской началась суета. Звонила Полечка и поносила, как она выражалась, зятька.
– Ни на что не способен! – возмущалась она. – Ни украсть, ни посторожить! Говорю ему: список даю, что купить. А он – вы сами, Полина Вячеславовна, мне некогда. Как тебе, а? Бесполезное существо, и что моя Ритка в нем нашла? А ведь мог бы пойти в валютку на Профсоюзную, и все по списку – пеленки, ползунки, бутылочки, соски… Некогда ему! Вот придурок!
Лиза еле сдерживалась, но молчала, советов не давала. Знала – Полечка поворчит, повыступает и все сделает. К тому же и у нее есть доступ в закрытую секцию: муженек обеспечит.
А если купит пеленки и распашонки в обычном «Детском мире» – так тоже не велика беда, они-то выросли, и ничего. А из этой малышки уже принцессу делают: все импортное, все за валюту.
Одну изуродовала, теперь вторую будет уродовать…
Выписка была назначена на следующий день.
Вечером вернулся расстроенный Дымчик и, усмехнувшись, сказал, что теща приказала купить букет. Да не простой, а шикарный.
– Как тебе? – вздохнул он. – Конечно, такое событие – Ритуля родила, всех осчастливила. А меня в особенности.
Он вздохнул и отвернулся к стене. К Лизе он в тот вечер не прикоснулся. Даже не обнял.
Утро было тоскливым. За окном стоял плотный густой туман, окна текли влагой, на улицу выходить не хотелось.
Остаться бы дома, испечь яблочный пирог, заварить крепкий чай и залезть под одеяло. Пить чай с пирогом и читать вслух новую книгу – интересную, не оторваться. Читать и обсуждать. Как было раньше. Но как раньше больше не будет. Или не все потеряно?..
Это был их с Дымчиком ритуал: читали по очереди вслух. Лиза – спокойно и монотонно, а Дымчик устраивал целое представление: читал по лицам, делал «страшные морды», повышал и понижал голос, – словом, как настоящие профессиональные артисты по радио. Лиза любила «Театр у микрофона».
Лиза слушала «Театр» на кухне, готовя обед или гладя белье. Отвлекало и увлекало. Особенно хорошо читали Плятт и Раневская, Ираклий Андроников и Петр Журавлев.
Но нет, тихий выходной не предвиделся, и, выпив чаю, они молча стали собираться.
Уже у двери Лиза всплеснула руками и ахнула:
– Дымчик! Цветы!
– Купим по дороге, – буркнул он. – Подумаешь!
Купим, ага. Или не купим – как повезет. Достать цветы было делом нелегким. Дай бог, чтобы бабули у метро продавали. Но такая погодка… Вряд ли кто-то появится.
На улице начал накрапывать дождь.
– Одно к одному, – подняв воротник куртки, бурчал Дымчик, – погодка под настроение.
В цветочном были только подсохшие фиалки и полуживая герань, да и те в горшках.
И сколько Лиза ни умоляла продавщицу, сколько ни объясняла ситуацию, та молча, как истукан, качала головой.
Вышли расстроенные.
Лиза с укором смотрела на Дымчика. И что теперь делать? Полечка права, без цветов выписки не бывает. Наверняка устроит скандал.
Подошли к метро. Никаких бабулек.
И вдруг везение!
Со всех ног Лиза бросилась к только что вышедшей из метро маленькой старушке, с головы до ног укутанной в брезентовый дождевик. В руках у бабули было ведро с огромным букетом садовых ромашек, завернутых в целлофан – крупных, каждая размером с небольшой подсолнух.
Бабуля огляделась, увидела ящик, подтащила его к самому выходу, уселась, поставила перед собой ведро и начала разворачивать куль с цветами.
– Берем все, скопом! Ну, повезло!
Через пять минут они спускались в метро. Дымчик тащил букет, который закрывал его наполовину. Следом семенила с ведром бабулька и не переставала причитать – как ей, спасибо Господу, повезло!
– Ни часу не сидела, ни получаса, в минуту взяли, а? Вот уж спасибо!
Когда они подходили к больнице, дождь кончился, и сквозь оставшиеся тучи начало пробиваться бледное солнце. Небо – низкое, мрачное, серое – на глазах открывалось, светлело.
Полечка с недовольным лицом ждала их у входа.
– Подожди, – сказал Дымчик Лизе. – Слушай, давай после выписки к тебе, на Кировскую? Не ко мне, а к вам.
В голосе звучали испуг и мольба.
– К нам? – медленно повторила Лиза. – На Кировскую? Зачем?
– Лизка!– взмолился Дымчик.– Как ты не понимаешь? Я же там, у себя, с ней – с ними – повешусь! Я же чокнусь там, Лиз! Еще и без тебя… А на Кировской – там мы вместе! Ты и я. А они – сами по себе, понимаешь? Нет, что надо я помогу, в магазин там, в аптеку. И постирать могу. Зато мы будем вместе, Лизка! Ты только представь, как я там с ними один! Мне страшно, Лиз… Ты меня… заберешь?
Лиза молчала. Ну да, все так. Ритка замучает его, по всем позициям замучает, Ритку мы знаем. И ночью вставать заставит, и стирать, и гладить, и гулять с коляской. Ритка известный манипулятор. И вообще неизвестно, что придет этой стерве в голову – захочет удержать Димку и затащит в постель.
«А у меня мы и вправду будем вдвоем. А уж я-то с ней справлюсь».
– Хорошо, – вздохнула Лиза. – Попробуем. А если Ритка упрется и не согласится, что тогда?
Дымчик вздохнул и развел руками:
– А тогда… тогда шантаж, Лиз. Она испугается.
– Пошли, – вздохнула Лиза, – а то Полечку удар хватит.
Глянув на ромашки, Полечка с презрением усмехнулась. В ее взгляде читалось: «А что от тебя, дурака, можно ждать?»
Минут через десять вышли – медсестра, нянечка и молодая мамаша. Медсестра держала бледно-розовый, перевязанный малиновыми бантами, сверток с младенцем.
Из свертка выглядывала крошечная головка в розовом чепчике. Личико девочки – сморщенное, красное, с закрытыми глазками, – казалось игрушечным, ненастоящим.
Медсестра протянула розовый сверток Дымчику – он отшатнулся, отпрянул и с испугом глянул на Лизу.
Но сверток резво перехватила Полечка.
Ритка – бледная, похудевшая, измученная – стояла поодаль. Казалось, – все, что происходило в холле родильного дома, ее не касается. И еще – что больше всего на свете ей хочется сбежать.
– За такси иди! – зыркнула на Дымчика теща.
Дымчик послушно выскочил на улицу.
Лиза молчала. Ритка зевала и терла глаза.
Уселись в машину. Полечка с девочкой впереди, все остальные на заднем сиденье.
– На переднем с ребенком нельзя, – буркнул водитель. – Назад садитесь.
– А ты вези аккуратно, – посоветовала Полечка. – Как самое дорогое, что у тебя есть. И все будет нормально.
Полечка назвала адрес, но ее перебила Лиза:
– На Кировскую, – сказала она. – Дом номер двадцать пять.
Полечка обернулась. На ее лице было написано полное недоумение.
– Какую Кировскую, Лиза? Ты спятила?
– На Кировскую, – решительно повторила Лиза. – Так будет удобнее. Тебе некогда, на тебе больной муж. А там я помогу – не забывай, я почти врач! Там нас будет трое, как-нибудь справимся.
И Лиза посмотрела на зевающую Ритку.
– Рит! Ты меня слышишь?
Ритка кивнула.
– Ты согласна? На Кировскую?
Ритка еще раз зевнула и наконец ответила:
– А мне по барабану. Хоть на Фрунзенскую, хоть на Кировскую, хоть в темный лес. Все равно жизнь закончилась. Езжайте куда хотите.
В машине стояла гнетущая тишина.
– Так куда? – разозлился водитель. – Чего голову-то морочите?
– На Кировскую, – ответила Лиза и услышала, как Дымчик с облегчением выдохнул.
Полечка молчала. Приходила в себя.
«Да ладно,– решила она.– Все они там с приветом. А моя дура первая. Пусть едут, с Лизкой и правда спокойнее. Пусть она тоже без царя в голове, но все-таки разумнее этих, так сказать, родителей. Да и действительно – почти врач, что тоже неплохо».
Полечка поправила одеяльце и стала рассматривать внучку. Вот оно, счастье! Счастье и надежда. Может, хоть эта получится… Ох, только б не в мать, только б не гены…