И тут эта аптекарша. Вроде и неплохая, невредная, но чужая, не своя.
Хотя кто у Стеллы был свой?
Мужа Стелла тоже не любила. Особо остро это чувствовала, когда он до нее дотрагивался. Сжималась, скукоживалась, как высохший жук. Закрывала глаза и думала – только бы поскорее, только бы поскорее это закончилось! Пытка, мука мученическая, вот что это было. Но муж был крепким, и истязание длилось и длилось… Ей казалось, что пару часов, но нет, смотрела на часы – всего-то сорок минут, а она уже никакая…
А он чувствовал. Дурак не почувствует. Спрашивал раздраженно:
– Тебе что, больно?
Она мотала головой, пытаясь выжать улыбку.
– Что ты, милый. Что ты! Мне было чудесно!
А про себя… «Что б тебя черти разорвали».
Но не боялась, что найдет бабу и уйдет. Потому что трус. Сын, кстати, в него. Развод в их сообществе не приветствовался. Даже любовные связи карались, что говорить про развод! Значит, будет терпеть. Будет терпеть ее ненависть и свое унижение. Жалко его, неплохой мужик. Ответственный, работящий, аккуратный, нетребовательный. Сварит сосиску и рад, что сыт.
Сын… Думала, вот родит – и узнает, что такое любовь. Говорят ведь, что материнская любовь безусловна. У всех, но не у нее. Нет, сына любила, но как-то слабенько, что ли… От любви и умиления не умирала. В общем, не так, как об этом слышала.
Он был неплохим мальчиком, ее Димка, почти беспроблемным. Конечно, в подростковом возрасте началось, но без наркотиков и прочей дряни, уже хорошо. Стелла знала, что «золотая молодежь» всяким балуется.
А как вырос – совсем к нему охладела. Чужой, непонятный и малознакомый. Они всю жизнь по командировкам – три года за пределами, два года в Москве. А сын в интернате, там все из таких семей, дипломатических, бабушки есть не у всех.
В общем, не сложилось у них, чужие они друг другу.
Однажды братец, глядя на нее своим «профессиональным» взглядом, от которого стыла кровь, со вздохом сказал:
– Несчастная ты баба, Сталинка!
Старым именем назвал, которое дали родители. Она его ненавидела и поменяла, как только смогла.
– Почему это? – удивилась она. – Нашел несчастную!
– И искать не надо, вот она, передо мной. Скажешь нет? Что у тебя, кроме тряпок да цацек? А ничего. И никого ты не любишь. Хоть бы мужика завела, а, Стелл? Ну так, для здоровья! Ну и удовольствия, конечно, – заржал он. – А то так и не узнаешь, как оно бывает!
– Кретин, – бросила она. – Сапог! И юмор у тебя тупой, кагэбэшный!
Может, и несчастная, зато не дура.
Ей сразу было понятно, кто такая ее невестка.
Шалава. Все о себе, Димка ей до фонаря, все в коробки с подарками лезла. Эта аптекарша, ее мать, в сто раз умнее. Интересно, что у них с братцем? Неужели любовь? Да нет, чушь собачья, какая любовь! Сытой жизни захотела, достатка. Квартиры отдельной, машины, дачи, пайков. За что ее осуждать? За братом ухаживала, обеды варила, рубашки стирала. В доме чистота, братец обихожен, что еще надо?
Или вот девочка эта, соседка. Неплохая, а дурочка. Друзей своих не остановила. А те думали, что все ловко обтяпали. Сынок идиот, невестка стервоза. Стелла верила, что Лиза их отговаривала, на свирестелку она не похожа. И на любительницу чужого добра тоже.
Влюблена она в Димку. Сразу видно, что влюблена.
«Только и она не пара моему болвану, – думала Стелла. – Бросит она его, на черта ей этот слабак и нытик? Она сильная, эта Лиза, таким, как она, нужна любовь, а не тряпки с цацками. А мой дурачок эгоист и любит только себя. Этой Лизе мужик нужен, а не избалованный хлюпик. Лиза эта настоящая, это он фуфло.
Но она найдет, что за нее беспокоиться? Девица видная – высокая, длинноногая, волосы какие, глаза… Красивая девка, а если привести в порядок да приодеть…
Она быстро станет взрослой. А мой таким же останется: с тощей задницей, буйными кудрями и претензиями ко всему миру. И нытиком останется, и капризы никуда не денутся… Мальчик мой,– усмехнулась она,– с золотой ложкой во рту. Только уже не мальчик».
И жена ему нужна из своих, это Стелла понимала яснее ясного. И она найдет ему подходящую. Потому что такие, как эта Лиза, за пределами не выживают – съедают таких. Сожрут и не подавятся, плавали, знаем.
А Стелла пошерстит по друзьям и знакомым и найдет подходящую. Ту, что будет молчать и улыбаться. Кланяться кому надо, в глазки заглядывать, комплименты отвешивать. Иначе не выжить. Но это потом, после, – а пока надо что-то делать. Надо решать все вопросы. Развести своего дурака, сделать новый чистый паспорт, ну и так далее.
А что так далее, что с ним делать? – недоумевала Стелла. – Наказать и оставить в Москве? Устроить в самый тухлый отдел, пусть бумажки перебирает и задыхается от пыли? Приступ начнется, у него ж еще и аллергия, – усмехнулась она. – Ничего, не помрет, посидит там годик-другой, ему это только на пользу. А потом женится и уедет. Не в Париж, разумеется, и не в Лондон, поближе. В Варшаву или в Бухарест, и пусть еще в ножки поклонится. Но какой же дурак, а?
Упустила она его, совсем упустила. А что она могла? Она же была за пределами…
Жестко надо с ними, с этой парочкой. Жестко и определенно, по-другому нельзя. Потому что жалко эту медичку. Останется с Димкой – точно будет несчастной.
Стелла и сама удивлялась, что ей жалко девочку.
«Да потому что судьба у нее не приведи господи! – оправдывала она перед собой непривычное чувство. – Мать посадили, растила какая-то тетка. А сейчас вообще осталась одна, золовка рассказывала.
Любовь у них, ха-ха! И девочка эта глупенькая влюблена, и этот балбес. Ничего, пройдет, и не такое проходит. Но сейчас – разделить и увезти этого дурня. А то опять напортачат, мало не покажется. Влюбленные, они такие.
Хотя тебе-то, Стелла Васильевна, откуда знать?
А эта медичка вроде действительно хочет забрать ребенка. Вот идиотка! Одна ведь на всем белом свете! Двадцать один год – и чужой ребенок… Сломает себе жизнь. Может, поговорить? Да ну ее, кто она мне? Чужой человек. Хочет попробовать? Да ради бога. Но моего дурня от этой истории надо прятать. Хватит, наделал дел.
Разобраться им надо, нет, вы подумайте! Ну ничего, я помогу. Помогу разобраться.
А девочка хорошенькая… Ну, Анечка эта, сиротка. Славная девочка, глаз не оторвать.
А может, тебе, Стелла Васильевна? Вдруг полюбишь? Возраст такой, сентиментальный… Сына не растила – хоть эту сиротку вырастишь.
И жизнь твоя будет иметь хоть какой-то смысл.
Глаза засветятся, оживешь, потому что будет ради кого. И дело святое сделаешь, дашь ребенку любовь и семью.
А если нет, если опять не получится? Сделать несчастной и эту девчушку? Ну а если тебе эту девочку бог послал? Спасешь ее – спасешь себя?..»
Какая чушь! Чужой ребенок и – она, Стелла! Негласная царица посольства, прима, которой все подражают и острого языка которой остерегаются. Ходит поговорка – «с мадам лучше дружить». Впрочем, друзей у нее нет – так, приятельницы, те, до кого она снизошла. Но никаких откровений, ни-ни! Она не из тех, кто будет вываливать свои проблемы и открывать душу. Она не дура. Узнает одна – пиши пропало, через день будет знать весь дипкорпус. Страшные сплетницы – эти бабы, хуже деревенских. Да и мужики хороши. Никто ее не пожалеет, никто.
А ведь все считают счастливой. Непьющий и верный муж, успешная карьера, шикарные командировки, квартира на Фрунзенской, импортная машина… Не всем разрешают, а им разрешили. И шуб у Стеллы четыре. И смотрится она в них королевой. А какие бриллианты! И носит ведь, не боится. Говорит, достались по наследству.
Ха! По какому наследству? Какое наследство могло быть у нее, Сталинки Поршиной из уральского села Аракаево?
Все братец, все он. Первый вырвался и следом ее вытащил. Привез в Москву, снял комнату, заставил учиться. На шмотки денег не жалел, таскал мешками. Но и она не зевала. Жадно впитывала, читала, ходила в музеи. Рассматривала журналы, которые он тайком приносил. Училась этикету – приборы, посуда, манеры.
А там братец и женишка подыскал. «По всем, – говорил, – параметрам подходит: и образован, и хорош собой, и характер спокойный, и настрой правильный – на карьеру, без всяких глупостей. И семья, кстати, отличная. Папа военный, мама учительница – советская интеллигенция».
Будущий муж ей сначала понравился. Симпатичный, прилично одет. Ногти чистые – пунктик у нее был, сразу смотрела на руки. Помнила руки своих, деревенских: солярка, мазут, землица. Ничем их не отмыть. У всех ногти с траурной каймой, фу. Хуже ничего не было.
Галантный даже! Дверь открывает, даму вперед. Ест аккуратно, красиво, салфеткой пользуется. В общем, одобрила она жениха.
Встречались три месяца – ему надо было жениться. Впереди маячила первая командировка, холостого туда не пошлют.
Через три месяца сыграли шикарную свадьбу в ресторане «Метрополь». Белое платье с кремовым кружевом, итальянские шпильки, в ушах сережки с бриллиантами – подарок свекрови.
От невесты нельзя было оторвать глаз. Да и жених был хорош. В общем, не пара – загляденье.
Расписывались в «Грибоедовском», под марш Мендельсона.
Только одно не учла невеста. И братец прошляпил.
Служащая загса зачитывала имена брачующихся. И назвала ее, Стеллу, настоящим именем: Сталина. Сталина Васильевна.
Муж вскинул брови. Свекровь со свекром удивленно переглянулись. А остальные просто заржали.
Стелла еле сдержалась, чтобы не разреветься. И чтобы не броситься на братца и не выцарапать ему глаза.
Но глянула так, что и он, всемогущий брательник, скукожился и опустил глаза.
Потом извинялся – дескать, забыл.
Стелла поменяла паспорт. Никто ни разу не вспомнил про этот инцидент. Хорошие оказались друзья у молодого мужа, и родители сдержанные: не принято в их кругах задавать вопросы. И хорошо, ее это устраивало.
То, что она его ненавидит, Стелла поняла в первую брачную ночь, в гостинице, на застеленной жестким льняным бельем королевской кровати.