«Сама виновата, – твердила она, – сама. Знала ведь, видела, почти каждую минуту ощущала, что не пара мы, не попутчики и не спутники, а так – случайные знакомые, у которых совсем мало общего. Да что там мало – ничего! Ну кроме того, что уж точно не причина для долгой совместной супружеской жизни…»
А еще самое гнусное – стесняться своего спутника, краснеть за него, поправлять его, быть им недовольной и жить в постоянном нервном напряжении.
Лешку ей было не жаль. Странно, но о нем она не переживала. Знала, каким успехом он пользуется у местных девиц, каким завидным является женихом, да забудет он ее – тут же забудет! Закрутит новый роман и… Поминай как звали.
Да и что мужиков жалеть? Лиза вспомнила Дымчика, и у нее от обиды перехватило горло.
А наутро ей стало плохо. Разболелось горло, и начался сухой, дерущий глотку кашель. Поднялась температура.
Голова раскалывалась на миллион острых осколков.
«Опасно, – думала она, – это очень опасно. Грипп на первом триместре беременности – это не плохо, а очень плохо. Надо позвонить Елене Николаевне, спросить совета…»
Но доползти до телефона не было сил. Лиза встала с кровати – и тут же плюхнулась обратно.
«Нет, сил нет, кружится голова… А упасть и разбиться… Это еще хуже».
Следом заболела Мария, а за ней и Анюта. Лазарет. Теперь, когда Лизе чуть-чуть полегчало и она уже могла вскипятить молоко для дочки и налить чай Марии, она подолгу застывала у окна и смотрела на белую от снега улицу. Что делать, как быть?
«Как я смогу это вытянуть? Анька, Мария, ребенок?.. А осложнения после такой болезни – могут ли они не задеть малыша? Елена Николаевна сказала, что могут, всякое бывает. А у самых здоровых и дисциплинированных рожениц разве не бывает детей с отклонениями? Бывают, еще как бывают…»
И все же было страшно.
Но не родов боялась Лиза и даже не того, что будет дальше.
Боялась она двух вещей: больного ребенка и того, что не сможет его полюбить… Вдруг он будет копией Лешки?
«Боже, о чем я думаю! Какой стыд…»
Лиза мотнула головой. В конце концов, он, ребенок, ни в чем не виноват. Это она дел наворотила, а значит, и отвечать тоже ей.
Когда Лиза сказала Марии, та промолчала. Только вздохнула громко.
Так Мария и дальше себя вела – молчала и вздыхала. Ждала, чем дело кончится.
Кажется, для нее все было предельно просто и ясно:
«Какой ребенок? Да от кого!.. Рожать второго в нашей ситуации?»
Пыталась подслушать разговоры Лизы с заведующей, но понятного было мало. Да и что ей предложит бездетная и одинокая баба? Конечно, рожать.
Вон как воркуют по часу, подружки! Мария ревновала дочь к Елене Николаевне, но молчала и молчала – ни слова. Понимала: скажи она что-то – и тут же вспыхнет скандал.
Кто она для нее? Пустое место…
– Может, прервать? – в очередном разговоре осторожно спросила Елену Николаевну Лиза. – Мне так страшно…
– Посмотри на меня, – сухо ответила Елена Николаевна. – И все встанет на свои места.
– Я поняла, – вздохнула Лиза.
Немного отпустило и захотелось на улицу. Выйти во двор и подставить лицо медленно падающему мягкому снегу, проглотить пару снежинок… Надышаться, нахлебаться свежего зимнего воздуха…
«Да и молока надо купить, – вспомнила Лиза, – и свежего хлеба. Все подъели, ничего не осталось».
Лиза оделась и вышла из квартиры. Ноги еще дрожали, голова кружилась.
«Я справлюсь, – твердила она. – Я со всем справлюсь! Я сильная и отважная, и все у меня будет хорошо!»
Она открыла тяжелую подъездную дверь и осторожно ступила на землю.
Было удивительно тепло и влажно. Медленно кружились снежинки, и Лиза, закрыв глаза, подняла кверху лицо.
Через пару минут лицо стало мокрым – и она улыбнулась. Смахнув влагу с лица, медленно пошла в сторону магазина. Настроение у нее было прекрасным. Так бывает всегда, когда человек принимает решение.
До молочного было минут десять.
Вот и он – на улице вьется хвост, значит, что-то дают.
«Может, глазированные сырки, – подумала Лиза. – Это было бы отлично, Анюта их обожает!»
И Лиза прибавила шагу.
Растянулась она у самого магазина.
Упала навзничь – ударившись и спиной, и плечом, и бедром, и головой. Вязаный берет отлетел в сторону.
Очередь заохала, закудахтала, загомонила. Лизу бросились поднимать.
А Лиза плакала. Громко, навзрыд, подвывая и вскрикивая.
– Сломала что? – над ней наклонилась пожилая женщина. – Болит? Может, скорую?
– Скорую! – захлебываясь от слез, согласилась Лиза. – Пожалуйста, вызовите скорую! Я вас умоляю!
Скорая приехала быстро. Лизу аккуратно положили на носилки.
Она больше не плакала – только скулила, как раненый зверек. Так, что с трудом смогла произнести адрес родной больницы.
– Я там работаю, – добавила она умоляющим голосом.
– Коллега? – усмехнулся молодой врач.
Лиза кивнула и отвернулась.
Живот горел огнем.
Ей было все понятно, она все-таки врач… Но оставалась крохотная надежда: а вдруг? Бывают же чудеса?
Только теперь она поняла, как дорог ей этот ребенок.
Какой же она была дурой! Как она могла допускать дурные мысли?
«Сглазила, сглазила! Разве можно…»
В эти минуты, качаясь на носилках, чувствуя, как выкручивает нутро, Лиза ненавидела весь мир: и себя, и нелепого Лешку, и подлого Дымчика, и предательницу-мать, и стерву Ритку… Но себя, конечно, больше всех.
Чуда, увы, не случилось.
Когда Лиза открыла глаза, возле кровати сидела Елена Николаевна.
– Все еще будет, девочка, все еще будет, – вздохнула она. – Ты еще такая молодая!
И она взяла Лизу за руку.
Чтобы не разреветься, Лиза отвернулась к стене.
Все было кончено.
Можно, конечно, попытаться жить прежней жизнью…
«А можно и сдохнуть, – зло усмехнулась Лиза. – А что, вариант!»
И тут же покачала головой.
Нет. Нельзя. У нее есть Анюта. Ее дочь. Ее девочка.
И она за нее отвечает.
Продолжение следует…