– Если позволите, док, мы сами там все застелем и закроем дверь, – предложила Булавка. – Вас в медотсеке очень ждут, у Яковлевой паника с самого утра, там кто-то умер после отъезда экспедиции.
– Вы меня этим очень выручите, – согласилась блондинка, всматриваясь в очередное сообщение от ИИ медотсека, всплывающее на дисплее коммуникатора. – Тогда возвращаемся в медотсек.
Пара «снежинок» с поклажей из химчистки в руках отделилась от ее кортежа и свернула в боковой коридор, ведущий к президентскому люксу. Остальные принялись хлестать прохожих суровыми взглядами с удвоенной энергией. Возле входа в подуровень медотсека уже начал скапливаться народ, ожидающий возобновления приема населения, но пост Службы Безопасности никого внутрь не пропускал, ссылаясь на отсутствие приказа. Кто-то из жительниц выкрикнул Ингеборге вопрос и чуть не получил от «снежинок» электрической дубинкой. Больше желающих нарушать установленные правила не нашлось, и эскорт вошел в подуровень. Там обнаружились рабочие, демонтирующие часть организованного Кристиной временного стационара. Никто не ожидал, что выживших будет так мало, большая часть временного стационара не пригодилась, и теперь туда помещали жительниц второго уровня, заболевших во время периода спецобслуживания. Ингеборга следом за Булавкой протиснулась между разобранными кроватями и кипой матрасов и увидела Кристину, отдающую распоряжения рабочей команде.
– Инга! – Соколянская устремилась к ней, едва заметив «снежинок». – Как ты? Мы очень волновались! Ты в порядке? Он тебя не обидел?
– Со мной все хорошо, – без особых эмоций ответила блондинка. – Он, как всегда, меня спас. Похоже, для меня это становится нормой. – Она кивнула в сторону рабочих: – Зачем ты разбираешь стационар? Он наполовину занят пациентами.
– Толпа видит свободные койки и начинает косить под больных всеми правдами и неправдами! – по лицу подруги скользнула брезгливая гримаса. – У них теперь новый способ попасть на прием, минуя очередь! За день охрана привезла уже десятерых! Вот увидишь, половина тех, кто лежит здесь, тяжело больными не окажутся! Решила разобрать лишние койки, чтобы не дразнить толпу! Уже попросила Брилёва, чтобы ввел жесткие санкции за преднамеренное введение в заблуждение сотрудников Службы Безопасности, приказ скоро последует!
– Как знаешь, – равнодушно пожала плечами Ингеборга. – Занимайся этим сама, у меня много дел. Сейчас не до псевдобольных.
– Не волнуйся, зая, я все порешаю! – уверенно заявила Соколянская. – Иди работай, там Светлана без тебя с ума сходит! У нее кто-то умер, пока тебя не было, и она в ужасе, боится, что умрет кто-нибудь еще!
– Кто-нибудь умрет в любом случае, – флегматично произнесла Ингеборга, направляясь к люку в медотсек под опешившим взглядом Кристины. – Но на самом деле всем пофиг. Поохают пару дней и забудут.
В приемном покое к ней бросились практикантки, наперебой сообщая о куче проблем, но она жестом остановила поток сумбурных докладов:
– Свяжитесь с биофермами, найдите сотрудницу Ханнанову. Я жду ее здесь через два часа, и чтобы никаких опозданий! Как только я скорректирую график работы, получите дальнейшие указания.
Не успела она войти в диагностический кабинет, как навстречу из операционной выбежала насмерть перепуганная Светлана:
– Инга! Слава богу, наконец-то ты вернулась! Тут какой-то кошмар! С поверхности вернулась команда обеспечения, которая обслуживает отправление экспедиции, а тебя не было! Я провела им стандартную детоксикацию, но одной сотруднице стало плохо прямо в биорегенераторе! Искусственный Интеллект прервал процедуру и запустил реанимационную программу, но она закончилась, ложе с пациентом вышло, а она все равно не приходит в сознание! Я не знаю, что делать! А потом еще один человек из Росрезерва умер! Он в стационаре лежал, в графике под него был запланирован сеанс биорегенерации, но я не знаю, как проводится то, что ты ему назначила! Оставила его дожидаться тебя, а он умер! Внезапно! Но я же не знаю, что делать…
– Он все равно бы умер, – безразличным тоном прервала Яковлеву Ингеборга. – Просто без процедуры он умер на сутки раньше. Ты не виновата, не мучь себя. Они все умрут. Из Росрезерва никто не выживет, их организмы уничтожены жестким излучением и антирадом, их невозможно спасти. Мы лишь пытаемся отсрочить неизбежное. Будем пытаться и дальше, но винить себя в неотвратимом бессмысленно. – Блондинка направилась в свою каморку: – Укладывай в биорегенератор пациентку, о которой ты говорила. Я пока руки вымою. И свяжись с рестораном, пусть пришлют что-нибудь поесть. Очень есть хочется.
– Ты же двое суток без еды! – спохватилась Светлана, слушающая подругу с ошарашенным видом. Она устремилась к выходу: – Сейчас закажу!
– Светик! Сначала пациентку в бээр! – напомнила Ингеборга, исчезая за дверью.
Полчаса она занималась впавшим в кому работником, потом накрыли ужин, и ей наконец-то удалось поесть. Во время приема пищи Светлана минут пять жаловалась на Карена, это вошло у нее в традицию, потом ожидаемо заявила, что еще покажет и ему, и «этой стерве», после чего перешла на медицинские темы:
– Она выживет? Работница из команды обеспечения экспедиции?
– Выживет. – Ингеборга старательно пережевывала давно опротивевшую свиную котлету. – Проведу две операции, неделю пробудет в стационаре, и выпишу здоровой. Но антирад ей принимать больше нельзя. Иначе высокий риск отравления – и смерть.
– Нужно сообщить администрации. – Светлана протянула руку к выключенному рабочему месту дежурной медсестры и активировала сенсорный дисплей.
– Не нужно, – спокойно ответила Ингеборга.
– Как?! – Яковлева изумленно уставилась на нее, с протянутой к экрану рукой. – Они же отправят ее на поверхность! Под антирадом!
– Если мы сообщим о том, что ей нельзя принимать антирад, ее уволят из ЭК, – неторопливо объяснила блондинка, ковыряя вилкой грибной салат. – Если ей повезет, то переведут на другую работу. Если нет – уволят из служащих Центра и отправят на второй уровень. Такое уже бывало.
– Но она же может умереть! – ужаснулась Светлана. – Что же делать?
– Это ее проблемы, пусть сама и решает, – Ингеборга сверилась с хронометром. – Наше дело – вылечить, и мы ее вылечим. Объясним ситуацию, а там пусть думает. Если захочет – сообщим администрации, что списываем ее с поверхности. Не захочет – ее личное дело. Не хочу вершить чужие судьбы, в итоге всегда остаешься виноватой.
– Согласна! – немедленно поддержала ее Светлана. – Инга, отдых реально пошел тебе на пользу! Ты должна чаще отдыхать, иначе у тебя совсем мозг отказывает! Я поговорю с Варягом и попрошу, чтобы он проследил!
– Он что-нибудь сказал, когда уходил? – Ингеборга продолжала принимать нелюбимую пищу. Другой нет, так что не до изысков.
Она бы с удовольствием согласилась есть эту гадость всю жизнь, лишь бы Варягу не пришлось умирать из-за продуктов, но это лишь мечты. Они ни на что не влияют. Большой чужой мир желает выжить, и ради этого обрекает на смерть ее маленький мир. Ничего нового. Варяг умеет выживать на поверхности. Она умеет лечить. Несколько десятков других специалистов умеют обеспечивать выживание здесь, под землей. Остальные считают, что это автоматически делает их обязанными работать на всех. И активно требуют исполнения этих обязанностей, да покачественнее и побыстрее! Откажись она лечить толпу, чернявая людская масса разорвала бы ее на кусочки с большим удовольствием. Почему? Потому что чем бесполезнее желудок на ножках, тем более значимым он считает себя, и тем тупее и примитивнее выглядят в его глазах недоумки, которым не хватило мозгов зарабатывать на жизнь не руками. Пожалуй, режим Брилёва для них очень подходит. Они идеальны друг другу.
Бесполезная толпа не умеет ничего, только хотеть. Но все хорошо к месту. Их хотелки нужны были раньше, до войны, когда надо было получать полезное образование и уникальный опыт. Но никто не верил в войну, все занимались нахлебническими профессиями. Теперь они понимают, что всю эту сетевую и бюрократическую грязь и профессиями-то назвать нельзя, да только уже поздно. Сколько бы желания у них ни было, есть вещи, которые одними желаниями не изменишь. Хороших врачей здесь нет и не будет. Их некому обучать. У нее нет на это времени, ей или учить, или лечить – выбор очевиден. И кто бы еще учил ее саму! Несколько медсестер она как-нибудь подготовит за пару лет, вот и все. Дальше лечить всех будет некому, потому что Порфирьев к тому времени умрет, а ей находиться одной в чужом мире обрыдло до смерти. В прямом смысле. Она устала от чужаков и их большого злобного мира. Ингеборга перевела на Светлану вопросительный взгляд.
– Он ничего не сказал! – ответила Яковлева и поспешно объяснила: – Велел тебя не беспокоить и спросил, есть ли у нас препараты, которые облегчают восстановление после интоксикации. Я отдала ему реанимационные блоки, которые ты перезаряжала, но их было мало, а как смешивать препарат, я не знаю… Пыталась найти что-нибудь в файлах медотсека, но не нашла!
– Этих препаратов не существовало до войны, я смешиваю их сама. Очень надеюсь, что приношу пользы больше, чем вреда. Не переживай, ты все правильно сделала, – успокоила подругу блондинка. – Я планировала закончить все приготовления вчера… но как вышло, так вышло. Хорошо, что он забрал то, что уже было готово. Спасибо.
– Я старалась! – немедленно заявила Яковлева. – Обязательно стану незаменимой! Пока ты занята, тренируюсь на этих бесполезных тетках со второго уровня! У меня уже получается! Он еще у меня пожалеет! Инга, научи меня проводить операции, я должна уметь делать это, как ты!
– Тогда тебе необходимо три года учить теорию по двенадцать часов в сутки, как я, – сдержанно улыбнулась блондинка. – Вот только учебников у нас нет, а у меня нет времени их составлять. Доступ к файлам медотсека у тебя есть, изучай то, что имеется.
– Блин, я не понимаю половины того, что там написано! – с досадой всплеснула руками Светлана, едва не выронив вилку. – На третьем курсе такие дебри мы не проходили! Пытаюсь спрашивать у тебя, но ты тоже очень часто как ответишь-ответишь, что реально непонятно, с кем ты в этот момент разговариваешь! Ты не могла бы отвечать понятнее?!