– Заберем стройматериалы и закроемся хоть навсегда! – пообещал полковник. – Нам здесь жить лет десять, это не пять месяцев кормить толпу обещаниями вместо полноценного пайка! Если не хотим получить новых террористов и предателей, необходимо обеспечить всем минимальный комфорт! Иначе так и будем жить в административных помещениях с автоматами вместо подушек!
С этим доводом никто спорить не стал, и подготовка к раскопкам началась удвоенными темпами. Экспедицию собрали за три дня, еще столько же ушло на подготовку. С людьми особых проблем не возникло, если не считать Снегирёву. Она заявила, что если первый состав не перестанут посылать на поверхность, у нее не хватит биорегенераторов для впавших в кому людей. Но Варяг все еще не пришел в сознание, и долго спорить блондинка не стала. Она вернулась к лечению, и было несложно заметить, что все, кроме находящегося в коме Порфирьева, ее интересовало мало. С остальными договорились по-хорошему: пообещали всем тройные нормы и райскую жизнь после того, как Центр получит металл, ткани и стройматериалы. Всему населению было объявлено о данных с карты, а также о том, что уже скоро с нищенским существованием удастся покончить навсегда. Это сильно подняло общий уровень позитива, и всех участников экспедиции чуть ли не на руках носили. Овечкин, конечно, ныл больше всех, но его перевели из полулюкса в люкс, и он успокоился.
Основные задержки возникли из-за проблем с емкостями для солярки. Сначала было непонятно, как их спускать в пролом, потом непонятно, как доставать в полной загрузке. В итоге Инженеры вместо одной широкой тележки с двумя баками сделали две узкие по одному баку на каждую. К ним собрали направляющие, по которым лебедка вездехода будет опускать и поднимать их через пролом. Еще сутки сращивали трос длиной в полтора километра, части для которого собирали по всему бункеру три предыдущих дня. Отправить экспедицию удалось лишь на десятые сутки подготовки, на поверхности к тому времени было уже минус шестьдесят пять. В ее состав вошли только люди Порфирьева, командиром Брилёв назначил Хама, в помощь Овечкину выделили Пиджака. Неопытных членов в экспедиции не было, и полковник не без оснований рассчитывал на успех.
Согласно разработанному плану операции первичный срок возвращения экспедиции истекал через четверо суток, но к исходу третьих Брилёва разбудил вызов помощника.
– Товарищ полковник, только что узел связи сообщил: экспедиция в эфире! – встревоженно доложил он.
– Какого черта… – Брилёв сонно кривился, соображая, что происходит. – Они же должны были вернуться самое раннее завтра к полуночи… Готовь охрану, сейчас выйду!
Пока он одевался и добирался до входного блока, появились ужасающие подробности: экспедиция понесла потери и погибла чуть ли не в полном составе, выжившие возвращаются на передозировке. Это мгновенно вышибло из полковника сон, и он лично поспешил в помещение для снятия скафандров. Полчаса прошло в напряженном ожидании, потом из ангара доложили о прибытии экспедиции, и Брилёв немного успокоился: обе единицы транспорта, вездеход и грузовик, только что зашли в ангар. Значит, самых катастрофических потерь удалось избежать. На камерах видеонаблюдения было видно, как в лифт торопливо заходят трое, и паникующий в эфире Овечкин сообщил, что больше выживших нет, а у них самих через полчаса начинается интоксикация с передозировкой. Слизняк попытался пролезть в медотсек самым первым, пришлось поставить его на место при всех.
– Инженер Овечкин! – грозно рявкнул Брилёв. – Вы приняли на себя командование экспедицией! Так исполняйте обязанности командира! Отправьте людей в медотсек, там для вас срочно готовят оба биорегенератора, и приведите себя в порядок! Даю вам пятнадцать минут! После этого – на экстренное совещание с докладом! Бегом марш!
Присмиревший Овечкин съежился, словно попал под холодный душ, и побежал выполнять приказание. На совещание он явился за пять минут до начала и каждую минуту смотрел на часы испуганным взглядом.
– Слышь, Овен, кончай трястись! – зло зарычал на него Абрек, которого мечущийся к хронометру взгляд Овечкина быстро достал. – Будь мужиком, твою мать! Ты не в пустошах, дотащим до бээра, если что! Рассказывай, что произошло!
Овечкин побледнел, съежился еще сильнее и заговорил подрагивающим голосом:
– Сначала все шло хорошо. До Росрезерва добрались за один цикл антирада, разбили базу и переждали сутки. Люди приходили в себя долго, но никто не умер… – Он сжался, пытаясь показать, как ему больно. – Потом свернули базу и добрались до КП. Нашли не сразу, ориентироваться в пустошах, как Варяг, никто не умеет, поэтому потеряли почти три часа. Расчистили пролом, спустили туда тележки с баками, спустились сами. Оставалось еще три часа, и мы решили спустить вниз ремонтную команду. Завели в лифтовую шахту трос, привязали к нему пробный груз и запустили лебедку. Груз достиг дна и поднялся обратно. Тогда спустили ремонтную команду…
У Овечкина затряслись руки, он умолк, и Брилёв поймал брезгливый взгляд Абрека, направленный на гражданского Инженера.
– Я, Шарафутдинов и Тех спустились вниз в прикрепленной к лебедке корзине… Трос звенел на морозе, как струна, но выдержал… Мы оказались внизу, нам спустили аккумулятор и инструмент. Лифт запустился быстро. Шарафутдинов оказался прав, там не было поломок, стартерные аккумуляторы замерзли и разрядились. Он справился с проблемой за пятнадцать минут. Все заработало, сверху спустили телеги с баками, следом за ними прибыли солдаты в экзокорсетах. Мы нашли то, что осталось от вашего КП, и подогнали туда баки. Радиация там вдвое выше, чем на поверхности, воздух токсичен, дышать нечем, пришлось перейти на кислородный запас. Чтобы снизить степень облучения, работали попарно, по пятнадцать минут каждая пара. Цистерну с топливом нашли быстро, размотали шланг, но возникла проблема с помпой, она успела замерзнуть, пока ее вытаскивали из вездехода, спускали вниз и везли к цистерне. Отогрели, запустили, начали закачку, но до интоксикации успели наполнить только один бак. Поднялись наверх вместе с ним, развернули базу возле лифта и переждали интоксикацию…
Руки Овечкина затряслись сильнее, и он судорожно сцепил пальцы.
– Никто не умер, но этот раз дался всем гораздо тяжелее предыдущего. Некоторые из нас сумели встать на ноги только через двадцать часов. Хам приказал спешить, потому что боялся, что после следующей интоксикации кого-нибудь придется затаскивать в вездеход на руках, и к тому моменту лучше быть как можно ближе к Центру. Поэтому вниз спустились почти все. Я остался наверху, мы установили направляющие и начали вытягивать заполненный бак через пролом. Тележка вышла не без проблем, но мы сделали это, я даже не ожидал… боялся, что трос лопнет на таком холоде… обогрев скафандров еле держит, пока грузили тележку в кузов, все замерзли… Без усиления тепловой шины точно бы без обморожений не обошлось…
Он не выдержал и вновь посмотрел на хронометр затравленным взглядом.
– Дальше что было? – зашипел на него Абрек. – На вас напали роботы?
– Роботов мы не видели, – Овечкин вздрогнул и поспешно уставился в пол. – Лифт рухнул. Они наполнили второй бак и вместе с ним поднимались на поверхность. Я смотрел в шахту, внизу, в темноте, уже были видны огни их фонарей. Что-то лопнуло с ледяным хрустом, и лифтовая платформа рухнула метров на двадцать, может, глубже… Издалека было не понять… Вроде бы сработали аварийные стопорные механизмы, платформа остановилась, но сразу же лопнули и они, и направляющие, на которых они были размещены. Лифтовую платформу перекосило, она понеслась вниз, сорвалась с креплений и исчезла в темноте шахты… Следом сыпались обломки конструкций, в ушах звенели истошные крики, потом все утонуло в помехах. Секунд через десять донесся глухой звук далекого удара…
Овечкин снова затрясся.
– Мы вызвали их по рации, но никто не ответил. Это бесполезно, уровень ионизации внизу выше, чем на поверхности, связь там бесполезна… Саныч сказал, что надо спускаться вниз и найти всех, кто-нибудь может находиться без сознания… Я пытался объяснить ему, что никто не может выжить при падении с высоты в тысячу двести метров, но он не слушал. Заставил нас завести в шахту лебедку с клетью и начал спуск. Судя по поведению троса, он смог достичь дна. Несколько секунд трос висел без нагрузки, потом задергался, и мы включили лебедку на подъем. Где-то на середине пути трос лопнул.
При этих словах Овечкин дернулся, будто услышал выстрел прямо над ухом.
– Когда мы вытравили трос, он был покрыт копотью. Думаю, там, внизу, возник пожар. Бак был полный, кислород поступал в шахту с поверхности, соляра могла вспыхнуть. Наверное, трос не выдержал перепада температур или на него попало пылающее горючее… Не знаю… Спускаться вниз было опасно, я принял командование на себя и приказал возвращаться.
Он испуганно сжался, косясь то Абрека, то на Брилёва, будто ожидал немедленного расстрела за то, что не полез вниз спасать спасателя, и торопливо заявил:
– Со мной осталось только двое солдат, трос оборвался, что мы могли сделать? Мы даже базу не сможем развернуть быстро, они сказали, что вдвоем это часа полтора возни, не меньше! Я решил не тратить время, поэтому мы оставили базу там, в развернутом состоянии, только аккумулятор забрали. Один из солдат имел опыт вождения в пустошах, он водил грузовик в третьем составе экспедиции, ему удалось вывести колонну к Росрезерву за три часа. Оттуда мы двигались на недопилоте. Постоянно приходили мощные бураны, пришлось подолгу стоять, и мы пошли на передозировку. Думали, не успеем добраться! Последние километры пришлось идти через буран, видимость ноль, еле позли, ворота в ангар нашли только с третьего раза… – Он удрученно умолк.
– Отправляйтесь в медотсек, – Брилёв сдержал брезгливую гримасу. – Остальное доложите после того, как вас выпишут. В кузове грузовика находится полный топливный бак, я правильно понял?
– Да, – поспешно подтвердил Овечкин, замирая на полушаге. – Для надежности я закрепил его точечной сваркой, большего на таком холоде сделать было невозможно…