Самое же опасное произошло к исходу пятого часа пути. У аэросаней лопнул подшипник пропеллера, и один из двух движителей вышел из строя. Поначалу Овечкин испытал некое подобие триумфа, потому что данный инцидент как бы намекал на то, что кто-то из мегамозгов Миронова допустил ошибку в расчетах. Но в ходе попытки ремонта выяснилось, что подшипник был далеко не новым и имел скрытый дефект, обнаружить который инженеры Брилёва возможности не имели. Потому что подобного диагностического оборудования в нашем подземном отеле ни хрена нет. Реанимировать пропеллер не представлялось возможным, мощности оставшегося пропеллера хватало едва-едва, чтобы аэросани с прицепом развивали скорость десять километров в час. И Антон очень хорошо понимал, что долго в таком режиме пропеллер не продержится.
Ситуация становилась угрожающей, и Порфирьев приказал всем, кто ехал в вездеходе, пересесть в аэросани. Люди набились в утепленную кабину, но из-за солдат в экзокорсетах все там не поместились, и снова пришлось сидеть друг на друге. Давка была ужасная, не было возможности даже повернуться, но иного варианта найти не удалось. Опустевший вездеход соединили с прицепом и попытались продолжить движение. Без прицепа аэросани сумели развить постоянную скорость двадцать пять километров в час, но надрывающийся вездеход не шел быстрее двадцати, и сидящий за его штурвалом Порфирьев тихо матерился, каждую минуту ожидая отказа заходящегося в надрывном реве двигателя. Двигатель выдержал, но к моменту окончания цикла антирада суммарно было пройдено всего сто тридцать километров, и до «Подземстроя-1» оставалось еще триста. Все понимали, что, учитывая доступную скорость, на покрытие этого расстояния потребуется десять часов, и это при условии, что больше поломок не будет. Чтобы выиграть хоть немного дистанции, колонна ползла через ледяную ядерную ночь до последнего, и разворачивать базу начали за пятнадцать минут до интоксикации. Все вкалывали молча, и Антона впервые не посетила мысль, что подобная игра наперегонки со смертью стала для экспедиции традицией.
Спецпалатку развернули до интоксикации, даже бедняга Дно успел зайти внутрь на своих двоих, и лейтенант устало пробубнил, что для их отряда можно менять нормативы. На этом все хорошее закончилось. Всех скрутило интоксикацией, и страдающий от безумных мучений Антон, хрипя и отплевываясь от забивших рот остатков рвотных масс, в горячечном бреду тянул руку куда-то во тьму спецпалатки, умоляя Порфирьева поставить ему капельницу. Но капельницы не было, потому что сам Порфирьев катался по полу где-то среди остальных, и рвущееся на куски от боли сознание Овечкина страдало еще сильней.
Очнувшись, он первым делом убедился, что шея испытывает характерный дискомфорт. Значит, Порфирьев не забыл поставить ему капельницу, а не просто протер лицо и надел на голову гермошлем. Все тело жестоко ломило от последствий судорог, и Антон, еле ковыляя за водой, пожаловался на это амбалу.
– Мы много времени провели на улице, – негромко откликнулся капитан, защелкивая лицевой щиток шлема на только что забывшемся лихорадочным сном солдате. – Это не одно и то же, что внутри вездехода сидеть. Дозу радиации получили больше. От этого зависит степень болевых ощущений.
– Откуда ты знаешь? – вяло поинтересовался Овечкин, трясущимися руками поднося к губам флягу, воняющую армейской химией. – Снегирёва сказала?
– Военврач рассказывал. – Порфирьев переместился к бедняге Дно и принялся смачивать водой очередную тряпицу. – Когда я в госпитале после Гвинеи лежал с отравлением антирадом.
Антон осушил стандартную флягу, но жажда не уменьшилась ни на грамм, и он попросил у Порфирьева разрешения выпить еще воды.
– Пей, – равнодушно ответил амбал, расправляя мокрую тряпку на лбу у Дно. – Воды хватает. Как напьешься – приступай к обеззараживанию бутылей.
– Точно хватает? – Овечкин невольно вцепился во вторую флягу и принялся жадно пить. Осушив и ее, он перевел дух и уточнил свою мысль: – Нам еще одну интоксикацию пережидать, за один цикл триста километров не пройдем! А здесь не так много баллонов осталось!
– В аэросанях еще есть, – капитан поискал взглядом гермошлем от скафандра Дно, отброшенный куда-то бившимся в конвульсиях человеком. – Я взял про запас со склада. На всякий случай. Воды и продовольствия хватит. – Его вечно злобный взгляд стал еще более мрачным: – Хватило бы движков. Вездеход еле живой, датчики двигателей постоянно в красной зоне. Сгорят, чует мое сердце.
– Может, оставим прицеп здесь? – предложил Антон. – Вернемся за ним позже!
– Еще одна экспедиция за триста километров, которую придется устраивать вне графика, потому что продовольствия она не принесет, – капитан на мгновение умолк и болезненно поморщился. – Наверное, так и придется поступить. Не выдержат двигатели. Будем надеяться, что люди выдержат дополнительную экспедицию.
– Неужели Брилёв настолько нелюдь, что пошлет нас сюда вне графика? – Овечкин со страхом понял, что диктатор в погонах их сюда, конечно же, пошлет, причем даже не задумавшись. И ему, Овечкину, придется облучаться вновь. А он и без этого предельно рискует своим здоровьем! Снегирёва не просто так испытывает беспокойство за его легкие! Он не может рисковать вечно, везение вечным не бывает! – Это из-за того, что мы привезли с собой мало продовольствия? Думаешь, нам надо было остаться на складах и с риском для жизни грузить прицеп продуктами?
– Мы все сделали правильно, – похоже, приступ боли у Порфирьева прошел, и он вяло отмахнулся: – Мы везем продуктов двадцать тонн вместо сорока ожидаемых, это лучше, чем ничего. Я вообще не знаю, как на них отразится транспортировка через такую радиацию. Если их можно будет есть – отлично. Если нет, их переработают, проведут обеззараживание и скормят живности на биофермах. Свиньи точно сожрут, они всеядны. В любом случае, даром они не пропадут. Не людей накормим, так биофермы от вымирания отодвинем. Но для того, чтобы накормить именно людей, необходимо опустошить Росрезерв целиком и быстро. Причем быстро – это главное условие. В идеале мы должны грузить продовольствие там, внутри складов, в условиях полной радиационной безопасности, потом тщательно изолировать груз, а не просто складывать его под тентом грузовиков, как сейчас, и довозить до Центра за один переход. Чтобы груз не проводил почти двое суток посреди радиационного фона в две тысячи рентген в час минимум.
Судя по повторившейся гримасе, Порфирьеву вновь стало больно. Он секунду помолчал и продолжил свое негромкое рычание:
– Чтобы все это стало возможным, нам требуется техника, способная держать среднюю скорость хотя бы семьдесят километров в час, потому что от Центра до Росрезерва по прямой четыреста семьдесят. Сам видишь, аэросани на такое не способны. Они двигаются быстро, но часто налетают на скрытые под этим черным дерьмом обломки. На такой скорости и при такой видимости ни черта ты не успеешь объехать все буераки, которые есть на пути. Нужна воздушная подушка, других вариантов у нас нет.
– Но воздушной подушки у нас тоже нет! – Антон пытался найти выход из сложившегося тупика. – Только этот маломощный вездеход! Если бы у нас было производственное оборудование, мы могли бы попытаться переделать его в грузовик на воздушной подушке, но у нас нет такого оборудования!
– Оно есть на складах Росрезерва. – Порфирьев открыл лицевой щиток шлема, болезненно потер бровь и вновь закрылся. – По крайней мере, какие-то станки ты там видел. Может, что-то удастся найти в развалинах, Брилёв обещал провести работу с населением по сбору информации о местонахождении промышленных объектов… Но все это нам ничем не поможет до тех пор, пока у нас не появится место, где оборудование можно будет развернуть и запустить. В Центре нет места, где можно собрать грузовик. И нет такого лифта, на котором его можно было бы поднять на поверхность. Нам нужен внешний ангар. А он не может существовать без крыши. Если ты нигде не ошибся, то именно эту самую крышу мы сейчас везем в прицепе, который придется оставить тут.
– Мы загрузили двадцатитонный прицеп почти полностью, – машинально ответил Овечкин, со всевозрастающим унынием осознавая, что внеплановая экспедиция за этим самым прицепом неизбежна. Внеплановая – это означает, что, скорее всего, их отправят сюда сразу же, как только починят пропеллер на аэросанях. То есть приблизительно на следующий же цикл антирада после выхода из биорегенераторов. – Там, конечно, не двадцать тонн металла получилось, вездеход такое бы не утащил. Мы грузились второпях, забросали все, как смогли, но покрыть существенную часть ангара, думаю, материала хватит или почти хватит… Каньон останется открытым, но можно же организовать временные ворота… Олег! – выпалил он. – Нам нельзя участвовать во внеплановой экспедиции! Мы можем погибнуть! Здоровье не выдержит! Эта интоксикация прошла у меня с неописуемо жестокими болями! Даже тебе плохо, я же вижу! Брилёв должен послать сюда других!
– А они найдут прицеп? – В усталом рычании капитана послышались скептические нотки: – В этой пыли, без опыта? Его занесет снегом, будут мимо проезжать и не заметят. Лишь бы ураганом не унесло, он же на лыжах… Вдруг якоря выкорчует или канаты порвет… Надежнее самим за ним вернуться.
Овечкин хотел было возразить, но понял, что, скорее всего, именно так все и произойдет: даже если Брилёв окажется столь добр, что пошлет за прицепом другую команду, та, другая команда может попросту не найти прицеп в этом аду. Или, что видится ему гораздо более вероятным, она даже не станет ничего искать. Доедет до выданных координат, ничего не увидит и тут же рванет обратно, чтобы не рисковать своими жизнями. Потому что будет прекрасно понимать, что если даже ничего не найдет, то никто их за это не убьет. Просто соберут ЭК, объявят что-нибудь в лучших традициях армейских дуболомов, типа, «никто, кроме вас» и все такое, и все равно отправят облучаться! И Антон, естественно, будет отправлен вместе со всеми, потому что он штатный Инженер ЭК! В том, что другая команда наверняка прицеп не найдет, он не сомневался. Во-первых, он сам пробовал вести вездеход по проложенному маршруту, используя гирокомпас. Без опыта и навыка прямая дорога практически сразу превращается в движение зигзагом. Во-вторых, никто не станет губить собственное здоровье и искать прицеп до посинения, а точнее, до посерения кожных покровов. Потому что своя жизнь дороже. Доберутся до нужной точки с ошибками, оглянутся, не увидят и сразу же бросятся назад!