Он умолк, и возникла неловкая пауза. «Да уж, легко судить со стороны. А чтобы понять человека, надо побывать в его шкуре, — с грустью думал Артём. — Наверное, допекла его Маша, раз решился уйти, после того, как столько лет прожили и родили малыша».
— Ладно, былое не вернуть, — нарушил тяжелое молчание Гальчук. — Значит, вы теперь с Полуниными хороводитесь?
— Да ты, я вижу, и правда нас к ним ревнуешь. А мы всего один раз съездили с Полуниными на Истру — отдохнуть на «даче Геринга».
— Вот, я об этом и говорю. Он мне давно предлагал поехать на Истринское водохранилище. Там вроде рыбалка знатная. А что это за «дача Геринга», да еще под Москвой?
— Не знаю, правда ли это, но так называют офицеры свою загородную базу отдыха на Истре. Это роскошная бревенчатая вилла — из тех, что строят в горах Австрии и Швейцарии. С черепичной крышей, высокими трубами каминов и цветными витражами веранд. Говорят, что это был один из охотничьих домиков Геринга.
— Но как он оказался на Истре? — поразился Гальчук.
— Об этом тоже ходит любопытная легенда,— недоверчиво усмехнулся Артём. — Будто маршалу Балобанову, командовавшему дальней авиацией, после победы боевые товарищи решили преподнести в подарок эту дачу. Аккуратно разобрали, переправили на самолетах, и поставили на высоком берегу Истры.
— Тогда, почему там теперь охотничий дом офицеров? Неужели Балобанов не принял подарок? По тем временам это было делом обычным.
— Как говорят, маршал вынужден был отказаться, — объяснил Артём. — Кто-то капнул на него Сталину. И хотя Балобанов ходил в любимчиках, ему грозило разжалование в рядовые. Отец народов требовал скромности в быту и был беспощаден к тем, кто беззастенчиво обогащался.
Понимая тяжелое душевное состояние Гальчука, Артём стал уделять ему больше внимания и, в один из выходных, по его просьбе, свозил подышать свежим воздухом в любимую березовую рощу. Несмотря на то, что был уже октябрь, им удалось набрать полную корзинку белых грибов. Сто; ти последние дни бабьего лета. Солнце светило, но не грело. В их отношениях тоже заметно сквозил холодок.
Дальнейшее ухудшение отношений с Гальчуком произошло из-за польской килевой яхты. Это гоночное судно с отделанными красным деревом каютами, при которых имелась даже кухонка и гальюн, было приобретено аж за сорок тысяч долларов министерством гражданской авиации для спортивных целей. Хотя формально оно не принадлежала институту, распоряжался яхтой ее капитан Зябкин, работавший в отделении ремонта авиатехники. Он стал яблоком раздора.
Зябкин был фанатиком этого вида спорта и жаждал участвовать во всех, без исключения, соревнованиях. Начальник отдела, в котором тот скорее только числился, а не работал, мечтал от него избавиться и добился бы этого, если бы хитрый яхтенный капитан не сумел заинтересовать Артёма. В один из погожих летних дней он пригласил институтское начальство прокатиться на своей яхте и научил Артёма и Гальчука ловить ветер, управляя парусами.
Превратившись в усердных матросов, они с увлечением травили шкоты и по достоинству оценили этот азартный вид спорта.
— Как жаль, что учась в институте, я им не заинтересовался, — с сожалением вздохнул Артём. — Ведь чем только не занимался. И свои яхты у МАИ были.
— И у нашего института были яхты, на которых ребята гоняли по Днепру. Но у них из-за этого плохо было с учебой. Я побоялся, а теперь жалею,— вторил ему Галь-чук. — На яхте можно провести целый день, а на пляже лежать надоедает.
Вскоре к Артёму явился Зябкин с жалобой на начальника отдела.
— Он запрещает мне уходить с работы, когда этого требует Гальчук. И угрожает увольнением, — заявил он, нахально глядя на начальника отделения: — Вы уж вправьте, пожалуйста, ему мозги, чтобы меня не трогал!
— Боюсь, что мозги надо вправить вам обоим. Почему мне не доложили об этом? — нахмурился Артём, его задело, что Гальчук распоряжается его подчиненным через его голову. — Для содействия спорту я дал вашему отделу лишнюю штатную единицу. Но это не значит, что ты можешь уходить с работы, когда тебе, — он повысил голос, -г или еще кому-то, потребуется!
Ушлому Зябкину не требовалось дважды напоминать, кто им командует.
— Я все понял, — заверил он Артёма и послушно ретировался.
Но, вскоре после этого, Гальчук вызвал его к себе по какому-то вопросу и, закончив деловую часть, пожурил:
— Ты что же, запретил Зябкину выполнять мои распоряжения? Неправильно поступаешь, Артём! Так ведь можно и поссориться.
— А ты правильно поступаешь, отдавая их через мою голову? — решившись не отступать, возразил Артём. — Зябкин мой сотрудник, и это я регулирую его увольнительные с начальником отдела.
— Но это же не служебные указания, — попробовал слукавить Гальчук. — Яхта нам не принадлежит и, по сути, я обратился к нему с личной просьбой.
— Тогда сам и улаживай с начальником отдела его отлучки, раз я не при чем, — сердито заявил Артём. — Но боюсь, что он выгонит Зябкина, и будет прав!
— Ладно, понимаю. Сам хочешь распоряжаться, поскольку он твой работник, — миролюбиво закончил разговор Гальчук. — Ну что ж, может, ты и прав.
Однако после этого, отношения у них стали еще прохладнее. «Жаль с ним ссориться из-за этого Зябкина, но он должен уважать мои Права и не подрывать авторитет, — думал Артём. — Яхтой командует мой сотрудник. Поэтому приоритет должен принадлежать мне».
Не злоупотребляя своим преимуществом, в дальнейшем он все же несколько раз обращался к Зябкину с просьбой о прогулке на яхте и, естественно, не получал отказа. И всякий раз непременно приглашал Гальчука. Но тот, видимо, затаив обиду, по разным причинам отказывался. На яхте покатались многие его друзья, в том числе, семья Максименко в полном составе, и даже Колесник с супругой.
Катание вместе с «совминовцем» запомнилась Артёму тем, что позволило вспомнить вкус настоящих сосисок. Как оказалось, их по-прежнему выпускают, хотя и не для всех. В буфете Совета министров и в продовольственных заказах его сотрудников такие сосиски имелись, и Колесник захватил их с собой, чтобы угостить друзей. И когда сошли на берег, он развел костер и зажарил их, держа над огнем. Сосиски шкворчали и лопались, от них шел одуряющий аромат, и вкус был не сравним с теми, что приходилось покупать в магазинах.
Польская яхта Зябкина несомненно украсила летний отдых Артёму и его друзьям. Но, как показали дальнейшие события, в итоге принесла ему больше вреда, чем пользы, окончательно разрушив казалось бы прочную связь, соединявшую их с Гальчуком долгие годы.
Утвердившись в должности начальника отделения, Артём стал вновь думать о защите диссертации. «Это нелепо, что я так долго сижу с готовой работой. Заряженное ружье должно выстрелить! — убеждал он себя. — Ну, чего я боюсь? Что не доберу голосов? Это — не смертельно. Немного ударит по авторитету, но все знают: докторская диссертация — не кандидатская. Ее можно доработать и представить повторно».
Отделение Артёма успешно выполнило годовой план научных исследований, и он решил, что пришла пора возобновить связь с Киевом, объявив, что отпуск, предоставленный ему по просьбе начальника института, окончился. Артём уже собрался послать туда официальное письмо, но произошло событие, в корне изменившее его планы.
— Давненько что-то мы не были с тобой в ресторане, — неожиданно сказала Варя, когда они завтракали перед уходом на работу. — Будни похожи один на другой, и хочется праздника. Может сходим, отметим твою годовую премию?
— Ну что ж, я не против, — задумчиво отозвался Артём. — Только, если гулять, то лучше в компании. А кого позвать? Всех — не по карману, а оказать кому-то предпочтение, остальные обидятся...
— А давай пригласим твоего Цветко с его молодой женой, — немного подумав, предложила Варя. — Это будет интересно... и полезно. Сам говоришь, что с Борей отношения ухудшились. Тебе неплохо бы укрепить связь с начальником.
— Согласен. Но, удобно ли? — усомнился Артём. — И как отнесется его жена?
— Уверена, она будет рада. Наверное, тоже скучновато живут. И потом,— Варя находчиво развила свою идею, — пригласи и Казанцева с супругой. В хороший ресторан он пойти не откажется. Их поддержка тебе сейчас очень важна!
И вот, узнав от сведующих людей, что наиболее популярен сейчас ресторан «Звездное небо», где по вечерам давали эстрадный концерт, Артём заказал столик на шесть персон и, набравшись храбрости, позвонил сначала Казанцеву.
— Михаил Иванович, у меня дельное предложение, — преодолев робость, бодро проговорил он. — Мне подвалила солидная премия, и мы с женой идем пропивать ее в шикарное место. Я уже заказал столик на субботу. Вот, хочу пригласить вас с Ниной Сергеевной. Они с моей женой ровесницы.
— А что за кабак? — вместо ответа спросил Казанцев. — Там интересно?
— «Звездное небо», в Интуристе. Говорят, там лучше, чем где-либо. И у меня еще к вам просьба.
— Что именно? — сухо поинтересовался шеф снабженцев.
— Хочу пригласить Дветко с молодой женой. У нас отличные отношения, но немного стесняюсь. Может, это лучше сделать через вас?
— Напрасно робеешь. Пригласи сам, — сразу повеселел Казанцев. — Он о тебе очень хорошо отзывался. Не откажется! Тем более, когда скажешь ему, что и мы с Ниной там будем. Если что, — уверенно добавил он, — звони, я все улажу.
Дветко согласился сразу.
— Говоришь, интересное место? — он весело взглянув на Артёма. — Ладно, я передам Гале. Думаю, она будет рада. Мы мало где бываем, и она в Москве еще не освоилась. А твоя жена, — улыбнулся он, — ей понравилась. Она видела ее на встрече Нового года.
Вечер в «Звездном небе» превзошел все их ожидания. Столик находился в уютной ложе и был ярко освещен, а в зале царил мягкий полумрак, и лишь подсветка на потолке создавала иллюзию звездного небосвода. На небольшой эстраде выступали артисты разного жанра, а потом их сменил отличный джаз. Выпивка и закуска были отменными и, когда грянули танцевальные ритмы, все шестеро пребывали в ударном настроении.